Он был с небольшим уклоном...в голубой.

– Ну, и что же происходит с Наташей? – наверное, в сотый раз переспросила Тоня. – Я не хочу говорить об этом, – зло ответила Вита. – Я не люблю говорить о таких вещах. – Ах, о вещах, подобных психическому расстройству? Или как ты там говорила? – не сдавалась сестра. – Даже не скажешь, кто он? – Я могу сказать только одно: твой нос не в своём деле! – сухо отрезала Вита. – А к чему эта агрессия? Неужели кто-то ревнует? Конечно, до настоящего времени она всегда была с тобой, она восхищалась тобой: ты умеешь увлекать. Теперь же её мысли занимает кто-то другой. – Ты обрисовываешь это как глупое состязание за право быть удостоенным внимания Наташи. То, что происходит сейчас, гораздо сложнее. Боюсь, мы почти подошли к первой ступени конфликта. – Тайны, тайны, тайны, – вздохнула Антонина. – Тайны – одна сплошная ложь! Тоня промолчала. Она всё же неплохо понимала младшую сестру и знала, что дальнейшие расспросы не приведут ни к чему хорошему, сестра словно учила её соизмерять собственное любопытство и ограничивать его. Но сама Вита отказывалась принимать что-то взамен. Сёстры уже давно не гуляли вдвоём. То ли потому, что они не имели общих тем для разговора и не стремились их отыскать, то ли потому, что компания друг друга наскучила сёстрам ещё в детстве. Сегодня предлогом стал всего-то совместный поход за покупками, путь Тони и Виты пролегал через парк, и совершенно случайно одна из них решила завязать дружескую беседу, которую другая постаралась прервать как можно скорее. И почему так получается, что чужая личная жизнь интересует порой даже больше, чем собственная? – Нет, любопытство меня терзает! Так и не скажешь? – от нетерпения Антонина даже притопнула ногой. – Проклятый рецессивный ген, – равнодушно протянула Вита. – А раз рецессивный, то, наверняка, выживанию не способствует. – Ой, маленькая вредная зануда!.. Разумеется, Тоня добавила бы ещё что-то в силу своей природной неуёмности, но на сей раз ей помешало появление на парковой дорожке персонажа весьма колоритного и небезызвестного нашим читателям. Он шагал сёстрам навстречу в окружении солнечных лучей, пробивавшихся через крону чахлых деревец, и да, им невозможно было не залюбоваться. – Эй, Преображенский! – радостно воскликнула Тоня и помахала юноше рукой. – О, Тоня, здравствуй! Неожиданно видеть тебя здесь, – улыбнулся Владимир, подойдя ближе. – Конечно, дитя цивилизации нечасто наведывается в наш уголок смирения, – хмыкнула Виталина, за что была награждена испепеляющим взглядом. – Здравствуй и ты, Вита, кажется? – он был очень приветлив. – Да, верно. Какая же всё-таки у тебя память! – Антонина, сама того не ведая, неосознанно включила в себе кокетку. – Память как память. Ничего удивительного, – обескураживающе улыбнулся Преображенский. – Но, милые леди, я должен вас покинуть, у меня срочные дела. – О, как жаль! – Тоня не сводила с него пытливого взгляда. – Ладно, до скорой встречи! – Пока, – сказала Виталина. – Пока! – и Владимир удалился. Некоторое время после встречи с Преображенским сёстры шли в полнейшей тишине, которую Антонина наконец решила прервать: – Мечта! – Да не твоя, – зло рассмеявшись, фыркнула Вита. – Что поделать! Не моя, так не моя! Просто знаешь, былые чувства нахлынули, вспомнилось что-то, вот и… А ведь каков! И внешность, и обхождение… Главное: тебя-то не забыл, хотя видел всего раз, классе в 7-ом, когда меня приходил с праздником поздравить домой (ведь я заболела тогда). – А… это тот самый товарищ с синдромом всеми обиженного страдальца? – Много ты понимаешь! Будь ты влюблена… – Говоришь, как героиня второсортного любовного романа! – Язва! – Влюбчивая дурочка! – И пусть, – быстро согласилась Тоня. – Буду я немного завидовать его избраннице, ну, самую малость… – О…бедная девушка! Влюбиться в ходячий идеал! – Да, идеал! – Все мы не без изъяна. Хорошо, когда видишь чужие недостатки сразу, а вот у таких-то фруктов их и не сразу разглядишь… – Какие недостатки! Глупости говоришь! Он красив, умён, вежлив… – Значит, тараканы хороши, – заключила Вита. * * * Погода снова решила порадовать нас неожиданными метаморфозами в середине августа: на город напала страшная духота, опустился серый смог, царило полное безветрие, небо сделалось неприветливым, совсем по-осеннему грифельным, солнце на небосводе не показывалось уже второй день. По мне, так это самая мерзкая из всех возможных видов погоды, даже унылая октябрьская слякоть не сможет с ней сравниться. На фоне полнейшего отсутствия солнечного света у меня, как у особы, находящейся в тесной связи с природой, развились хроническая сонливость и апатичность. В наших отношениях с Владимиром наступил полный штиль. То, что день грядущий готовил мне испытания, стало понятно с самого утра, когда я умудрилась испортить кашу, а вместе с ней – и новенькую мамину кастрюлю, в очередной раз сломалась микроволновка, и толстый рыжий кот, уличённый за кражей докторской колбасы прямо со стола, смахнул на пол мою любимую кружку. После уборки и непродолжительных сборов я обнаружила, что кто-то из родителей умудрился забрать оба комплекта ключей и обрёк тем самым меня на протирание штанов за телевизором. – Ты знаешь, что такое раскаяние? Тебе знакомо чувство стыда? – пытливо посмотрела я на рыжего наглеца. Наглец, лениво прищурившись, лишь повернул голову в мою сторону. Я удовлетворённо хмыкнула: – Конечно, незнакомо, дармоед несчастный. Кот покосился зелёным глазом, я скорчила недовольную мину и показала бесстыднику язык. Ничего похожего на муки совести тот явно не испытывал. Говорят, питомцы похожи на своих хозяев. Да, наверно, это сущая правда, поскольку я, как и рыжий наглец, совершенно не собиралась раскаиваться, хотя моё преступление не шло ни в какое сравнение с разбитой кружкой. Вита всякий раз настаивала на скорейшем признании, и всякий раз я находила отговорку. Не для Виты, а для себя. – Я не лучше тебя, я – обманщица последняя, – грустно вздохнула я. И в ту минуту, когда кот уже готовился выслушать мою исповедь, в прихожей тихонько щёлкнул замок, за тем, чтобы наполнить квартиру звонким, с примесью лёгкого кокетства, маминым смехом и шорохом пакетов из ближайшего супермаркета. Я сердито одёрнула махровый розовый халат, в котором коротала часы заточения, и приготовилась выступить навстречу, чтобы с видом оскорблённой невинности потребовать назад свои ключи (сомнений не было – их взяла именно мама!). Но… – Лариса Александровна, простите, а… О, этот голос был мне знаком. Даже слишком знаком. В следующую же секунду я быстро сменила место дислокации и поспешно отступила. Героически так. За диван. Сердце тут же радостно забилось в предвкушении скорой встречи, а в голове произошёл настоящий атомный взрыв, оставивший после себя лишь две мысли: первая – мама решила заняться откровенным сводничеством и вторая – через пару секунд у меня будут крупные неприятности. – Ой, Володенька, даже не смей отказываться! Я должна тебя отблагодарить хотя бы чаем с пирожными, а то мне так неудобно. Столько пакетов, – прощебетала мама. – Перестаньте, пожалуйста, Лариса Александровна. Я думаю, всякий сделал бы то же самое на моём месте, – произнёс он самую распространённую фразу среди супергероев. – Ты ошибаешься, далеко не каждый… – ответила мама в тон Владимиру. – Проходи, не стесняйся. Вот тапочки. Ой, а ведь у меня, наверно, дочь дома. Подожди, сейчас я её позову. Наташа! Наташа! Я затаилась. – Вот ведь какая...! – уже не таким радостным голосом сказала мама. – Небось, сидит сейчас в своей комнате в этих самых…в наушниках и не слышит! Пойду позову её, а ты проходи на кухню пока. Располагайся. – Лариса Александровна, – разгадав мамину коварную задумку, начал было Преображенский. – Ой, перестань! Нечего стесняться! Чувствуй себя как дома! – и план Владимира был мгновенно пресечён на корню. Дальнейшее отпирательство стало бы настоящим кощунством, а посему Преображенский вынужденно последовал маминому совету и в покорности удалился на кухню. А меня же могло спасти только одно – шаг из окна, ну, или…сверхбыстрое изменение внешности и открытие в себе актёрских способностей. Впрочем, я же как-то парнем притворяюсь, верно? Но главное сейчас – срочное проникновение в ванную, вот только несчастье моё состояло в том, что в заветную комнату я не могла попасть без того, чтобы не сверкнуть филейной частью тела в непосредственной близости от кухонной двери. – Ты должен мне помочь, – я в упор посмотрела на рыжего наглеца, вальяжно разлёгшегося на подлокотнике кресла. – Мя? – В общем, тебе нужно отвлечь парня, сидящего на кухне. Кот поглядел на меня с таким видом, словно хотел сказать: «Вообще-то это тебе нужно, а не мне». – Поняла. Килограмм сосисок. Но несносному гурману этот аргумент показался неубедительным. – Скотина ты, – честно поведала ему я. Коту было глубоко фиолетово то, какие чувства у меня вызывает его поведение, ведь кормила-то его не я, а, по большей части, мама. – Наташа-а! – мамин лисий голосок заставил меня насторожиться. Она, видимо, решив продемонстрировать знание правил этикета, вежливо постучала в мою дверь. Ответа, конечно, не последовало, а потому мама просто вломи…кхм-кхм…вошла в комнату. Секундное промедление могло стоить мне репутации. Я отработанным движением отодвинула диван, схватила шокированного моим нахальством кота под мышку и надвинула на голову капюшон. Думаю, Владимир очень удивился, когда в коридоре показалась странная фигура в розовом и попыталась выломать дверь в ванную (просто, она не открывалась), а на кухню (в буквальном смысле этого слова) «влетел» совершенно ополоумевший рыжий комок шерсти, перепивший то ли вина из кошачьей мяты, то ли где-то украденной валерианы. В любом случае, мамины глаза не видели сего безобразия, но тонкое чутьё подсказало ей, что сейчас в районе кухни творится нечто, ну, совсем уж невообразимое. – Наташа?! Благо к моменту маминого появления я уже благополучно закрыла дверь на замок и, отдышавшись, взглянула в зеркало, украшавшее нашу ванную с времён сотворения мира. Меня не спасло бы и отсутствие линз, и другая причёска, моё простодушное лицо было слишком знакомо Владимиру, но так легко раскрывать инкогнито я не собиралась. Примерно через двадцать минут из ванной явилось миру неизвестное науке существо в неизменном розовом халате с тюрбаном из банного полотенца цвета детской неожиданности на голове. На этом достоинства не заканчивались: лицо украшала причудливая раскраска из смеси различных косметических масок, обнаруженных на маминой полке. – Здрасьте, – просипело существо, украдкой поправляя сползающий тюрбан. – Наташа, – перемены в моём голосе не укрылись от мамы, – что с тобой случилось? – Простуда, жуткая простуда. Всю ночь проспала с открытой форточкой. – А я много раз говорила тебе, – привычно начала мама, но тут же осеклась, вспомнив о существовании Владимира, – А это наш сосед, Володя Преображенский. Володя, а это моя дочка, Наташа. За её приветливостью скрывался едва обуреваемый гнев, который она непременно выплеснет на несчастную меня, едва закроется за Владимиром дверь. Её ожидания не оправдались: царевна-лягушка по шкале привлекательности стояла сейчас куда выше меня. Впрочем, у квакушки было ещё одно весомое преимущество: потенциальную жертву…э-э-э…в смысле, жениха мог очаровать голосок зелёной прелестницы, а у меня не осталось и того. – Очень приятно, – к хрипу добавилось лёгкое покашливание. – Мне тоже, Наташа, очень приятно, – сдержанно ответил он. Уголки губ дрогнули: он еле скрывал улыбку. – Наташа, поставь, пожалуйста, чайник. И, Володя, Наташа сама делает просто изумительное печенье. Наташенька… – А, печенье? Сейчас, только этикеточку сниму. – Ой, Володенька, а ты где учишься? – желая загладить неловкость, мама поспешно сменила тему разговора. – В колледже, на медика. – Ой, а почему же не в институте? – Мне пришлось уйти после 9-ого класса по обстоятельствам личного характера. – Ммм…вот оно как. А чем ты намерен заниматься потом? – Закончу колледж, поступлю в институт, потом стану врачом. – А почему же выбор пал именно на профессию врача? – Благородный порыв, мне хотелось помогать людям. На мою беду чайник уже закипел. – Чёрный или зелёный? – задала я привычный вопрос. – Чёрный, – сухо отозвался Владимир. – А мне, Натулечка, зелёный. Он цвет кожи улучшает. Я молча наливала чай в кружки. Даже маска тошнотворного зелёного цвета не гарантировала мне полную безопасность. Когда я расставляла посуду, Владимир неотрывно смотрел на меня. Конечно, такое внимание польстило бы каждой, и я не стала бы исключением, если забыть о положении, в которое меня завела собственная глупость. Впоследствии столь пристальное внимание мама списала на «экзотичность» моего наряда, но истинная причина крылась не в этом. – Наташечка у нас вот ещё с профессией не определилась, никак в себе не может разобраться. – Да я и сам не сразу определился, – поддержал меня Владимир. – Конечно, такой выбор нелегко сделать… Владимир испытующе продолжал глядеть на меня. Я начала ёрзать на стуле, мама кашлянула в ладонь, пытаясь призвать меня к порядку. – Наташа, а какой цвет Вам нравится? – улыбнулся Владимир. Каков! Он явно издевается надо мной! – Чёрный, – грозно просипела я. – Ха-ха! Натуля у нас такая шутница! – Я вижу, – он снова наградил меня улыбкой во все тридцать два, – очень вкусное печенье у Вас, Наталья. – Спасибо. – Лариса Александровна, Наталья, благодарю за чай. Но я вынужден попрощаться: меня ждут дела. – Володенька, уже уходишь? Ты заходи к нас почаще, – расцвела мама. * * * Когда за Владимиром закрылась дверь, мама произнесла только одно слово: – Безобразие!