Шелест листьев (Stirring the leaves)

«Можно победить лишь тогда, когда воспринимаешь все как игру. Предложите кому-нибудь сыграть в шахматы и скажите, что любая из пешек — его друг. Пусть считает, будто оба слона священны. Пусть любит свою королеву. И увидите, он потеряет все». Марк Лоуренс «Принц Терний»

      Задумчиво покусывая нижнюю губу, Лиззи стояла в центре своей комнаты (хотя «тюремная камера» сейчас было бы более точным описанием) и смотрела на огромный лес, расстилавшийся взору через огромное окно во всю стену. Проще всего было бы сбежать туда, но она сомневалась, и на то было несколько причин: во-первых, Кили все еще заперт в подземелье; во-вторых, у нее не было ни оружия, ни провизии, а она уже успела испытать на себе почти все опасные ловушки Лихолесья; и в-третьих, без сомнений в лесу будут стражники — Трандуил не позволит ей так легко сбежать. Поэтому вопрос о том, как именно они собираются выбраться отсюда, оставался открытым. Без Бильбо и кольца вырваться наружу казалось невозможным, а Трандуил отказывался слушать ее слова. Лиззи вздохнула, раздумывая, стоит ли раскрывать свой «дар» предвидения. Ее нутро говорило «нет», но если предположить, что это единственный способ для них с Кили покинуть Лесное царство… Открывшаяся дверь застала девушку врасплох — она чуть не подпрыгнула от неожиданности. Тауриэль проскользнула в комнату и тихо закрыла дверь, осторожно оглянувшись через плечо. Лиззи только открыла рот, чтобы спросить, что она тут делает, но Тауриэль заговорила раньше: — Я хочу, чтобы ты выслушала меня очень внимательно, — сказала она, подойдя ближе, и, наклонившись, прошептала слова тихим и напряженным голосом. — Если ты повернешь из своей комнаты налево и пройдешь по коридору вниз через два лестничных пролета, то увидишь справа комнату стражников. Там находятся все вещи вашего отряда. Возьми только то, что тебе понадобится, а затем поверни направо из этой комнаты, следуй по коридору через мост и продолжай идти, пока не дойдешь до арки по левой стороне. Там ты найдешь конюшню, где мы с Кили будем тебя ждать. Лиззи в шоке уставилась на высокую эльфийку, переваривая этот неожиданный поток указаний. — Ты все поняла? — требовательно спросила Тауриэль. Девушка моргнула. — Налево по коридору, два лестничных пролета, комната стражников справа… — начала повторять Лиззи, но тут же замешкалась. — Затем… из комнаты направо? — спросила она, заставив эльфийку кивнуть в ответ, — пока я не доберусь до арки, — закончила она. Тауриэль снова кивнула, удовлетворенная ответом. — Что происходит? — спросила Лиззи, все еще ничего не понимая. — Помогаю вам сбежать, — просто сказала она, заставив Лиззи моргнуть еще раз. — И я уже переставила караульных так, чтобы ты ни с кем не пересеклась. — Я… спасибо, — ответила Лиззи, не совсем понимая, что сказать в ответ на столь неожиданный поворот событий. Она была удивлена тому, что эльфийка помогает ей, предавая при этом своего короля. Тауриэль отмахнулась от ее растерянной благодарности и направилась обратно к двери.  — Я должна помочь Кили выбраться из подземелья, он едва может ходить, — сказала она, задержавшись возле дверной ручки. — Мы встретимся с тобой в конюшне. Помни, бери только то, что тебе нужно, — добавила она и ушла, оставив дверь открытой. Быстро взяв в руки путеводитель по Новой Зеландии и деревянную птицу, подаренную ей Бифуром, Лиззи выскользнула из комнаты так тихо, как только могла. Она и вправду не встретила ни одного стражника, но все равно старалась идти в тени, следуя указаниям Тауриэль. Она довольно легко нашла ту комнату стражи, действительно обнаружив внутри сваленные вещи их отряда. Очевидно, что все вещи были обысканы, рюкзаки небрежно оставлены открытыми, а оружие приставлено к стене. Лиззи была рада увидеть среди них и Наэтринг, и свой лук, поскольку не видела своего оружия с тех пор, как потеряла сознание в битве с пауками. Но не хватало одного меча — меча Торина, Оркриста. Найдя свой собственный рюкзак среди этой кучи, Лиззи без колебаний вытряхнула всё из него, не жалея родные вещи, которые носила с собой так долго. Затем она быстро порылась в других сумках, понимая, что компания будет сожалеть о потере некоторых вещей. Теперь в ее сумке лежали дневники Ори, ушная труба Оина и мешочек с лекарственными травами, маленькая коробочка Бомбура со специями, кисет Бофура с табаком, рисунки Гимли и жены Глоина и один из ножей Фили, который он назвал подарком своего отца. Вспомнив о карте и ключе, Лиззи также вытряхнула сумку Торина на пол, проведя рукой по его скудным пожиткам. Но там не оказалось ни карты Эребора, ни ключа от потайной двери, и поэтому она отчаянно надеялась, что они были у Торина. Если нет, то их миссии придет конец. Однако Лиззи нашла его карту Диких Земель и быстро сунула ее в свой рюкзак — но как только она это сделала, что-то выпало из сложенного пергамента и упало на пол у ее ног. Наклонившись и подняв это, Лиззи была ошеломлена, обнаружив, что держит в руках грустные высохшие остатки того, что совершенно очевидно было когда-то венком из ромашек.       Вечерний туман был густым. Маленькая лодка бесшумно плыла по тихим водам озера, но ее владелец, казалось, не испытывал никаких трудностей с управлением лодкой. Судно уверенно преодолевало глыбы льда, которые уже начинали украшать озеро, несмотря на то, что до настоящей зимы еще далеко. Это было наглядным напоминанием о том, насколько суровым может быть холодный северный климат. Внезапно возникшие из тумана безлюдные руины вызвали некое мучительное чувство у пассажиров этой лодки, но Бард быстро провел их через них. Торин молчал, проплывая мимо разрушенных строений, он очень хорошо знал, что это такое — унылые остатки огромного роскошного города, который когда-то стоял на берегу озера, но разрушенного Смаугом. Хотя он уже целую вечность не бывал в Озерном городе, король знал, что это всего лишь грустная тень его прежнего богатства. Мужчина стоял, прислонившись к краю лодки, и смотрел в туман, когда Бофур подошел к нему сзади. — Ты ведь понимаешь, что нам не хватает двух человек? — сказал он, и жесткие нотки исказили его обычно веселый голос. — Ты же сам видел, что не было никакой возможности вернуться за Кили, а что касается Элизабет… — он сделал паузу и вздохнул, зная, что Бофур интересуется именно ею, своей приемной семьей. — Тогда в темнице она заставила меня пообещать, что мы уйдем без нее, — сказал он, надеясь, что его слов будет достаточно для завершения разговора. — Да, именно об этом я и хотел с тобой поговорить, — сказал Бофур, облокотившись на деревянные перила рядом с ним, удивив его своим беспечным пренебрежением к отсутствию Элизабет. — Забавно, что из всех нас она разговаривала именно с тобой, — сказал он, явно выуживая информацию, что заставило Торина задуматься, как много хитрый гном знает о разговоре с Элизабет в камере. Панибратское поведение Бофура в такой момент разозлило Торина. — Трандуил считает, что мы помолвлены, и мы должны были придерживаться этих ролей, — хрипло сказал он, отказываясь встречаться с ним взглядом — вместо этого он смотрел на воду. — Ах, так ты поэтому ее поцеловал? — невинно спросил Бофур. Уши его шапки все еще были мокрыми и свисали вниз. Торин бросил на него острый взгляд, и Бофур криво усмехнулся в ответ, ничуть не смущенный гневом своего короля. — Тюремные решетки не особо прячут, Ори открывался хороший вид на твою камеру, — добавил он в качестве объяснения. Торин снова перевел взгляд на воду. — Чего ты хочешь, Бофур? — прямо спросил он, желая, чтобы тот уже перешел ближе к делу. После паузы гном в шапке заговорил: — Я хочу, чтобы ты был внимателен и обдумывал свои действия, — медленно произнес Бофур, повернувшись спиной к воде и оперевшись локтями о край судна. — Лиззи — милая девушка, и она часть моей маленькой семьи, и я был бы рад, если бы она осталась в Эреборе, и я хочу видеть тебя счастливым. — Но… — добавил он, делая акцент, — факт остается фактом: она из другого мира и еще не определилась, останется ли она, когда закончится наша миссия, — Бофур понизил голос, наклонив голову к Торину, и капли воды с его шапки упали на палубу лодки. — Я не стану обвинять тебя в неискренности твоих чувств — я слишком хорошо тебя знаю, и это первый раз, когда я вижу, что бы ты так волновался из-за женщины, которая не твоя сестра, просящая тебя посидеть с ребенком, — добавил он с усмешкой, а затем снова стал серьезным. — Просто… либо продолжай делать это от всего сердца и убеди ее остаться, либо прими то, что вы должны будете расстаться друзьями невзирая на ее чувства. — Я не собираюсь играть с ней, — твердо ответил Торин, раздраженный тем, что его честь подвергли сомнению и тем, что ему пришлось оправдываться и защищаться. Оглядываясь назад, можно было смело сказать, что его поведение не было безупречным, когда дело касалось Элизабет: он слегка съежился, вспомнив, как угрожал ей перед самым прибытием в Ривенделл, как кричал на нее в Карроке и какие вольности позволил себе в той камере. Бофур кивнул. — Это все, что я хотел услышать, — просто сказал он, а затем хлопнул короля по спине и снова оставил Торина в одиночестве. Мужчина оставался невозмутимым в течение долгих минут, но его напряжение было очевидным для всех. Ему не очень-то нравилось оставлять позади Кили или Элизабет, но он искренне считал, что это был лучший вариант, если они хотят, чтобы их миссия продолжалась. Единственная проблема, однако, заключалось в том, что он больше не мог полагаться на знания Элизабет, а она ничего не говорила ему о надвигающейся гибели его племянников, и этот факт холодил его сильнее, чем промозглый ветер в мокрой одежде. Его слова, сказанные Фили, были достаточно правдивы: Кили будет в безопасности в Лихолесье от любой судьбы, которую, как полагала Элизабет, была ему уготована. Теперь Торин должен был заботиться только о безопасности Фили… но как он мог сделать это без нее и ее знаний? Погруженный в свои мысли Торин внезапно услышал тихое восклицание одного из людей позади него: все смотрели в темноту, и он машинально шагнул вперед, чтобы посмотреть, что же привлекло их внимание. И там, словно видение, сквозь туман перед ними возникла… Одинокая гора. Ее величественный силуэт возвышался над озером, столь же устрашающий, сколь и приветливый. Все было знакомо: темно-серый камень, снежная вершина и ее зубчатые очертания на фоне тяжелого неба. Торин почувствовал сильную боль в груди при виде своего дома, своего королевства, и отвернулся, сдерживая эмоции. Мгновение спустя он почувствовал на своем плече знакомую и успокаивающую руку: Балин вместе с Двалином подошли и встали рядом, без сомнения, почувствовав его смятение. — Ты в порядке, друг? — спросил его старый гном с отеческой заботой в голосе. Торин глубоко, прерывисто вздохнул, не зная, как выразить свои тревожные мысли Балину. — Мы не должны были оставлять их там, у нее были нужные нам знания, — тихо сказал он друзьям, оглядываясь в сторону берега, где было Лихолесье, скрытое сейчас низкими облаками. Король на мгновение задумался, волновался ли он также за девушку, если бы между ними не появилось этой связи, если бы она оставалась его советником и никем больше. Он почувствовал тревогу, обнаружив, что не может ответить сам на этот вопрос. Наступило долгое молчание, и ни один из двух его ближайших друзей, казалось, не собирался его нарушать. Торин вздохнул и наклонился вперед, чтобы опереться руками о борт лодки.  — Я не знаю, что делаю, Балин, — наконец признался он, и слова сами собой слетели с его губ. — Я не могу действительно жениться на ней. — Почему нет? Торин взглянул на него, слегка удивленный вопросом и отсутствием осуждения в голосе Балина.  — Человеческая женщина на троне Эребора… — он слегка покачал головой, с горечью ощущая потерю такого будущего еще до того, как оно наступило. — Даже если бы я этого захотел, другие кланы восстанут против нашего брака. — Ты хочешь этого? — тихо спросил Балин. Последовало еще одно молчание, на этот раз еще более долгое, чем прежде. Да, он хотел этого — тогда в лесу он был в ужасе от мысли о потере Лиззи после нападения пауков, и это заставило его осознать свои чувства, которые постоянно бурлили где-то глубоко внутри. Гномы были моногамной и упрямой расой: в тот момент, когда он понял, что любит ее, он знал, что для него никогда не будет другой женщины, независимо от того, останется ли она в Средиземье после завершения их миссии. Мужчина вдруг вспомнил видение, которое эльфийская ведьма показала ему еще в Ривенделле, где он был не только Королем под Горой, но и отцом двоих детей: мысль о том, что Элизабет — их мать, заставила его сердце одновременно и биться чаще, и сжиматься в груди. Ведьма сказала, что это одна из возможных версий будущего, что он один из немногих в этом мире, кто действительно волен решать свою судьбу, и в этот момент Торин решил, что будь он проклят, если позволит ей ускользнуть из его рук. — Ты помнишь, как Дис пришла к конклаву просить разрешения выйти замуж за шахтера? — спросил его Балин, прервав его размышления. — К чему это? — спросил Торин в ответ в недоумении. — Ты сказал ей, что она заслуживает счастья независимо от того, где она его нашла… после всего, что ты сделал для нашей расы, разве ты не заслуживаешь того же? — продолжил он, и его голос был добрым и ласковым. Торин молчал, его руки крепко сжали перила в ответ. — Я не думаю, что среди нас найдется хоть один человек, который действительно был бы против видеть мисс Элизабет королевой. Она может быть… другой, но она добрая и храбрая, — он слегка усмехнулся. — И ты видел ее в Эред Митрине: возможно, ей придется столкнуться с некоторыми трудностями, но она производит впечатление верного и дружелюбного человека. Мягко говоря, проблема была в том, что одно дело — быть членом его отряда или даже быть принятой в клан гномов, и совсем другое — сделать ее своей королевой. Но до сих пор ей удавалось очаровывать почти всех, кого встречала на их пути. Торин помнил, как она с головой погрузилась в обучение владению оружием, как твердо решила стать лучше, и знал, что она с таким же благородством и решимостью примет вызов стать его королевой. — Двалин? — спросил он, поскольку его второй друг стоял в молчаливом раздумье и еще не высказал своего мнения. — Она хороша для тебя, — сказал он после долгой паузы, его голос был хриплым, и он явно избегал смотреть Торину в глаза, очень долго подбирая нужные слова, что было нехарактерно для него. — Она… она нужна тебе, — закончил он, и у Торина не могло не сложиться впечатления, будто его старый друг либо что-то скрывает от него, либо не высказывает своего мнения полностью. Торин слегка покачал головой. — Она возвращается в свой мир, — тихо сказал он, переходя к сути дела. Все эти рассуждения о ее пригодности в качестве королевы или даже о том, отвечает ли она взаимностью на его чувства, были излишни, если она не собиралась оставаться в Средиземье. В конце концов, ее ждали совсем другая жизнь и семья. — Нет, если тебе есть что сказать по этому поводу, — твердо сказал Балин, — я уверен. Торин слегка кивнул: может быть, Лиззи и ждет ее мир, но гном был достаточно жаден и эгоистичен, чтобы хотеть, чтобы девушка осталась в его мире. Их разговор был прерван Бардом, который многозначительно покашлял, и гномы повернулись к нему лицом. — Мы приближаемся к таможенной заставе, — коротко сказал он, не отрывая глаз от воды и поворачивая штурвал. Снова повернувшись лицом к озеру, отряд смотрел, как в густом тумане перед ними медленно открывался Озерный город.       Ошеломленная Лиззи держала в руках практически осыпавшиеся ромашки. Стебли высохли, а большинство лепестков опало, но она все равно узнала его. Тот самый венок, который она сделала Торину, когда они сидели на лугу у Беорна. Тогда он сказал ей, что означает ее имя на Кхуздуле. Девушка сильно удивилась тому, что Торин хранил венок все эти недели, а потом вспомнила, что Кили рассказывал ей о ритуалах ухаживания гномов, о том, что женщина дарит цветы в знак своей благосклонности. Чувствовал ли он уже тогда что-то к ней? Она почувствовала, как сердце быстро забилось в груди, а щеки покрылись румянцем от смущения. Внезапно за спиной послышался знакомый мелодичный голос, прервавший ее размышления. — Я думаю, что вы правы, леди Элизабет, — произнес Трандуил, стоя в дверях. Его слова заставили девушку резко развернуться в шоке и ужасе от того, что ее поймали. Король эльфов все еще был одет в свои золотые одежды с пира и с короной на голове. Он выглядел очень устрашающе, преграждая ей путь к отступлению из этой комнаты и царственно держа обе руки за спиной.  — Вы определенно не нужны мне взаперти… — медленно добавил Трандуил, пристально смотря на девушку и слегка склонив голову набок. Лиззи посмотрела на стену, к которой было приставлено оружие, хотя и понимала, что попытка бежать будет бесполезной и глупой. Трандуил вздернул подбородок, глядя на нее сверху вниз, а ее глаза лихорадочно метались по комнате, как у испуганной мыши. — Вам точно обещали долю сокровищ, — продолжал он говорить своим глубоким голосом, его интонация была весьма убедительной и властной, король продвигался вглубь комнаты размеренными, неторопливыми шагами. — Если вашему королю удастся победить дракона, вы потребуете ожерелье, которое я описывал вам, как часть вашего долга… В обмен на ваше слово, что вы вернете его мне, я позволю вам уйти и великодушно забуду об участии Тауриэль в этом маленьком плане. Не видя никакого другого выхода, Лиззи тяжело сглотнула, ее язык заплетался во рту, она осторожно кивнула в знак согласия. Трандуил улыбнулся и вытянул руки вперед, держа в них Оркрист. — Держите, — сказал он, протягивая меч вперед. — Считайте это подтверждением нашей сделки, — добавил мужчина, и Лиззи трясущимися руками взяла меч Торина за рукоять. Король эльфов вежливо склонил голову. Его серебристо-серые глаза блестели с некой забавой, на его лице появилась легкая удовлетворенная улыбка. — Желаю вам быстрой дороги, миледи… И я жду с нетерпением нашей следующей встречи, — с намеком добавил он.       Путь из подземелий был медленным и напряженным, Кили и Тауриэль тихо шли по коридорам и мостам лесного царства, направляясь к конюшням. Несмотря на риск быть пойманными, в тайне Кили радовался, что плотно обхватывал Тауриэль вокруг талии, пока она помогала ему идти. И он не в шутку хромал, несмотря на то, что его рану подлечили. Когда Тауриэль вернулась отпереть дверь его темницы, Кили понимал, что она не должна помогать ему, чтобы не попасть в беду с эльфийским королем. Свирепый и вызывающий взгляд, которым эльфийка одарила его тогда, заставил его заткнуться и покорно принять помощь. Им чудом удалось добраться до конюшен без происшествий, Тауриэль велела ему упаковать сумку для седла, полную провизии. Мяса не было, только фрукты, овощи, овес и какой-то странный хлеб, завернутый в листья, но Кили упаковал всего понемногу. Тем временем Тауриэль вывела из конюшни гнедого коня, который тихонько заржал, когда она начала седлать его. Кили осторожно приблизился, лошадь была гораздо крупнее пони, на которых передвигался их отряд в походе, но животное казалось достаточно дружелюбным. Он протянул на ладони яблоко, лошадь понюхала фрукт, а потом начала исследовать его волосы своим большим носом. Кили было уже хотел спросить, как зовут лошадь, как вдруг в арочном проходе рядом с ними появилась Лиззи. Она выглядела взволнованной и всё оглядывалась назад. На одном плече у нее болтался рюкзак, на другом — два колчана, на поясе висели Оркрист и Наэтринг, а в руках она несла два лука — свой собственный и тот, что принадлежал Кили. — Тебя видел кто-нибудь? — сразу же спросила Тауриэль. — Нет, — пробормотала в ответ Лиззи. Девушка избегала его взгляда, когда передавала ему лук и колчан. Хорошо, что оружие вернулось — без него он чувствовал себя не в своей тарелке. Тауриэль удовлетворенно кивнула. — Сюда, на лошадь, — сказала она, наклоняясь и сплетая руки, чтобы помочь Кили взобраться на высокого и крупного коня. И снова эльфийке стало непривычно, что Кили смотрел на нее сверху вниз, а не наоборот. Вслед за ним Тауриэль быстро помогла и Лиззи сесть на лошадь позади Кили и передала ему поводья. — Она доведет вас до края леса, но я сомневаюсь, что лошадь будет пересекать границу — вам придется пройти пешком до горы, — сказала она, ее рука скользнула по шее лошади рядом с рукой Кили. — Провизии должно хватить на некоторое время. — Тауриэль, — внезапно раздался голос у них за спиной, заставив эльфийку напряженно замереть. Кили с Лиззи обернулись и увидели эльфийского принца, Леголаса (вроде так, по мнению Кили, его звали), стоящего в дверях конюшни. Они оба почувствовали, как вся надежда на спасение умирает в груди. — Что ты делаешь? — требовательно спросил принц, входя в комнату, его движения были быстрыми и агрессивными. Тауриэль повернулась к нему, на лице ее была решительность, а плечи жестко отведены назад. — Я делаю то, что считаю правильным, — сказала она мягким и твердым голосом. — Ты идешь против воли короля, ты освобождаешь пленников! — возразил Леголас, положив руку на рукоять кинжала, висевшего у него на поясе. — И какое преступление они совершили? — воскликнула Тауриэль, шагнув вперед, и посмотрела на эльфийского принца сверху вниз. — Разве это преступление приехать раненым и искать нашей помощи? — она покачала головой, локон ее волос слегка взметнулся. — Они не должны расплачиваться за спор их короля с нашим. Леголас медленно покачал головой: — Мне очень жаль, но я не могу этого допустить, — твердо сказал он, отворачиваясь от них. — Стой! — крикнула Лиззи, неуклюже спрыгивая с лошади. — Подожди… — сказала она, тяжело приземлившись на ноги, и схватила Леголаса за рукав туники, оттаскивая его назад, за пределы слышимости. Эльфийский принц искоса посмотрел на нее, но выражение его лица быстро сменилось удивлением, а затем интересом, когда Лиззи яростно зашептала ему. Хотя Кили было интересно, что его подруга говорила принцу, он не мог не думать, что это был последний момент, когда он может поговорить с Тауриэль, ведь, вероятно, они снова будут заключены под стражу. — Тауриэль… — тихо произнес он, отвлекая ее от разглядывания Лиззи и эльфийского принца. Он наклонился вперед и, схватив ее за руку, поцеловал мягкую ладонь женщины. — Что бы ни случилось… Спасибо, — сказал он тихо и искренне. На ее лице появилась мягкая удивленная улыбка. — Не за что, — сказала она, сжимая его руку в ответ, ее голос был таким же тихим. — Я же увижу тебя снова? — спросил он, все еще держа ее изящную ладонь своей большой и грубой рукой. Тауриэль кивнула, улыбка на ее лице стала шире. — Я уверена в этом. Лиззи появилась у нее за плечом, эльфийский принц же стоял все там же, напряженно наблюдая за девушкой. — Пойдем, — просто сказала Лиззи, как будто их и не поймали. Отпустив руку Кили, Тауриэль снова помогла девушке сесть на лошадь, и гном удивился, что Леголас ничего не делал, чтобы остановить ее. Тауриэль взглянула на своего друга, больше не протестовавшего против их побега, а затем шлепнула коня, что-то прошептав ему на эльфийском. Животное рысью двинулось вдоль конюшен и через арку вышло в лес. Кили спиной чувствовал, как эльфийка не спускала с него своих карих глаз. Наступила ночь, но лошадь, казалось, не испытывала никаких затруднений, увеличивая свой темп до галопа без каких-либо действий с его стороны. Кили переживал, что их может схватить стража, но они передвигались без каких-либо препятствий. Он все не мог понять, что же Лиззи сказала эльфийскому принцу, заставив его отпустить их. Это было совершенно нелогично — они должны были быть уже в темнице. Кили собирался было спросить Лиззи, как она заговорила первой. — Она кажется милой, — напрямую сказала девушку, очевидно, имея в виду Тауриэль. — Лиззи, если ты скажешь еще хоть слово, я начну расспрашивать о том, что именно произошло между тобой и моим дядей в той камере, — возразил он, будучи не в настроении, чтобы кто-то его дразнил на эту тему. Путешествие галопом по темному лесу продолжилось в молчании.       Тауриэль стояла в центре конюшни и с каким-то странным ощущением в груди смотрела, как лошадь скрывается из поля зрения вглубь леса. Она услышала тихие шаги Леголаса, подошедшего к ней по разбросанному сену конюшни. Он встал рядом, так же наблюдая за удаляющимся странным дуэтом. — Что она тебе сказала? — тихо спросила женщина, удивляясь его внезапному равнодушию к попытке побега и измене королю. Леголас долго молчал, а потом заговорил размеренным тоном, все еще глядя в сторону арки. — Она сказала мне, что обладает странным даром предвидения, — сказал он, заставив Тауриэль удивленно моргнуть. — Придет время, и я покину Лихолесье и отправлюсь в Ривенделл, а оттуда направлюсь в еще более долгое и опасное путешествие… Она сказала, что когда придет это время, я смогу с абсолютной уверенностью сказать отцу, что вернусь, — закончил он низким голосом. После его слов между ними повисло долгое молчание, потом Леголас вздохнул и покачал головой. — Мы не должны были позволить им уйти, — добавил он нехотя. — Мы поступили правильно, — заверила его Тауриэль. Он все равно выглядел неубежденным. — Стая орков пересекает наши границы и пытается убить наших пленников… Когда мы позволили злу стать сильнее нас? — спросила эльфийка. — Такое оскорбление не может остаться без ответа, мы должны найти их. Леголас взглянул на нее. — Ты будешь охотиться на несколько десятков орков в одиночку? — скептически спросил юноша. — Я надеялась, что не останусь одна, — ответила Тауриэль, многозначительно посмотрев на него и на оружие, которое у него висело на поясе. Леголас покачал головой. — Это не наша борьба, — просто сказал он. — Это наша борьба, — возразила она, ясно видя в нем в этот момент сходство с отцом: желание пойти по более легкому и безопасному пути. — Разве мы не часть этого мира? Мир, где эльфы, гномы и люди должны работать вместе против общего врага, а не сражаться между собой? — обратилась она к нему. — Я знаю, ты чувствуешь это, Mellon*, ты чувствуешь движение зла в деревьях и вестников войны на ветру. Если твой отец добьется своего, мы будем ежедневно сражаться за наш маленький островок свободы и жить вдали от света, в то время как те, кто должен быть нашими союзниками, будут сражаться и погибать… И когда придет время, мы будем стоять в одиночку против тьмы и так же падём. — И что же ты хочешь, чтобы мы сделали? — спросил Леголас с ноткой нерешительности в его голосе.  — Для начала… — сказала она с легкой улыбкой, понимая, что ее слова дошли до него, — я бы хотела, чтобы ты присоединился ко мне на охоту.       Приблизившись к таможенной заставе, Торин и его отряд выпрямили спины и сжали челюсти, будучи не до конца уверенными в том, какой прием их ожидает. Бард умело направил их лодку прямо по каналу и остановил ее рядом с несколькими деревянными хижинами. Из одной из них быстрым шагом вышел пожилой человек в изодранной одежде, но с веселым настроем. — Досмотр товаров! Документы, пожалуйста! — крикнул он, а затем увидел необычный «груз» из двенадцати гномов и одного хоббита. Он шокированно оглядел каждого из них, рот слегка приоткрылся, демонстрируя немногочисленные зубы. — Э-э… А есть товары, чтобы их, э-э… задокументировать, Бард? — спросил он наконец, и его голос перешел в слабый писк, когда он вновь уставился на них всех, широко раскрыв глаза и явно нервничая. — Эти люди запросили проход через ворота, они хотят поговорить с бургомистром, — спокойно и уверенно ответил Бард, доставая при этом из кармана пачку бумаг. — Остальная часть груза — это партия пустых бочек из лесного царства. — Скажи мне, Бард… ты принимал какую-нибудь оплату от своих пассажиров? — спросил кто-то с сальной интонацией, выдергивая листок бумаги из пальцев Барда. Человек, вышедший из хижины, был сгорблен, хотя его черная одежда была немного лучше той, что носили сборщики пошлин. Его пожелтевшие зубы казались слишком большими для рта, а лоб представлял собой тяжелую непрерывную линию над переносицей крючковатого носа, придавая всему образу крайне неприятный вид.  — Да, — признался Бард, опуская голову, чтобы посмотреть вниз на другого мужчину. — Так уж получилось, что ты имеешь лицензию лодочника, а не перевозчика, — сказал он, отбрасывая бумаги и выжидающе протягивая грязную руку. — Давай. — Нет, — просто сказал Торин, его голос был громким и глубоким, как отдаленный гром, гном сразу же невзлюбил этого человека. Он скрестил руки на груди, привлекая всеобщее внимание к своей внушительной фигуре. — Мы заключили с ним сделку, он держит деньги. Горбун несколько раз моргнул как сова, прежде чем окинуть взглядом остальную потрепанную компанию.  — А ты вообще кто? — потребовал он грубо. — Мы не имели дел с гномами с тех пор, как… — С тех пор, как река текла золотом, а этот город был центром всей торговли на севере, — закончил за него Торин, совершенно не впечатленный этим отвратительным маленьким человеком. — Если у тебя есть хоть капля здравого смысла, то ты отведешь нас к бургомистру без дальнейших вопросов. Торину показалось, что он собирается отказаться, но мужчина неохотно выпрямил сгорбленную спину и позвал их за собой.  — Тогда следуйте за мной, — угрюмо сказал он. Отряд один за другим начал сходить с лодки, но Торин держался рядом с Бардом. — Альфрид — слуга бургомистра, — тихо сказал Бард, стараясь говорить тихо. — Все они здесь — напыщенные бюрократы и скупердяи. Какие бы дела у вас с ними ни были, я советую вам быть осторожными, — дал он совет гному. Торин понимающе кивнул, слегка склонив голову в сторону мужчины в знак благодарности. — Спасибо тебе. — И тебе, — сказал Бард, похлопывая по карману, в котором лежал кошелек с монетами. Когда Торин сошел с лодки на причал, Бард вернулся к рулю. — Я замерз, устал и готов вернуться домой, так что желаю вам хорошего вечера, — добавил он, почтительно кивнув на прощание гномам, прежде чем направить лодку через ворота, которые были открыты для него, и исчезнуть в городе. Тишину нарушал Альфрид, который издавал недовольные звуки, похожие на вздохи и фырканье. — Сюда, пожалуйста. Отряд последовал за ним, направляясь в центр города. Деревянные мостовые и мосты скрипели под их тяжелыми шагами. Торин оглядел город: действительно наступила ночь, вокруг было очень мало людей, а те, кого они видели, быстро скрывались из виду. Постройки были сделаны из выцветшего, потрескавшегося дерева и, казалось, были возведены совсем неумелыми руками. Повсюду виднелись признаки ветхости и запущенности. «Этот город устал» — такая ассоциация возникла в голове короля. Миновав поистине отвратительную статую того, кто, как можно было догадаться, был бургомистр города, они достигли главного здания и поднялись по ступеням. Альфрид открыл для них дверь, но у него не хватало вежливости пропустить их вперед, он приоткрыл дверь чуть-чуть, ожидая, что они последуют за ним. Внутри ратуши царил полумрак и пахло плесенью. Повсюду лежала пыль, а полы выглядели так, словно их давно не подметали. Их провели в просторную, но совершенно безвкусную гостиную, где перед бледно мерцающим камином стояло большое выцветшее кресло, которое, возможно, когда-то было даже вполне роскошным.  — Извините, что беспокою вас так поздно, сир, — маслянистым голосом произнес Альфрид, обращаясь к сидящему в кресле человеку с почтением, с которым обычно обращаются к королю, а не к избираемому чиновнику. — Но некоторые… э-э… люди хотят увидеть вас. — В такое время? Что за чушь, я не потерплю этого… — начал было говорить тот, кто сидел в кресле, шатаясь и поворачиваясь к ним лицом с чересчур полным стаканом бренди в руке. Он бросил на них один взгляд, после чего его слова резко оборвались от шока при виде многочисленных гномов в его гостиной. Мужчина едва напоминал статую в городе, будучи старше, толще и обзаведясь лысиной. У него были растрепанные, явно окрашенные в красный цвет локоны, свисающие вокруг его ушей. У него также были криво уложенные усы, которые свисали с одного конца сильнее, чем с другого. Одет он был в откровенно нелепую ночную рубашку с пожелтевшими, заплесневелыми кружевными оборками вокруг шеи. — Кто вы, черт возьми? — разгневанно спросил нелепый мужчина, восстановив самообладание и стараясь казаться устрашающим. В общем, Торин сделал вывод, что он был таким же невпечатляющим, как и его слуга. Король гномов медленно шагнул вперед и наклонил подбородок, чтобы посмотреть в пятнистое лицо хозяина. — Я Торин, сын Траина, сына Трора, Король под Горой, — просто сказал он, позволяя силе просочиться сквозь свой голос и разнестись по всей комнате. — И я пришел, чтобы вернуть свой дом. Бокал бренди выпал из руки бургомистра Озерного города, разбившись вдребезги от удара о пыльный пол. __________ *Mellon — друг (синдарин)