***
С тех пор прошло еще два года, ни один день из которых не счел нужным свести меня с тем парнем, на ком я и поставила жирную точку, забрызгав все чернилами; он являлся Кирой, и, не находя объяснений этому заявлению, я продолжала настаивать на своем.***
Кожаные туфли скрипнули, и, сделав завершающий шаг, обладатель до блеска начищенной обуви рухнул в кресло, тяжело опуская голову на левое плечо. Бирюзовые глаза слабо сверкали из-под длинных ресниц, а русые волосы, чуть спадавшие на плечи, как и раньше переливались слабыми оттенками золотистого пшена. Хмурый взгляд, что наделял в кожу облаченного парня, моментами останавливался то на тускло светившейся лампе, то на щелкающем чем-то парне, намертво слившегося с сидением дивана. — Заскучал, Мэлл? — усмехнулся геймер, откладывая приставку в сторону и, достав ментоловую сигарету из помятой пачки, сжал ее в губах. — Неужто желание обойти Ниа погасло в тебе быстрее, чем вон та свеча? — Заткнись, Мэтт, — отмахнулся парень, шурша оберткой от шоколада, что давно поджидала его на небольшом деревянном столе с побитыми углами и исцарапанными ножками. — И без тебя проблем достаточно... Парнишка лишь одарил товарища очередной высмеивающей ухмылкой, закинув руки за голову и томно вздохнув. — А помнится мне, — выпустив облачко дыма из уст, начал он, поглядывая на собеседника, — что в Вэмми наш маленький Мэлло был настоящим романтиком и, если не ошибаюсь, даже был влюблен... — Хватит молоть чепуху, — с презрением рыкнул блондин, рассматривая шоколадную плитку со всех сторон. — Я даже ее имени не помню. Мэтт лишь щелкнул языком, вновь потягивая руки к одинокому PSP, лежавшему на столе и дожидавшемуся своего единственного хозяина; хозяина, в глазах которого искорки всевозможных догадок исполняли грандиозную симфонию. — Значит, тебя это все-таки волнует? — удивился парень, в последний раз затянувшись, после чего вдавил сигаретный окурок в пепельницу. — А я знал... — Ни хрена ты не знал, — огрызнулся голубоглазый, закидывая ноги на стол и недовольно косясь на геймера. — Я об этой замухрышке вообще вспоминать — не вспоминал. Помню лишь, что она все время хныкала и выводила меня из себя. И больше ничего. Комната погрузилась в неловкое молчание, и лишь щелчки приставочных кнопок нарушали глубокую тишину, царившую между двумя товарищами, иногда поглядывавшими друг на друга. — Прошло пять лет, — наконец выдал блондин, отшвыривая в строну сладость, которая удачно проехалась по лакированной поверхности дубового стола. — Мы уже совсем другие. Представь, Мэтт... Эта плакса узнает, что я Босс Мафии. И? Представь, как больно ей станет? Хотя, как бы там ни было, мне давно плевать на нее и чувства, что плещутся в этой наивной девичьей душонке. — Я и не сомневался в твоей эгоистичности, Мэлл...***
Обмотавшись шарфом, я торопливо переступаю с ноги на ногу, желая скорее добраться до дома и забиться в угол, зажав в руках все ту же деревянную рамку. Отныне я всегда буду приходить в Вэмми, зная, что меня там ждут и верят в мое счастливое будущее, которого, к сожалению, уже никогда не будет на моем веку. И вот, я вновь попадаю под суровый Уинчестерский дождь, еле сдерживая слезы, обиду и горечь разочарования, которые червем проедают мне сердце. « — А чей это Розарий, Хлоя? — Чей Розарий?.. Его. — Я... Извините... » Холодные потоки воздуха заставляют мое тело ежиться, биться в судорогах и просто коченеть на ходу. Я чувствую, как сознание стремительно покидает мой разум, но ноги, словно на автомате, продолжают вести меня к небольшому пятиэтажному зданию, где и находится моя скромно обставленная квартирка. И когда ключ вновь поворачивается, а замочная скважина издает неприятный скрежет... Я вхожу в комнату, и моему взору предстает крошечное тело Жаклин, с первого взгляда, греющееся у камина. Но на самом деле... — Жаки?.. — скинув с ног ботинки, я в панике кидаюсь к кошке и прикладываю ладошку к мягкому животу, понимая, что слез мне не сдержать; да и зачем нужно? — Жаки, нет... Холодные лапки потеряли свои розовые нюансы, обернувшись белыми и безжизненными подушечками, прикосновение к которым оставляет на коже неизлечимую рану. Больше не слышно забавного сопения, не слышно шороха длинных когтей... Да и мурлыкающий моторчик навсегда заглох, потеряв все свои девять жизней. — Спи... Спокойно... — утыкаюсь носом в густую шерсть животного, ловя себя на мысли, что отныне я — ничтожна и абсолютна одинока. « Не сдавайся, Хлоя. Нельзя! » — этот строгий голос продолжает звенеть в моем подсознании, тем самым усиливая истерику и беспрерывное течение слез. — « Пожалуйста... »