Он был с небольшим уклоном...в голубой.

Я не помню, о чём мы говорили тогда. В моей памяти остались лишь его глаза, в зелени которых переливалась нежность. Теперь я имела полное право так бесстыдно долго и пристально смотреть на Преображенского. Казалось, будто все границы были стёрты, все преграды сломлены, все недоговорки растворились в вечернем сумраке. Он проводил меня до дома (не до моего, конечно) и ещё долго не отпускал мою руку. После ухода юноши я около получаса стояла в подъезде, прижимая влажные ладони к пылающим щекам со счастливой улыбкой идиота, пока местный патруль из слегка припозднившихся бабушек не пригрозил мне скорым вызовом полиции, окрестив при этом «наркоманом». Родители пришли позднее, когда я уже успела притвориться спящей. Но сон не желал идти, заснула я только в четвёртом часу, чтобы проснуться в седьмом и разбудить весёлым грохотом посуды родителей. В последнее время они привыкли к моим причудам: приплясывание со сковородкой никак не могло их удивить. Они ограничились советом «поколбаситься» в другом месте. Я не извинилась перед Витой, а слово «прости» давно исчезло из её лексикона. Увидев меня на пороге квартиры, она просто пригласительно распахнула дверь. – Да, дофамин работает на полную. Вечер не прошёл в исповеди подушке? О, ты, Милорадова, даже успела любовный герпес подхватить? – подмигнула она. – Герпес?! – я кинулась к зеркалу. – Именно. Возникает от укусов…хм…любовной пчёлки, ну, или осы, – продолжила издеваться Вита, хладнокровно улыбаясь. Поняв о какой «пчёлке» она говорит, я спрятала красное лицо в ладонях. – Милорадова, не стесняйтесь, говорите, – приняв нарочито равнодушный вид, она села в кресло, показав, что готова слушать историю со сколь угодно длинной прелюдией. – Всё началось с того… * * * – Знаешь, Вит, а ты – мой добрый гений, – повинуясь очарованию момента, проговорила я. – Не я твой добрый гений, а алкоголь, – сухо отрезала та. – Пошатнулся твой идеал! Принц уже таковым не является. Впрочем, он всё же объект интересный. – Принц? Женихов себе выбираете? – в комнату осторожно заглянула сестра Виты – Антонина. – Не волнуйся, тебе-то принц не нужен¸ ты и так особа королевских кровей – Принцесса на горошине. – Какая бука! – отмахнулась от неё Антонина. Если Виту все считали странной и порой остерегались, то Антонина являлась воплощением приветливости. В ней не было ничего необычного, несмотря на свои девятнадцать, она неизменно оказывалась далека от подростковых чудачеств. Но, если Вита была приверженцем рационального подхода к жизни, то Антонина больше уповала на чувства. Такое отношение должно предполагать стремление к единению с природой, но…как говорила Вита, Антонина – дитя цивилизации. К семье она приезжала редко, и стоило заботливым сотрудникам ЖКХ отключить горячую воду, как Тоня начинала паковать чемоданы. – Послушай, Наташа, как ты с ней умудряешься разговаривать? Это совершенно невозможно! Просто ходячий мешок с колкостями! – Ты, Наташ, лучше скажи, как я умудряюсь жить с ней и её сорочьей трескотней, отвлекающей от размышлений? – недовольно буркнула Вита. – Было бы от чего отвлекать! – Антонина расхохоталась. – Этот недоделанный Шерлок Холмс и Зигмунд Фрейд в одном флаконе… – Оскорбление личности, – угрожающе прошептала Вита. – Ой, ну её! Наташ, ты лучше расскажи про себя. Что, появился принц-то? – озорно подмигнула Антонина мне. – Кхм-кхм. Ну… – Претендент на должность есть? А? Вижу, вижу, есть. Хорошая ты девчонка, Наташа. Без глупостей в голове. Вита не могла сдержать торжествующей улыбки. – А я недавно встретила свою первую любовь, – мечтательно начала Антонина. – Бабушка достала свою тетрадь с мемуарами, – Вита не удержалась от язвительного комментария. – Беруши нужны? – Помнится, в восьмом классе я влюбилась в него, серьёзно, безоговорочно и глупо. В общем, втрескалась по уши. Но так всегда и бывает, обязательно глупо, по-дурацки. Он был для меня Принцем из сказки, нет, он был для меня настоящим Божеством. Что и говорить, в него дружно влюбились все девчонки. Несмотря на такое изобилие женского внимания, он не стал им злоупотреблять. Поговаривают, что он воспылал чувствами к одной особе ещё в первом классе, а в девятом об их отношениях ходили легенды. Я смирилась и оставила бесполезные затеи с письмами, которыми атаковала его в течение года. А он был галантен, вежлив и хорошо воспитан. Его так и звали «Принц». Признаюсь честно, в ней же привлекала только красота. – И что же дальше? – не вытерпела я. – Что-то произошло между ними в середине десятого класса. По-моему, он застал её целующейся с каким-то смазливым простачком из одиннадцатого. Она просила прощения, плакала, но он просто хладнокровно ответил: «Не прикасайся ко мне», ушёл с урока, забрал документы и куда-то уехал. Загадка, самая настоящая загадка. Она больше ни с кем не встречалась. А куда он мог уехать – никто не знал. И вот! Иду я по улице и вижу знакомое лицо. Хорош, нечего и говорить. Только в груди уже так не ухает. Переболела. Он, конечно, поздоровался, но, видимо, куда-то спешил, так что я не стала ему докучать. Вот такая у меня история, – с грустью улыбнулась Антонина. – Так. На сегодня лекции о вреде первой любви закончены. Профессору нужно идти! – поднявшись, хлопнула в ладоши Вита. – Бесчувственная командирша, – протянула Тоня. – Моё существование как-то компенсирует тот избыток чувственности, что достался тебе, – парировала сестра. – Закон сохранения вещества. Вся эмоциональность ушла на тебя, мне же достался острый ум, незагрязнённый ощущениями. В целом, в нашей семье на брата приходится примерно одинаковое количество и того, и другого. Кстати, где ты его видела-то? – Кого? – Бывшего объекта девических грёз! – В Москве, недели две назад. А что? – любопытство Виты насторожило Антонину. – Хотела проверить, способна ли ты чётко отвечать на поставленный вопрос без засорения его ненужной информацией, – с чувством полного интеллектуального превосходства провозгласила Виталина, – но, к сожалению, результат эксперимента меня разочаровал. Я предупреждающе кашлянула, подобные перепалки случались между сёстрами нередко, и за годы дружбы с Витой я уже успела побывать свидетелем нескольких десятков небольших ссор. Антонина придерживалась избранной с детства стратегии игнорирования «внешнего раздражителя», как называла она сестру, Вита же полагалась на свою настойчивость, а потому предпочитала бить противника «до победного» ехидными замечаниями и колкими насмешками. – Наташа, и как тебе не надоест эта зануда? – плаксиво произнесла Антонина, капризно сморщив носик, и разумно удалилась. – Я бы попросила! – нарочито громко воскликнула Вита, и понизив голос, сказала, – Милорадова, канат, по которому ты ходишь, вот-вот лопнет. И полетишь ты в пропасть…Тёмную пропасть отчаяния. – Мм, как поэтично! – нерешительно съязвила я. – Послушай меня внимательно, пожалуйста, – она наклонилась, чтобы взглянуть в мои глаза, – следи за тем, что ты говоришь. Внимательно обдумывай каждую фразу. Никаких ванильностей, слышишь? Мне кажется, что он уже начал что-то подозревать. – Откуда такие опасения? – Скажу потом. Главное: следи за речью. Поменьше чувств, побольше логичности и даже сухости. И…определись уже со своим гардеробом! – Вита недовольно показала пальцем на мои джинсы. – Тогда носи уж всегда мужскую одежду, а про эти свои стразики забудь! Как страшный сон! Живи он в соседнем районе – я бы могла оправдать тебя, но он живёт в соседнем подъезде! Очнись, Милорадова! – Послушай, перестань щёлкать пальцами перед лицом! У меня проблем со вниманием нет! – Конечно, конечно. Так все влюблённые думают. Тебе нужно продержаться совсем чуть-чуть… – И что же дальше? – А дальше – я придумаю! Итак, давай повторим основные правила. Не нужно закатывать глаза, не я же эту кашу заварила! Алкоголь сегодня тоже не поможет! * * * Спустя час к предстоящему свиданию я была хорошо подготовлена. Ещё бы! Витин инструктаж не мог пройти бесследно! Владимир беспечно назначил встречу в том злополучном парке: сомневался ли он насчёт моей подверженности такой болезни, как топографический кретинизм, или просто хотел полюбоваться природой, – эта информация держалась в строгом секрете. Я пришла ровно за тридцать секунд до условленного времени. Его фигура отчётливо выделялась среди окружающих: он шёл бодро и легко, не втягивая голову в плечи, как это делают некоторые стесняющиеся собственного роста. Сегодня Преображенский был в идеально отглаженной рубашке, золотистые волосы он слегка прилизал каким-то чудо-гелем, а запах хорошего парфюма не услышать было невозможно. – Ну, здравствуй, – со сдержанной улыбкой поприветствовал он меня. – Здравствуй, – я постаралась ответить в тон ему, – и необязательно так пристально смотреть! – Раз сударя беспокоят скромные знаки внимания с моей стороны, то… – Нет, сударь радеет о целостности своей головы, нежели о репутации. Ведь Вы и дырку во лбу просверлить способны! – во мне проснулась запоздалое кокетство, мгновенное заглушившее глас разума. Владимир улыбнулся самыми уголками губ, показав, что шутка не осталась неоценённой. – А сударь-то сегодня остёр на язычок, как я погляжу! – поддержал он затеянную игру. – Почему же только сегодня? – нагло ухмыльнулся я, вспоминая день нашего «официального» знакомства. – Помнится, вчера, – лукавым огнём сверкнули зелёные глаза. –… кто-то вёл себя не совсем обычным образом, – закончила я, с вызовом посмотрев на Владимира. На секунду на его лице промелькнула будто тень сожаления об ещё одной потерянной душе, заблудшей среди соблазнов жизни. Его вина в резкой смене ориентации «Никиты» была давно уже доказана, теперь же Владимиру оставалось досадовать лишь на самого себя за неумение контролировать собственные эмоции. Лёгкое алкогольное опьянение никак не способствовало вынесению оправдательного вердикта. – Наверно, потому что второй кое-кто позволил первому вести себя неподобающе, – констатировал он. От моего иронического смешка Преображенского не спасла даже очаровательная улыбка. – И смельчак не боится окончательной гибели своей репутации? – продолжил наступление Владимир. – На то он и смельчак, чтобы не бояться! Тем более, было бы чему гибнуть! – Практичный подход. То, что уже испорчено, следует немедленно отправить в мусоропровод, даже если это что-то можно починить? – Можно купить и новое. – Такой товар в магазине сегодня редкость. И заработать на него непросто. – А что же ты? – не вытерпела я. – Нездоровое любопытство ни к чему хорошему не приводит, – назидательно произнёс Владимир. – А про меня и говорить нечего: дела давно минувших дней. – И насколько давно? – Настолько давно, что успели покрыться толстым слоем пыли, который лучше не трогать во избежание неприятностей. Почувствовав холод в голосе Владимира, я мгновенно замолчала. Знаете, в чём состоит трудность подобного положения? В неспособности быть собой при старании изображать чуждого тебе персонажа. – Молчание несколько затянулось. Решил порефлексировать? Или заняться самобичеванием? – он был не в меру проницательным. – Даже если и так, что с того? – Ничего. Если ты активно копаешься в себе, то окружающим меньше уделяешь внимания. В некоторых случаях это очень хорошо. Для окружающих, – расплылся Преображенский в улыбке.