Ледяной Мальчишка или Ты - моя вера

POV Драко Если вы думаете, что на этом все закончилось, занавес и хэппи-энд, то напрасно… Я знал, что ждет меня за пределами комнаты Веры. Не прошло и часа после моего возвращения в гостиную Слизерина, как за мной пришли мракоборцы и предъявили обвинения в поддержке режима Тома Реддла. Ну здравствуй, Азкабан. Но оказался я совсем не в Азкабане, а в сырой, холодной, тесной камере в Министерстве магии. То есть, никаких дементоров, хоть что-то… Посетителей, кроме прокурора и адвоката, у меня не было, Веру, конечно, к такому опасному преступнику как я не допустят, да и кто она мне — знают всего несколько человек на планете. Приходилось греться воспоминаниями о минутах, проведенных с ней. Адвокат периодически рассказывал мне о последних событиях, о судебных процессах и моих родителях. Видеться нам запретили… Первой, как я узнал, судили мать, и полностью оправдали! Еще бы, она в буквальном смысле перевернула весь ход магической войны! Веское слово самого Гарри Поттера сыграло решающую роль. Что ж, минус еще один камень с души. Мой суд состоялся достаточно скоро, буквально через несколько дней после материного. Мне похвастаться было нечем, особых заслуг перед магическим миром я не набрал, и положительного исхода ждать не приходилось. Как сквозь вату я слышал обвинения, которые зачитывал Кингсли Бруствер, исполняющий обязанности министра магии. Там было и вступление в ряды пожирателей Смерти, и поддержка Волан-де-Морта, и пособничество в убийствах… Начался допрос свидетелей. В сознание пробивались отдельные реплики: защищающие — Поттера, Долгопупса и, к моему удивлению, профессора МакГонагалл, уличающие и порой оскорбительные — Корнера и Финнигана, нейтральные — Лавгуд и Джинни Уизли. И сквозь эту пелену я вдруг услышал имя, заставившее меня выйти из забытья! — Приглашается мисс Вера Емельянова, староста факультета Гриффиндор школы Чародейства и Волшебства Хогвартс. Сердце мое заколотилось как ненормальное! Вера не спеша прошла к трибуне, видно было, что она волнуется, по привычке теребя заколку на косе. Какая же она красивая… В зале слышался шепот. Мало кто понимал, какое отношение она имела к этому делу. И тем не менее. Сначала речь зашла о том злополучном уроке ЗОТИ, когда я поставил между ней и Крэббом щитовые чары. Затем случай с нападением на меня дементора. Судьи были поражены тем, что Вера умеет вызывать телесного патронуса! Я же где-то внутри ощутил невероятную гордость за неё. А потом… Какая-то женщина из министерства начала упорно выпытывать информацию о наших отношениях, и в конце концов Вера, получив моё невербальное согласие (я кивнул ей, мысленно говоря «Рассказывай, все равно узнают») озвучила нашу с ней главную тайну… Что тут началось!.. Её едва ли не обвинили в шпионаже в пользу Тома Реддла, но весь состав Отряда Дамблдора, присутствовавший в зале, чуть не устроил бунт, и обвинения тут же отозвали. Однако у Кингсли еще были к ней вопросы: — Итак, мисс, раз Вы так… тесно общались с подсудимым, ответьте, пытался ли он выведать у Вас информацию об Отряде Дамблдора или Ордене Феникса? В любой форме? — Нет, никогда. — Пытался ли через Вас манипулировать или как-то воздействовать на эти организации? — Нет. — Мистер Джонсон, у Вас есть вопросы к свидетелю? — Да, имеются, — наш семейный адвокат сплел длинные белые пальцы рук и посмотрел на нее. — Мисс Емельянова, подвергал ли мистер Малфой Вас когда-либо Непростительным Заклятиям? Империо, к примеру? — Нет, никогда. — Подвергал ли он Непростительным Заклятиям кого-либо в Вашем присутствии? — Нет. — Пользовался ли мистер Малфой Черной Меткой при Вас? — Нет. — Как он вел себя это время? Насколько вызывающе? Применял ли силу к кому-нибудь из учеников, следуя указаниям Пожирателей Кэрроу? — Нет. Он не вмешивался в скандалы, насколько это было возможно, защищал учеников от посягательств Кэрроу, сохранял нейтралитет в межфакультетских стычках. — Спасибо, мисс. У меня больше нет вопросов. Вера кивнула, не в силах говорить, спустилась с трибуны и ушла на свое место, где-то у меня за спиной. Она с достоинством выдержала натиск судей, но было видно, что этот допрос вытянул из нее все силы… Остаток заседания прошел как в тумане. Кроме того, в зале активно шептались, пытаясь переварить услышанное от Веры. Самыми лестными были выражения «предательница факультета» и «слизеринская подстилка»… Если бы я не был отгорожен от трибуны, то вырвал их гнилые языки! А еще пресса… Теперь эти стервятники до смерти заклюют нас обоих ради сенсации! Ненавижу! Наконец наступило время моего последнего слова. Что ж, была не была: — Да, я принял Черную Метку. Но это было сделано под давлением, в тот момент я даже еще не был совершеннолетним, в случае отказа меня и мою семью ожидала смерть. Да, я входил в группу Пожирателей смерти, но это ОНИ вместе с Томом Реддлом пришли в мой дом и сделали в нем штаб-квартиру. По поводу поддержки Волан-де-Морта — его идеология уже давно меня отторгала, так как не совпадала с тем, что я видел, слышал, воспринимал. Истребление маглов, маглорожденных, в принципе убийство само по себе для меня такая же дикость, как и для любого адекватного человека. Что касается смертей, я чист. На моих руках нет крови, я не убивал, никого и никогда… Вы наверняка проверили мою волшебную палочку, ни одного смертельного заклинания с ее помощью исполнено не было. У меня всё. Кингсли объявил перерыв, и судейский состав удалился на обсуждение. Отсутствовали они почти час, а когда вернулись и объявили приговор, я отреагировал… Да никак я не отреагировал, не было сил ни моральных, ни физических. Оправдан. Но полгода под наблюдением. В зале поднялся шум, но слова разобрать было сложно, да и нужно ли было? Я попытался найти в толпе Веру, но она, видимо, ушла раньше, опасаясь лишних разговоров и прессы. Ну ничего, теперь нам вряд ли что-то может помешать. А уже на следующий день после того, как я покинул министерство, пришли новости из заграницы: Игорь Емельянов был убит русскими мракоборцами, когда пытался проникнуть в дом, унаследованный Верой от отца! Что ему там понадобилось, мы узнали много позже. После смерти Волан-де-Морта Игорь хотел захватить власть в магической России, для этого ему был необходим некий перстень Ярослава Емельянова, который делал волшебника практически неуязвимым. Находился он, собственно, в доме Владимира. А дом принадлежал Вере, и попасть туда могла только она. Вот почему он за ней так усиленно охотился! И из-за этого погиб ни в чем не повинный ребенок… В общем, последователи Тома Реддла терпели поражения один за другим, по всему миру. Туда им и дорога. *** Пока шли суды над моей семьей, Вера жила в Норе, а вскоре переехала в небольшую квартирку в Косом Переулке. Отец к ней отнесся насторожено, но мама была полностью на ее стороне. Каким образом ей удалось уломать отца — загадка, но однажды он пригласил нас обоих в поместье. Ужин пошел в «дружеской» натянутой обстановке. Вера умела произвести хорошее впечатление, вела себя естественно, но при этом сдержанно, говорила грамотно, пусть и с небольшим акцентом, в общем, образцовая леди. К тому же, отец убедился в том, что девушка действительно чистокровная, изучив ее генеалогическое древо (ох уж, эти предрассудки!). Однако ее привязанность к отчиму-маглу его убивала! Она упорно называла того своим отцом и не отступала от своих принципов. Несмотря на успешное знакомство, поселиться в Малфой-мэноре мы не решились, зная, что Вера с ее строптивым характером не станет мириться с порядками и укладом поместья. Иногда между ней и отцом происходили конфликты, инициатором которых был отец, но гриффиндорка, вместо того, чтобы промолчать, либо переводила все в шутку, что дико бесило его (он не воспринимал шуток, и его можно было понять после всего пережитого на войне), либо уходила в такой сарказм, что Люциус закипал от злости. Сама же она при этом была совершенно спокойна. В один из наших визитов домой буквально в последние минуты нашего там пребывания Вера с отцом снова умудрились повздорить! Ему показалось, что та позволяет себе слишком фривольные выражения в мой адрес и не выражает должного почтения мне, как мужчине. А когда он начал читать ей нотации и дошел до пункта о телесных наказаниях за непослушание, она, зашнуровывая ботинки, негромко брякнула на русском: — Хрена лысого. Я уже слышал от нее эту фразу и примерно знал, что она означает, но не подал вида, чтобы не разозлить его еще больше. — Что ты сказала?! — прошипел отец. — Погода говорю хорошая! — отозвалась она. Люциус побагровел от ярости. Я поспешил сказать Вере, что нам пора, быстренько распрощался с родителями, и мы шагнули в камин. Как только мы вышли из камина в ее квартирке, я сразу же начал ее отчитывать: — Вера, почему вы не можете жить мирно? Почему тебе обязательно надо его доводить? Он же мой отец как-никак! Ты понимаешь, что от него во многом зависит то, как мы будем жить и будем ли вообще?! На что девушка опустила глаза, а потом… оказывается, она пыталась сдержать смех: — Драко, просто он… такой… — девушка прыснула. — Такой смешной, когда злится! — и тихонько засмеялась. Я не выдержал, резко развернулся, вышел из гостиной и, хлопнув дверью, ушел в комнату. Сев на кровати у открытого окна, закрыл лицо руками. Порой она бывает просто невыносима! Вроде взрослая девушка, неглупая, что ей ударяет в голову в такие моменты?! С отцом так нельзя, он такого не прощает… Что-то нужно делать… Дверь спальни чуть слышно скрипнула, послышались легкие шаги, зашуршало покрывало на кровати. Нежные теплые руки обхватили меня за плечи, длинны русые волосы опустились к груди, щекоча шею. В комнате стояла гробовая тишина. Вера поцеловала меня в макушку, затем опустила голову и уткнулась мне носом в шею. Я не двигался. Не было желания ни прикасаться к ней, ни говорить. Тогда девушка поцеловала меня в ухо и еле слышно зашептала: — Драко… Прости, пожалуйста, я не хотела, правда. Я знаю, как это важно для тебя, обещаю, что такого больше не повторится! — на секунду она замолчала. — Ты очень дорог мне, Драко, я тебя… — последнее слово прозвучало неразборчиво. Я убрал руки с лица, выпрямился и обернулся. Вера разжала объятия и опустила глаза, но было видно, что она успела всплакнуть до прихода сюда. Неужели это… И почему у меня вдруг так зашкалил пульс? А вдруг она хотела сказать что-то другое… — Что ты сказала? Последнее? Девушка подняла покрасневшие и перепуганные глаза. — Я тебя люблю. В голубых глазах блеснули слезы, и Вера закрыла лицо ладонями. За год отношений я ни разу не слышал от нее этой фразы, странно, правда? Да я и сам как-то её не использовал, не знаю, почему, боялся что ли, боялся нести ответственность за такие серьезные слова. Но теперь внутри меня бушевали эмоции, названия которым я подобрать не мог! Я был готов… взлететь без метлы! Вместо этого я резко подхватил Веру на руки, соскочил с кровати и начал кружиться с ней по комнате. Девушка сначала посмотрела на меня, как на полного идиота, потом обхватила меня за шею и заливисто засмеялась. Я обожаю, когда она так смеется… Когда пространство вокруг поплыло, мы вместе упали на кровать, которая тут же отозвалась скрипом старых пружин. Я нагнулся над ней, легонько поцеловал в губы, затем спустился ниже, лаская шею. Вера в ответ начала расстегивать мою рубашку. Вскоре наша одежда лежала на полу, а кровать жалобно поскрипывала от движения двух разгоряченных тел. Мы смотрели друг другу в глаза, не в силах оторваться, двигаясь в такт, дыша в унисон. Воздух в комнате стал невероятно тяжелым, несмотря на открытое окно, еще, чуть быстрее, чуть глубже — и нас одновременно накрыло горячей волной, и казалось, будто и мы стали одним целым… Перевернувшись на бок, я прижал девушку к себе. Она всегда так долго отходила, глаза ее были чуть мутноваты, на лице блуждала блаженная улыбка, в голове — туман. А когда пыталась встать на ноги, то не могла на них удержаться… Когда в ее глазах, наконец, прояснилось, я нежно погладил ее по щеке: — Я тоже люблю тебя, Вера. И больше не боюсь. Голубые глаза в ответ засияли, как звёздочки...