Последний джинчурики

Форпост Бисямон Сэкимори Мамору Доруи — Страж форпоста, глава клана Земли, а также полномочный представитель клана Воды — решительной походкой хозяина рассекал пустынный и темный коридор. Звуки его шагов отдавались гулким и сердитым эхом, а стены вокруг него мелко вздрагивали, словно пугаясь столь напористого вмешательства в их тихую жизнь, и с укором провожали неучтивого пришельца. Но ни их укоризненные пустые взгляды, ни промокшие насквозь одежда и волосы не трогали Доруи. Он был зол. Весьма зол. Несвязного лепетания служанки, которую он приставил к Арике, ему хватило для понимания того, что же именно произошло. Страж уверенно свернул в очередной коридор, такой же молчаливый и темный, как все предыдущие, с такими же рядами пустых, давно умерших комнат, порядок в которых всё еще условно поддерживался малочисленной прислугой. Мамору шагал столь уверенно, потому как его направляла свежая дорожка из мокрых пятен. То, что пятна эти оставлены именно Арикой, Доруи не сомневался: кто же еще станет пробираться домой вот так, задворками, через цепочку пустующих зданий? И подобное поведение Тайори говорило ему о многом. А злило — еще больше… Мамору толкнул в сторону деревянную перегородку, ведущую на улицу, и шум дождя, еще миг назад казавшийся далеким, окутал Стража со всех сторон. Мужчина на всякий случай осмотрелся; однако аккуратные двухэтажные домики, которые обступили широкий внутренний двор с садом и площадками для занятий, все как один хранили темноту и покой — казалось, будто они спят в ожидании своих хозяев. И лишь единственное здание, которое возвышалось во главе двора, светило редким теплом окон и уличных фонарей. Единственный жилой дом Клана Воды — головной особняк. Страж шагнул под дождь, пробежал по усыпанной гравием дорожке и вскочил на освещенную веранду. Мокрые следы, что вели его за собой, продолжали свой путь и здесь — впрочем, кто бы сомневался?! Мамору тряхнул песочными прядями волос, сбрасывая назойливые капли воды, и всё тем же решительным шагом направился к покоям Арики… Он знал, что еще по шагам она определит его гневное состояние — ведь ее этому учили. И встретит она его холодно и невозмутимо — но не потому, что холодна и бесстрастна, а потому что ее и этому учили. И она не станет называть его по имени, вернее, не сможет, поскольку «Мамору» — имя того, кто вызвал в ней самую первую любовь. Об этом он тоже знал... Он вообще столько всего о ней знал! Знал с того самого момента, как там, в далеком мире-Колыбели, насильно прочитал ее память. Но, несмотря на эти знания, он до сих пор не мог понять причин многих поступков Тайори Арики… Податливая дверь легко съехала в сторону под нажимом его рук. Арика, как он и предполагал, даже не повернулась к нему, лишь взглянула равнодушно и сразу же отвела взгляд, так и оставшись стоять к гостю вполоборота. Видно было, что она только-только вернулась, лишь немного опередив Мамору: одежды ее были мокрыми и сочили на пол редкие капли. Мужчина решительно двинулся к ней, и за те несколько шагов, что он проделал, Тайори, похоже, успела понять, что он знает больше, нежели она предполагала. Лицо ее изменилось: сначала побледнело, окаменело. Но к тому моменту, как Мамору приблизился и схватил девушку за плечо, чтобы развернуть ее к себе и заглянуть ей в глаза, всё наносное, искусственно холодное вдруг слетело с нее, и через миг она уже отчаянно трепыхалась в его руках, вырываясь и шипя: — Пусти!.. Пусти!.. — Дура! — хрипел он в ответ, всё сильнее стискивая ее и пытаясь повернуть лицом к себе. — Девчонка!.. Чего еще тебе здесь не хватает?!.. Мокрые одежды их обоих из-за бестолковой борьбы скособочились, поползли, и два дракона — бледно искрящий на груди мужчины и ярко мерцающий на плече девушки — сомкнули свои головы, будто в долгожданном поцелуе… Арика всё же не выдержала, прекратила сопротивляться, осела в руках Стража и расплакалась — и это оказалось настолько по-девчачьи, даже по-детски, что Мамору растерянно разжал хватку. Девушка тут же отодвинулась от него и отвернулась, поправляя встрепанную одежду. «Вот что с ней делать?» — мужчина устало привалился к стене. — Это был он? — глухо спросил Мамору. — Вернее, его клон? — Злость сэкимори не исчезла, нет, просто забралась куда-то вглубь и оттуда зудела, подначивая хозяина спросить что-нибудь едкое. — За каким… бесом он сюда пожаловал? Арика заметно напряглась. Даже всхлипывать перестала. — Он… — заговорила она осторожно, будто ступала на зыбкую почву, — болен. И его болезнь… наследственная. — Что?! — голосом, осипшим от неожиданной новости, воскликнул Мамору. В ответ Тайори стянула со стола какой-то свиток и развернула его перед лицом мужчины. — Вот препарат, — пояснила она, — который производят в Конохе. Однако он не лечит, а лишь блокирует его болезнь. Доруи взялся за подмокшие края свитка, всмотрелся. Печать в виде листа с вихрем красовалась в верхнем правом углу документа, а дальше — текст, много текста, непонятные слова о каких-то реакциях, распадах, ингибиторах, и формулы, формулы: бензойные кольца, цепи, связи. «Твою ж ма-а-ать!» — протянул про себя Мамору. Конечно, медики в Бисямоне были, да только специалистами их назвать можно было с большой натяжкой — какие, к демонам, специалисты, когда вот уже много десятилетий Бисямон не получает никакой подпитки от мира-Колыбели! Ни людей, ни средств, ни знаний! Да что Бисямон — все форпосты давным-давно позабыты Колыбелью и практически предназначены сами себе!.. Страж мрачно глянул поверх свитка на Арику: — И ты справишься с этим? Разберешься, что это за недуг? В ответ Тайори только руками всплеснула, а лицо ее болезненно и горько наморщилось. Еще Мамору знал, что в клане ее учили лгать. Только вот сейчас Арика выглядела по-настоящему испуганной и растерянной, как заблудившийся ребенок. И внутри Стража так и забилось: «Чтоб тебя демоны побрали, Хатаке Какаши!»… *** Все основные улицы Бисямона берут начало на Центральной Площади, откуда лучами разбегаются в разные стороны и делят тело форпоста на сектора. Главных секторов пять, по числу кланов: они выставились на площадь своими головными особняками и похожи на драконов, которые сползлись мордами к центру Бисямона, дабы пялиться взглядами своих глаз-окошек на сердце форпоста — на округлое здание Совета. Мамору угрюмо оглядел их фасады: они всё еще хранили роскошь, спокойную, основательную, достойную — как старый вояка, что давно уже живет в мирное время, но упорно хранит былую выправку и помнит цену своих поблекших наград. Однако ж Доруи знал, что скрывается за этой показной роскошью: неспешное, но уверенное вырождение кланов, приправленное дрязгами и междоусобицами. Сэкимори вздохнул и шагнул на ступеньки, ведущие к дверям Совета. Разговор предстоял сложный… *** — Я уверен, что она запудрила тебе мозги, а на самом деле рвется обратно исключительно из-за него! Из-за этого коноховского джонина! — недовольно проскрипел старческий голос. И тут же с ехидцей спросил: — Ты ведь до сих пор не сумел пригреть ее, так, Мамору-кун? — Да и про артефакт, похищенный ее отцом, ничего не выяснил, — в тон ему добавил второй голос. — Я о катане Сакэгари — где она? Мало ли что эта девчонка тебе наговорила! Наверняка она знает больше, чем открыла! Мамору молчал, уставив глаза в пол. Недовольством и колкими замечаниями главы других кланов доставали его уже не первый раз. Сам Доруи прекрасно представлял, за что к нему такое отношение, и откуда, что называется, ветер дует. Единства кланов, живущих бок о бок, на форпосте давно уже не было. Бисямон, как и остальные форпосты, изначально создавался как обережь для мира-Колыбели, и управление им искони шло оттуда. Однако нормальная связь с Колыбелью была настолько давно, что в Бисямоне даже стариков не осталось, которые могли бы рассказать о тех временах, только летописи и сохранились. Колыбель забыла о своих защитниках, хотя те до сих пор стояли на своем посту. В отсутствие же общего руководства между кланами всё чаще возникали разногласия, которые нередко перерастали в открытые стычки. Вскоре Бисямону стало сложно решать даже мелкие насущные задачи, поскольку чуть ли не каждое собрание вырождалось в споры и припоминания прошлых обид. Казалось, что только Кольцо Стихий удерживает сэкимори от окончательной и неприкрытой междоусобицы. И всё же со временем кланы пришли к пониманию: чтобы выжить и не скатиться к прямому противостоянию, которое ослабит форпост окончательно, надо объединяться под единым руководством. Объединяться здесь, на своей земле, а не ждать указаний от Колыбели. И не делить власть на пять частей, а добиться, чтобы все решения в Бисямоне принимались центрально, и никто не мог им противиться. Но вот тут-то и всплыл главный вопрос, о который споткнулось и так не мирное житие сэкимори: кому достанется честь стать во главе объединенных кланов? И пока этот вопрос горячо, но безрезультатно обсуждался главами кланов, Мамору сумел, казалось бы, выгодно отличиться: он отыскал в Колыбели и переправил в Бисямон недостающее звено Кольца Стихий — Арику Тайори. По итогам этой успешной, хотя и трагично обернувшейся для Доруи миссии, он занял пост главы своего клана. А вдобавок он получил право голоса от Клана Воды, поскольку Арика влезать в местные дрязги не желала — как минимум, в ближайшее время — и доверяла в подобных вопросах исключительно Мамору и никому более. Но именно эти вот события нарисовались в воображении многих стражей как попытка Доруи захватить власть. Даже вынужденная смерть отца Мамору преподносилась некоторыми сэкимори как продуманный и коварный план: мол, парень наметил сначала стать во главе своего клана, убрав с пути старика-отца, потом перехватить власть в Клане Воды, а там и до остальных недалеко! Все эти нелепые и несправедливые сплетни настолько раздражали Доруи, что он и вправду начал задаваться вопросом: может, действительно возглавить объединенный Бисямон?.. Но, честно признаваясь самому себе, Мамору чувствовал, что не готов к подобной ноше. Однако ж и подчиняться капризным злопамятным старикам, главам прочих кланов, у него тоже особого желания не возникало… — Не стоит требовать от мальчика так много, — примирительно подал голос еще один участник собрания. — Вы же сами понимаете, что проблемы Воды — наши общие проблемы. Мамору поднял взгляд: последние слова принадлежали Кенджи Каруи, главе Огня. Вообще-то все члены Совета были намного старше Мамору, и каждому из них он казался «мальчиком», но к Кенджи Каруи было особое отношение: клан Огня был самым многочисленным и сильным. Если бы в Бисямоне ввели закон всеобщего голосования, то Каруи всегда продвигал бы свои решения. А представлять, что было бы, надумай Огонь насильно захватить власть в Бисямоне, никому даже не хотелось. В общем, Кенджи являлся главным претендентом на пост предводителя кланов. Точнее, до некоторых пор являлся — как раз пока Доруи не нашел Арику. Пожалуй, Мамору бы даже согласился, чтобы Кенджи возглавил объединенные кланы, ведь глава Огня был самым толковым, уравновешенным и влиятельным среди стражей. Однако в самом этом старике что-то настораживало, а что именно, Мамору никак не мог определить. Может быть, взгляд Кенджи: вроде бы пустой и ничего не выражающий, но под которым остро чувствуешь, что тебя видят чуть ли не насквозь? А может, особая поступь Каруи? Ступал предводитель Огня по-кошачьи мягко, однако по натужно скрипящим под ним доскам пола создавалось впечатление, что поджарый на вид старик весит чуть ли не сотню кан! Мамору невольно скосил взгляд на руки Кенджи: на безымянном пальце Каруи красовалось кольцо — старинное, с настолько затертым иероглифом, что толком и не разберешь его значения. Старики, любящие посплетничать, говорили, что весь клан Огня подчиняется исключительно тому, кто носит это кольцо. И что как только глава Огня передает кольцо своему преемнику, так сразу теряет власть не только над кланом, но и над собственной жизнью и тут же умирает! За глаза старики величали сиё украшение «Кольцом мудрости» и объясняли, что каким бы горячим или бестолковым страж Огня ни был бы ранее, стоит ему только возглавить клан и надеть это кольцо, так он сразу становится благоразумнее, а в отношении политики обязательно является прилежным продолжателем прежнего лидера клана. Вообще-то в подобные слухи Мамору не особо верил, но в то же время доверия ни самому Кенджи, ни его клану от таких сплетен не прибавлялось. Судя по всему, и у остальных сэкимори тоже не прибавлялось, иначе Каруи, пожалуй, давно бы стал предводителем объединенного Бисямона. А еще у Кенджи была такая привычка: когда на Совете все спорили и обвиняли друг друга невесть в чем, он сидел молча и отрешенно, словно пребывал мыслями в иных мирах. А потом вдруг предлагал такое неожиданно верное решение, которое более-менее устраивало всех и как мечом обрубало всякие споры. Вот и сейчас все разве что дыхание не затаили, готовясь выслушать его предложение. — Да, наша Тайори рвется обратно, — продолжил Кенджи, даже не обратив внимания на то, как замерли слушатели. — И я не думаю, что причина ее устремлений так уж неуважительна, — он благосклонно кивнул в сторону Мамору, как бы подтверждая, что взаправду принимает весть о болезни Хатаке Какаши. — Но, с другой стороны, мы не можем отпустить Арику, поскольку не можем позволить Кольцу Стихий снова распасться. Так что ж, — Кенджи сделал паузу и обвел присутствующих своим спокойно-пронзительным взглядом, — решение этой дилеммы у нас есть. И оно буквально на виду… *** И снова Мамору шагал по знакомой площади. Только вот на фасады клановых особняков смотреть ему сейчас не хотелось. Куда милее было вглядываться в обычные дома и лавчонки, что заполняли промежутки между пятью основными секторами и отвлекали от невеселых мыслей своей живой пестротой, невозмутимостью и полным отсутствием глобальных проблем. Решение, которое приняли на Совете с подачи Каруи, по отношению к Арике получалось вынужденно жестким. Если не сказать жестоким. Но за него проголосовали все. Включая самого Мамору. Оставалось посмотреть, как примет это решение сама Арика. А еще Кенджи Каруи пожелал самолично с ней переговорить... *** Каруи, уединившись в своем кабинете и велев его не беспокоить, сидел за столом и сосредоточенно изучал развернутый перед ним свиток. На полотне свитка красовалась сложная схема, испещренная множеством значков, линий и пометок. — Кстати, да, катана Сакэгари, — задумчиво прошептал Кенджи, выводя среди символов на бумаге знак вопроса, — или, как ее еще называют, «клинок Тоцука». Где она теперь может быть? В ответ ему звучал лишь шорох карандашного грифеля. Глава Огня вздохнул, перевел внимание на другой участок схемы и несколько раз обвел карандашом жирную девятку. — Узумаки, значит? — шепотом спросил он у девятки и усмехнулся. Потом нажал на кнопку, встроенную в стол. Меньше чем через минуту в кабинет вошел один из починенных Кенджи. — Свяжись с форпостом Дзигоку, — приказал ему Каруи. — Скажи, пусть готовятся. Подчиненный кивнул и тихо вышел. Кенджи поднял глаза к зеркалу, висящему на стене напротив. Из зеркала на него смотрел старик с кривоватой ухмылкой на довольном лице…