Кэрри в Средиземье.

      Беженцы всё-таки сумели добраться до Хельмовой Пади без лишних потерь со стороны своего немногочисленного отряда. Пока у реки шёл ожесточённый бой, где сыны, мужи и братья проливали собственную кровь, уничтожая тварей Саурона, жёны, дети и сёстры из последних сил влачили ноги, дабы жертвы были не напрасны. Едва люди показались в пределах видимости стражи на стенах крепости, как врата были немедленно открыты, а навстречу им уже спешили земляки, кому помогая, кого занося. В узких улочках кто-то встречал своих кровных родичей, а кто-то наоборот искал их среди прибывших. Некоторые радовались возвращению и воссоединению семей, а некоторые рыдали по тем, кто пал.       Племянница короля не посмела не оказать посильной помощи тем, кто нуждался, однако её мысли были в этот момент очень далеки и неслись туда, где сейчас, должно быть, гремел бой не на жизнь, а насмерть. Грубое дорожное платье сбилось в пыли, а волосы трепались на ветру, но Дева Рохана не обращала внимания на эти мелочи, прикидывая в уме - сколько выживших будет, и будут ли вообще. Какая-то женщина с сединой окликнула её и она повернулась на зов. - Госпожа! Спасибо Вам, Вы нас спасли. - Эовин улыбается и сжимает плечо роханки, отходит к стене и поднимает голову вверх: небо затянуто тучами, которые готовы уже пролить дождь, ветер с переменами то рвёт штандарты, то утихает перед тем, чтобы вновь напомнить о тяжёлых временах. Для Эовин это был своеобразный знак - битва за Рохан только начинается, и ещё неизвестно, кто останется жив, ибо на победу у людей слишком мало шансов. - Госпожа! - Слышит она вновь. - Госпожа! - Да? - Откликается Дева. - Что-нибудь видно на горизонте? - Нет, Госпожа! Никого, тишина. - Не к добру... - бормочет Дева, обнимая себя за плечи. - Госпожа! - Тот же голос опять беспокоит ее. Она поворачивается и видит перед собой старуху, держащую за руку невысокую светловолосую девушку, поникшую головой. - Это дитя потеряло семью... Я пыталась узнать у неё имя, но она молчит, должно быть, сильно напугана. - Эовин хмурит брови и подходит ближе - "сирота" поднимает голову и смотрит на неё большими, но не испуганными глазами. - Пойдём, - мягко говорит роханка, - подыщем тебе ночлег, скоро стемнеет. - Девушка идёт следом, изредка окидывая любопытным взглядом стены, хижины, улочки, представляя, как через несколько часов всё это будет покрыто кровью, пеплом и огнём. Эовин внимательно следит краем глаза за воспитанницей, отмечая, что для сироты, которая осталась без крова и семьи, та чересчур спокойна: в глазах нет слёз, ужаса или страха перед Тьмой, лицо чисто и не изображает внутреннею муку, волосы не сбиты, как у большинства её товарок, а одежда непокрыта пылью и грязью. Она явно не сбивала ног, чтобы добраться сюда. В общем и целом "сирота" не похожа на сироту, хотя бы только потому, что от неё не исходит волн слабости. - Твои родители погибли? - Вопрошает Дева, на миг повернувшись лицом к девушке. Та вздёргивает голову и многократно кивает, поджимая губы. "Она не понимает происходящего и наверно долго была без сознания". - Заключает роханка, помогая "сироте" подняться по ступням. - Есть хочешь? - На что получает утвердительный кивок, и добавляет: - Оставайся здесь и жди: я принесу тебе всё. - Дева заводит в небольшую чистую комнату воспитанницу, а сама уходит, неплотно притворив дверь.       Оставшись одна, незнакомка обходит всю каморку несколько раз, а затем забирается на табурет. Кэрри Уайт отнимает голову от колен только тогда, когда входит Эовин, держа в одной руке свёрток, должно быть с вещами, тогда как второй рукой она несла поднос. "Сирота" ничем не высказала своего удивления - она-то думала, что дамам высокого происхождения не пристало обслуживать каких-то там беженцев, даже, если они сильно нуждаются. В её родном городе так бы не поступили.       Кэрри принимает поднос и ставит его себе на колени, улыбается и кивает, Эовин улыбается в ответ и уходит...