Минус на Минус

      Рустем о случившемся эпизоде не думал. Старался не думать. То и дело ловил себя на воспоминаниях о неожиданно подвернувшемся просто хорошем транзитном трахе.       В доме Разумовских давно все было закончено. Электроника не шалила, и Любовь Михална звонками не беспокоила. Причин появляться там и снова наткнуться на мальчика на подхвате больше не было. Это успокаивало. Случайная связь с кем-то из рабочих в доме заказчиков, проступила бы неприятненьким пятном на нежно взлелеянной Ардашевской репутации.       На исходе недели, ближе к вечеру, сотовый Тэма Тимурыча, заваленного делами, уже плавился от бесконечных переговоров и неумолимо терял заряд батареи. И снова он взвился, завибрировал звонком с неизвестного номера. Рустем прижал трубку плечом, пытаясь рулить одной рукой, а другой воткнуть в телефон шнур зарядки.       – Рустем Ардашев? Здравствуйте. Вы занимаетесь отделкой?       Звонивший не представился, а вопрос поставил задерганного архитектора в тупик. Не хватало еще до кучи отбрехиваться от какого-нибудь желающего отремонтировать по-быстрому свой дешевенький офис. Но он тут же переключился на свой фирменный голос:       – Добрый день. В принципе да, но все нужно обсуждать. Масштабы, объемы задач, сроки…       – О, масштабы вам под силу! Требуется срочно отделать одного наглого пионера! – в трубке раздался звонкий хохот.       – Блять, Вадька! Ты, что ли?       – О! Рустик! Ты запомнил, как меня зовут! Я горжусь собой!       – Я занят, вообще-то. Это твой телефон? Я перезвоню.       Рустем отбил вызов и нахмурился. По всему выходило, что номер мальчишки нужно внести в черный список и навсегда остаться для него недоступным. В голове не укладывалось: что за странная навязчивость и панибратство? Как будто Рустем выставил свою персону на сайте знакомств и теперь вынужден увиливать от недвусмысленных предложений. С чего этот недалекий, но активный пацан вообще решил, что может общаться с ним подобным образом?       Но, добравшись до дома, избавившись от невозможного в летнюю жару узкого костюма, чуть расслабившись и выдохнув, Рустик вспомнил, что личной жизни у него так и не появилось. А секс был хорош. Хоть и не совсем то, но гораздо лучше, чем ничего.       – Чего хотел-то, пионер? – без приветствий начал разговор Рустем.       – Как чего? Тела комиссарского. Как говорится, «гоу ипацца»!       – Ты наглец, испорченный тип, и тебя просто нужно выпороть.       – Но-но, Тэм Тимурович! Давайте переходить к таким практикам постепенно. Получше узнаем друг друга, начнем доверять, очертим границы…       – Да пошел ты, озабоченный, – устало выдохнул Рустик. – Все на еблю переводишь?       – Ну так мне приехать? Адрес знаю, могу быть через полчаса.       – Приезжай, чего уж. Только в аптеку по пути заскочи. У меня и нет ничего.       – Нельзя так себя запускать, Рустемчик, ты ж мужчина в самом расцвете сил! Ладно, скоро буду. Озаботься хоть пиццей, что ли, а то на одних белковых коктейлях я не продержусь! – снова хихикнул и бросил трубку, чтобы, раз получив согласие, не услышать вдруг возражений.       Приехал Вадька быстро. Ворвался свежий, вкусно пахнущий. Солнечным зайцем проскакал по элегантной и строгой квартире. Завел было свою неумолкающую шарманку, но Рустем глухо оборвал его:       – Ты можешь не пиздеть столько, пионер?       Вадька едва заметно замялся, но быстро нашел способ ответить:       – С условием. Если будет можно тебя целовать.       Рустик как-то и не обратил внимания на то, что в прошлый раз до настоящих поцелуев дело не дошло. Просто было чем заняться, а нежничать Ардашев не привык.       Теперь же Вадька был значительно сдержанней в речах, но таким же юрким и горячим, с жадной страстью исследуя рот любовника, окатывал того волнами отчаянного желания. Рустем уже не жалел, что впустил этого чумового мальчишку в дом. Смутное ощущение чего-то неправильного совсем тушевалось перед лицом реального наслаждения, которое вот здесь и сейчас, после которого уже не хочется думать о возможных ошибках.       Когда пришла пора урагану утихнуть, растрепанный, вытраханный до изнеможения Вадька, сидя на краю постели, подтянул к себе свои джинсы и равнодушно заметил:       – Я так понимаю, мне нельзя остаться до утра?       – Незачем, – подтвердил Рустем. – Я заплачу за такси.       – О нет, спасибо, я сам. Ты мне еще за секс денег предложи.       – А надо? – хмыкнул Рустик.       – Сволочь ты, – устало выдохнул Вадим.       – Язык прикуси.       – Не прикушу. Тебе же пригодится.       Когда за Вадькой в очередной раз закрылась входная дверь, Рустем даже подумал, что такое обращение должно было обидеть. Переживания пионера его не сильно беспокоили, хотелось раз и навсегда обозначить границы, за которые тому не стоило переступать. Он и так-то своим вторым визитом в личное пространство Рустема побил все возможные для себя рекорды. Обычно случайные любовники больше одного раза тут не бывали.       Единственным, кого можно считать регулярным гостем, был Лео. Пару раз в месяц, чаще или реже, он проводил тут час-другой, насыщенно и без лишних церемоний.       Впервые Рустик увидел его в бассейне при тренажерке. Красавец-качок перекатывал под загорелой кожей валики мышц, поправлял плавки, небрежно стряхивал с себя воду. И стоило Рустему задержать на внушительном торсе взгляд чуть дольше приличного, как уже через час он оказался у себя дома, воткнутым мордой в подушку, а за спиной раздавалось нетерпеливое рычание льва на случке.       Лев был глубоко женат и порочную связь с Рустиком тщательно скрывал. Его не надо было выпроваживать, ища аргументы и испытывая неловкость. Все быстро, строго согласно договоренности. Сделав свое черное дело, Лео сам выметывался, отвечая на ходу вечно звонившей с проверками жене, лишь махнув Рустему рукой и жестом показывая, что при случае можно будет созвониться еще. Такая ситуация Рустика полностью устраивала, тем более что, образец силы и мужественности, Лео оказался способен не только лихо брать, но и вполне задорно отдаваться. Случалось, правда, и то и другое нечасто, но с наступлением лета, когда жена морально неустойчивого Лёвчика отбывала с мелким в Испанию, встречи могли участиться.       Не прошло и трех дней, как Вадим снова позвонил. Будто и не выставил его Рустик в грубой форме. Снова как ни в чем не бывало. Снова «гоу ипацца». Ардашев подвис на пару мгновений, вспомнил про Льва, но тому еще нужно было звонить и договариваться, а тут и делать ничего не надо – тело молодое само плыло в руки. Рустик впустил его, уже без лишних опасений, потому что убедился – установка понята правильно: простой секс к взаимному удовольствию. Вадька не лез с расспросами или рассказами, никогда не просился остаться до утра и стоически сносил Рустемово равнодушие, граничащее с грубостью. Огрызался сам, но при каждой новой встрече был все тем же сгустком огня, обжигающим и кусачим, но чаще ласковым и внимательным. Он умудрялся растопить что-то внутри у ледяного Тэма Тимурыча, заставить вспоминать себя в перерывах между встречами и проверять входящие, если эти перерывы затягивались.       Иногда Вадька не случался дня по четыре, но ни разу не дождался звонка от Рустема. Всегда звонил сам, исполняя сложившийся ритуал – вроде как напрашивался, а тот вроде как соглашался. Однажды, в нарушение традиций, появился на пороге Ардашевской квартиры поздно ночью, подозрительно плавный, с блестящими глазами и повис у Тэма на шее, выдавая изрядное подпитие. Рустик отцепил от себя мальчишку и, тряхнув его за плечи, даже не спросил, а констатировал:       – Бухой, что ли?       – Чуть-чуть, а что? – Вадька вытек из больно схвативших его пальцев и уцепился за пояс домашних джинсов Рустема, сразу переходя к раздеванию, но тот без церемоний выставил его за порог, коротко хлестнув вместо прощания:       – Пошел вон. Вадька опешил, но попытался прильнуть обратно:       – Рустик, ты чего? Я ж к тебе, я ж ехал, ночь же…       – Вот где накидался, туда и проваливай. Нахрен ты мне не сдался, еще и в таком виде.       Дверь перед Вадькиным, едва не захлюпавшим, носом громко захлопнулась.       Он еще посидел, шатаясь из стороны в сторону, с полчаса на подоконнике между этажами. Честно надеялся, что Рустем одумается и выйдет за ним, но когда понял, что раскаяния не дождется, тихо свалил в неизвестном направлении, пропев напоследок: «Сука, ты, Руся… гад и сволочь». Ардашев же по другую сторону двери кипел злостью и разочарованием – мелкий наглец осмелился явиться к нему в совершенно раскладном состоянии. На что он надеялся? На то, что его, источающего алкогольные миазмы, примут здесь как дома? Помоют, накормят и спать уложат и, возможно, обеспечат порцию релаксирующего секса? Впрочем, сокрушался Рустем недолго, вернувшись к просроченным чертежам, и уж конечно не собирался подбирать пьяного Вадьку, даже если бы тот устроился на ночевку под его окнами.       Люди в подпитии раздражали Рустема безмерно. Как те, кто лез выяснять отношения, переводя градус в агрессию, так и те, кто под воздействием спиртуоза становились развязными весельчаками, добреющими все больше с каждой рюмкой. Выросший в интеллигентной семье, Рустем не был особенно религиозен. Сам он почти не пил, но не из-за своего номинального мусульманства, а скорее из нелюбви к себе, становящемуся мягче и болтливее всего от пары бокалов вина. Он мог временами выходить из образа холодного, как в стужу винегрет, педанта и даже погреть в ладони стакан с ароматным коньяком, но для этого нужна была компания близких друзей или отца. От всех от них Ардашева давно отделяли годы и километры.       После инцидента со своими показательными алко-выступлениями Вадька и вовсе пропал на неделю. Рустем хмурил брови, ловя себя на том, что как будто даже и скучает. При новом же звонке от Вадьки отомстил ему за свое смятение, равнодушным голосом сообщив, что уже надеялся избавиться от назойливого мальчишки, нахала и пьяницы, навсегда. Вадька же и не думал обижаться на подобный выпад, обозвал Ардашева гадом и сволочью, призвал «го ипацца» и, вешая трубку, расплылся в торжествующей улыбке: тот хоть и выглядел недовольным, но снова поддался. ***       – Рустик, а вообще есть шанс вытащить тебя из дома?       – Что ты имеешь в виду? – Рустем поглаживал острые коленки, расположившиеся у него поперек живота.       – Ну, разнообразить нашу сексуальную жизнь, – хохотнул Вадька.       – Уже наскучило? Так я не держу. Валяй, выбери себе новую мишень.       – Гад ты, Ардашев. Просто погулять? А то такое впечатление, что, кроме ебли, и правда больше нет развлечений.       – С тобой, что ли, мелочь, погулять? В парк? В цирк? Брось. Погуляй с друзьями.       С тех пор как несколько дней назад Вадька появился с копной белых дредов, привязанных к его родным волосам, Рустем и представить себе не мог, что в такой компании он вышел бы за пределы квартиры, даже если бы захотел прогуляться. Это развязное недоразумение и элегантный сдержанный Ардашев!       – Лето, Тэм. Разъехались друзья, а у меня кайт простаивает. Могли бы покататься, я б тебя поучил… Ты когда спортом последний раз занимался?       – До твоего вероломного появления я в зал ходил.       – И что? Бегал там на тупой дорожке? Понятно. Выставка-продажа одиноких самцов. Загорят в солярии, поплавают в бассейне, ягодичками поиграют и уходят довольные собой.       – Ревнуешь, что ли, мелкий?       – Вот еще. Было бы к кому! – фыркнул Вадька. – Фантазии нет заняться чем-то нормальным?       – Не борзей, пионер. А то вылетишь.       – Да, да, вы все только угрожаете, дяденька… Поехали, Рустик, погоняем завтра. Суббота же…       – Кайт, говоришь… Блин, это ж гидрик нужен, – в голосе Рустема звучало сомнение, которое было для Вадьки полной неожиданностью, скорее он был готов услышать насмешку и решительный отказ.       Как всегда, покидая разморенного Рустема ближе к полуночи, Вадька был полон радостного предвкушения. Завтра они вместе поедут на воду, он заставит Рустика шевелиться, раскачает его на новые эмоции, поделится чем-то своим и, может быть, станет хоть чуть-чуть ближе. А еще, может быть, у них появится что-то общее, что выйдет за пределы четырех квадратных метров банального траходрома.       Подходя к своей машине, предусмотрительно запаркованной в двух кварталах от Рустемова логова, мальчишка чуть не подпрыгивал от радости и нетерпения. Завтрашний день представлялся ему солнечным и счастливым.