Обратная сторона победы

— То есть ты считаешь, что взять штурмом какую-то арену для подпольных боев важнее, чем заполучить ценный козырь? — резко спросил Койот — Даже если «дочка» окажется поддельной, она может знать важную информацию, может вывести нас к самому Санти… Занзасу хотелось вышвырнуть его за порог, еще когда тот принялся с презрением оглядывать превратившуюся в пепелище гостиную. Как будто это он был здесь хозяином, а Занзас наследил у него в прихожей. И злило ужасно, что Маммон молчал. Будь у Занзаса точная уверенность, что девка — настоящая дочь Санти, сейчас не пришлось бы хвататься за соломинку и испытывать гребаную неловкость перед старперами. — Этим занимается Маммон. Но чем дольше мы тянем с атакой, тем сильнее Санти уверится, что Вонгола в панике. — У тебя нет полной информации о противнике, а ты уже отправил к нему людей. Хороший босс… «Хватит!», уже собрался проорать Занзас. — Хватит, — спокойно осадил приятеля Шниттен. — Занзас все делает правильно. Он защищает семью. — Подставляя одного хранителя, чтобы вытащить другого? — не унимался Койот. — Он доверяет своим хранителям. Если план сработает, Санти узнает об атаке, когда все козыри будут у нас в руках. — А если не сработает, окажется, что этот сопляк напрасно пушил хвост… Занзас наблюдал за их перепалкой молча — как будто в детство перенесся: тогда они точно так же грызлись, когда на кону стояло важное для семьи дело и требовалось выбрать наиболее грамотное решение. И только Девятый мог прекратить склоку своим веским словом. Босса слушались все. Про него же все, казалось, вообще забыли, и Занзас сомневался, что его идею в итоге поддержат. Это Шниттен всегда проявлял к нему какую-то странную симпатию, поэтому и сейчас продолжал нелепо заступаться. Но зря — Занзас прекрасно понимал, что Койот прав. Потенциальные рычаги давления были важнее Сквало; по-хорошему, стоило бросить все силы на поиски настоящей Виктории Санти, ведь только взяв ее в заложники, можно было рассчитывать, что америкашка уберется в свои сраные Штаты и больше не высунет оттуда нос. Хотя Занзас сильно сомневался, что даже в этом случае Санти вернет Сквало живым: труп — отличный бонус за сделку, на которую он не рассчитывал. Занзас напомнил себе, что босс должен думать о благополучии семьи, держать ее сильной — так, чтобы ни у кого не возникало и крохи сомнений. И если ради этого нужно чем-то пожертвовать, босс не должен колебаться… — Мы пойдем двумя фронтами, — отрезал он так, что все в гостиной заткнулись. — Заберем свое и покажем этой падали, что к нам лучше не лезть. — А если он держит иллюзиониста с кольцом Ада в Гроте, как раз дожидаясь, что психованный босс Вонголы припрется туда воевать? Он изучил тебя, Занзас, — грубо напомнил Койот. — Мы подготовимся, — сказал Шниттен. — Я и Крокент пойдем с Занзасом и его людьми, а ты займешься Викторией. — Думаешь, я переборю иллюзиониста такого уровня, если он все же приставлен к девчонке? — Я в тебя верю, — улыбнулся Шниттен. — А теперь, Занзас, напомни, почему там не работало пламя? *** На фоне противника Сквало выглядел мальчишкой, с детства страдавшим от недоедания. Огромные бугры стероидных мышц, каждый бицепс в два раза больше, чем крошечный бритый череп; и похоже, мордоворот собирался идти на Сквало безо всякого оружия. Неудивительно — Занзас слышал когда-то про отдельные эксперименты в области генных модификаций, после которых кожа обычного человека становилась плотной, как пластины броненосца. Без пламени Сквало мог разве что слегка пощекотать такого соперника. Но видимое даже невооруженным глазом преимущество бойца было фигней по сравнению с тем, что у Сквало это был черт знает какая по счету схватка за последнюю неделю, а медики Гаэтани — если вообще существовали — оказались то ли недоумками с купленными дипломами, то ли просто уебками со склонностью к садизму. Впрочем, Луссурия ни о каких медиках не упоминал, только ныл, что не может использовать свое пламя рядом со Сквало, и рассказывал об увеличивающемся от боя к бою уроне. Но одно дело слышать, другое — удостовериться самому, и Занзаса буквально разрывало от ярости сейчас. Здоровая рука Сквало плетью болталась вдоль тела, глаз заплыл так, что это, должно быть, существенно сужало угол обзора, а еще его постоянно шатало из стороны в сторону, даже когда пытался просто стоять на месте. Жрать ему тут совсем не давали, что ли? Падаль. Занзасу не терпелось уже выбить дерьмо из каждого, кто лизал здесь задницу Санти. Он опустил руку между коленей, так, чтобы не увидел никто из сидящих поблизости зевак, и пристально взглянул на пальцы. Одно из колец казалось детской поделкой из проволоки, зато варийское рядом с ним мерцало крошечным огоньком — сильнее раздувать пламя Занзас не стал, достаточно было просто убедиться, что прибор, который Джаннини на пару со Спаннером конструировали три дня, прошел проверку в полевых условиях. Пламя было. Значит, оно было и у остальных; Занзас обернулся, пробежался глазами по лицам постепенно подтягивающихся зрителей, пытаясь угадать, кто из них — свой, замаскированный иллюзиями. Ничего, станет ясно, когда начнется атака. Осталось только дождаться сигнала от Крокента, на чьи плечи легло полное сокрытие операции от системы слежения. Мудак Санти должен был видеть обычную картинку — бой, выцарапанная с трудом победа Сквало, ничего примечательного. Конферансье представил бойцов, на имени Второго Императора мечей зал снова взревел, как стадо раненых антилоп. Затем ударил гонг, на соседнее с Занзасом кресло присел пожилой мужчина, замысловатым костюмом и искусственным загаром напоминавший Армани, и негромко произнес: — Ставлю на альбиноса. — Какой он нахер альбинос? — прорычал Занзас ответный шифр. Потом время потекло странным рывками. Занзас перескочил в прыжке через стоявшие впереди ряды сидений, игнорируя крики немногочисленных настоящих посетителей; решетка, отделявшая арену от мест для зрителей, под действием пламени Ярости стекла на пол, как воск с оплавившейся свечи. Модифицированный боец, потеряв интерес к Сквало, бросился на нового участника битвы — кажется, появление третьего лица его совершенно не смутило. Даже запах его горящей плоти был каким-то неправильным — не жареное мясо, а паленая резина — и Занзас невольно зажал нос рукавом. С чужих лиц сползали иллюзии; только что бывшие хорошо сохранившейся для своего возраста матроной и бравым офицером, недавно вернувшимся из горячей точки, Луссурия и Леви уже подбежали к Сквало, подхватили под обе руки. Шниттен метался рядом, окружая всю арену пламенем Дождя — чтобы никто не задохнулся от дыма и не сдетонировали случайно бомбы. — Тащите его наверх! — скомандовал Занзас. Сквало на происходящее не реагировал: видимо, боец умудрился вырубить его первым же ударом, а Занзас не заметил, слишком увлекшись наблюдением за другими вещами. Ему и сейчас было не до Сквало — о том позаботятся как следует, если весь план не пойдет псу под хвост. Занзас сделал знак Висконти, как раз закончившему расправляться со свидетелями — блядскими любителями показной жестокости, и рванулся вниз, в служебные помещения. Опередившие его Леви и Най Броу уже выводили оттуда Луку Бартоло, пострадавшего от недоедания, кажется, даже сильнее, чем Сквало. Занзасу было плевать на него, плевать на других сошек из союзных семей, чьим исчезновениям не придали особого значения даже их собственные боссы. Перед глазами все заволокло красным, он стрелял по всем, кто не был своим, а в мозгу бешеной дробью билось «Гаэтани». Хотя тот был всего лишь херовой заменой Санти, но сейчас Занзасу требовалась мишень. Выродок, делавший деньги на чужой боли, сам оказался восприимчив к ней настолько, что колоться пошел, едва только пламя лизнуло его пятки. Он говорил несвязное: что просто передавал Санти нужных людей и ничего не знал об их дальнейшей судьбе, что Сквало ему приказали калечить по минимуму до определенного момента, а что за момент, он не стал уточнять. Занзас уже собирался зажарить его на месте за то, что нарушил этот приказ, решив прибавить зрелищности своему уебищному шоу, когда рядом оказался Висконти. — Иди, — сказал он. — Я допрошу его сам. — Захлопнись! Я босс и я… — Да босс ты, босс. И сейчас взорвешь здесь все, если не угомонишься. Занзас не сразу осознал его слова, а потом почувствовал — воздух вокруг и вправду накалился до предела, и аура Шниттена истончалась на глазах. Желание дожать Гаэтани, а потом превратить в кусок вопящего и умоляющего о пощаде мяса никуда не пропало, но резко захотелось наверх. Туда, где на голову не грозили обрушиться толстенные каменные плиты, и можно было дышать носом и не ощущать запах дерьма. Впрочем, дерьмом воняло от Гаэтани, и он вдруг показался Занзасу настолько жалким, что марать о него руки и правда не стоило. — Выбей из него все, — бросил он Висконти и направился к лифту, удовлетворенно разглядывая руины, оставшиеся от амфитеатра. Он выиграл первый настоящий бой за Вонголу, и гордость приятно грела изнутри. *** Когда Занзас вошел в комнату Сквало, показалось, что он перенесся минимум на месяц назад. А то и дальше. Луссурия сидел на краю кровати, обстригая ногти со здоровой руки Сквало крошечными кусачками. Павлин стоял у изножья, распушив слепящий солнечным пламенем хвост, и глаза бы заслезились, если бы взгляд тут же не зацепился за другое — веер волос, раскинувшийся по подушке. Занзас смотрел молча, а в груди щемило — странно и привычно одновременно. Сквало повернул голову, поморщился и вырвал руку из крепкого захвата Луссурии. — Лу, свали, а? — Конечно, милый. Луссурия испарился, забрав с собой и птицу, а Сквало остался. Живой и почти здоровый, если судить по внешнему виду. — Они нашли бомбу, — сказал он и для достоверности ткнул пальцем в свежий шрам на бедре — некрасивый и толстый, но у Занзаса не возникло отвращения. Возникло желание — подойти и прикоснуться, но он не успел: Сквало вскочил на ноги раньше. Напрягся весь — твердый сгусток силы, готовый отражать любую атаку, пусть даже словесную. Занзас завороженно шагнул вперед — взгляд так и бегал по струящимся белым прядям: не таким длинным, как перед тем, как он собственноручно все состриг, но вида это не портило. Отрастут. И все будет — не как прежде. Просто будет. Может, даже лучше. — Ну и долго думаешь пялиться? — резко спросил Сквало. Занзас вздохнул, а потом, замахнувшись, врезал ему: — За то, что подставился, отброс. Сквало едва успел вытереть сукровицу со вскрывшейся ссадины на губе, когда Занзас ударил снова. — А это — за то, что врал! Скулу тут же обожгло резкой болью: Сквало врезал в ответ механической рукой, не жалея. — Эй, я не врал, не пизди! — Молчал! — Это не одно и то же! И вообще — какая разница?.. Занзас не дал договорить, рывком притянул его к себе за талию и ткнулся губами — прямо в горячую кровь. Сквало уперся кулаком ему в грудь, словно рассчитывая еще подраться, а потом вдруг разжал ладонь и сам подался вперед — целоваться. Занзаса вело, трясло почище, чем в бою, который и боем-то язык назвать не поворачивался: бойня, да и только. Трясло от одного лишь запаха и обжигающего тепла чужого тела. Сквало притиснулся ближе; у него стоял. Занзас вспомнил сразу все, что он говорил под воздействием пули честности — если от одних собственных фантазий Сквало мог дрочить без устали, то сейчас ему и вовсе должно было неудержимо рвать крышу. Хорошо, если так, потому что сам Занзас чувствовал, как испаряется напрочь терпение — и это после одного лишь чертова поцелуя, от которого во рту разлился вкус соли, крови и морской прохлады. — Так что ты там нес про «твоего»? — Сквало сощурился — хитрости в его взгляде не было никакой, зато было другое — мутное желание, которое невозможно было игнорировать. Только разделить. — Мой, — согласился Занзас, в доказательство сильно прикусив кожу на его шее — чтобы назавтра наверняка проявилась метка. — И если хоть одна тварь… — Ну ты и трепло, босс, — засмеялся Сквало. Сдвинул его руку к себе на пах — Занзас сжал кулак по инерции, чувствуя пульсацию даже через ткань трусов — и уже сам впился в его шею, очерчивая языком линию почти невидимого сейчас шрама. — Су-ука, — прошипел Занзас. Схватил его за бедра и пихнул на кровать — благо, отойти далеко они не успели. Навалился сверху, одной рукой продолжая копошиться в длиннющих волосах, другой — стягивать трусы. Нахуй трусы. Нахуй все. Сквало застонал, когда он погладил свободный теперь от одежды член, смял в ладони тугие яйца; а когда несмело толкнулся пальцами промеж ягодиц, нащупав сжатую дырку — выгнулся дугой и вцепился ему в плечи. — Крем хоть какой-нибудь найди, кретин, постельный режим мне нахер не сдался. Занзас понял; за пару секунду сгонял в ванную и вернулся обратно. Навис над Сквало, сжимая оранжевый тюбик в кулаке — шрифт на этикетке явно предназначался для людей с орлиным зрением, но Сквало не возмущался, значит, должно сойти. Сквало извивался, когда он двигал в нем пальцами — неуверенно, потому что сам боялся кончить только от жара и давления, непривычного, удивительного, охуенного. От одной лишь мысли, что чужая плоть будет так же сжиматься вокруг члена, кружилась голова и плыло перед глазами, а пульсация внизу живота усиливалась, словно дрожь земли перед извержением вулкана. — Трахни меня, — сказал Сквало, стискивая пальцы внутри так, что пришлось приложить усилие, чтобы вытащить их. — Трахну, — пообещал Занзас. — Так оттрахаю, что ходить не сможешь. В компенсацию… — Точно трепло. — Заткнись. Занзас вставил член — тот входил туго, и в помутившихся мозгах даже зародилась мысль, что Сквало наверняка больно сейчас. Зародилась и потухла, потому что Сквало молчал, только давил усердно на бедро, вынуждая Занзаса проталкиваться глубже, сильнее, быстрее. Вскоре он привык — даже к тому, как надо двигаться, чтобы Сквало перестал быть беззвучной куклой. Это было невъебенно — толкаться в него, каждым рывком вытягивая хриплый стон, сжимать крепко бедра, потому что Сквало норовил взять все на себя, подбрасывая их навстречу, и прихватывать губами маленькие твердые соски — это заставляло Сквало и вовсе отключаться, выпадать из происходящего, издавая только гудящие грудные звуки, которые невозможно было расценить иначе, как выражение запредельного кайфа. Он и кончил так — зажмурившись, мыча несвязно что-то, в чем Занзас внезапно угадал свое имя и тут же спустил, долбясь в жаркое тело до тех пор, пока не вытек в него до последней капли. — Блядь, — придя в себя, Сквало перевернулся на бок и затих. — Блядь, — согласился Занзас. Его ждал итог операции Маммона, объяснение перед главами Альянса, ответный ход Санти и куча других забот, но Сквало лежал рядом, голый, разгоряченный и чертовски желанный даже сейчас, когда сил едва хватало, чтобы дышать. И Занзас прижал его к себе крепче, зная, что сейчас в мире нет такой вещи, которая не могла бы подождать.