Разговоры за чашкой чая

      На третий день разразилась гроза. Вой ветра ворвался в узкое окно, дождь окропил пол, размывая вековую грязь. Громовые раскаты заглушили треск поленьев. Франкенштейн с недовольством помянул того, кто проектировал замок. Под окно уже натекала вода. Ни тряпок, ни вёдер на кухне не было. Огонь метался под порывами ветра, от очага разливалось тепло, уходить не хотелось, но ливень грозил затянуться. Покинуть этот дом Франкенштейн пока не мог, раны от оружия духа оказались серьёзными, и силы восстанавливались медленно. Всё больше раздражаясь на странного архитектора, он отправился искать хоть что-нибудь для предотвращения грядущего потопа. Блуждая в тёмных коридорах, Франкенштейн наткнулся на комнату, где хранилась всякая утварь. Среди полусгнившего хлама стоял сундук с тряпьём, но ве́тошь рассы́палась, стоило лишь прикоснуться. Ругаясь и нелестно отзываясь о тех, кто должен был содержать замок в порядке, Франкенштейн принялся рыться в шкафах. – Слуги, где они?.. Они просто должны быть в таком огромном доме. Наконец, ему попались достаточно крепкие доски и большой моток сероватой ткани, ещё пригодные для использования. Вернувшись на кухню и плотно заколотив окно, он подбросил в очаг дров и зябко передёрнул плечами. По комнате уже расползалась сырость, под окном натекла грязная лужа. Франкенштейн оторвал кусок ткани и замер, уставившись на пол, потом медленно перевёл взгляд выше. Окно. Дождь. Кадис Этрама ди Райзел. Ткань упала в грязную воду, но он уже вышел из кухни. Эта комната располагалась несколькими этажами выше. Под каблуками зашуршала облетевшая со стен краска, Франкенштейн быстро взбежал по лестнице и свернул в коридор. Петли скрипнули, когда он резко толкнул дверь. Хозяин замка стоял у раскрытого окна. Ветер трепал чёрные волосы и широкие манжеты рубашки. Вдалеке трещали деревья, толстые стволы гнулись, а ветви хлестали друг по другу. Франкенштейн решительно двинулся к окну и захлопнул створки. Дождь тут же ударил в стёкла. Среди серых туч сверкнула молния. Тюль медленно опал и замер у стены прозрачной завесой. Окно задрожало, оглушительный гром прорвался в комнату. «Что я… сделал». По спине пробежал холодок. Франкенштейн медленно обернулся к хозяину замка, осознавая, что ворвался в комнату без стука и закрыл окно без разрешения. Кадис Этрама ди Райзел мог не желать этого. Его желания лежали за гранью понимания. По бледному лицу стекали дождевые капли, веки чуть дрогнули, алые глаза заглянули в душу. – Я подумал, что надо закрыть окно, ведь началась гроза, и вы можете промокнуть или замёрзнуть, и ещё натечёт вода и испортит пол. Он перевёл взгляд под ноги, они стояли в луже. Хозяин замка молчал, потом медленно подошёл к креслу и плавно в него опустился, продолжая наблюдать за бурей. – Отойди от окна. Франкенштейн торопливо отступил в сторону. В голосе Кадиса Этрамы ди Райзела не было ни гнева, ни недовольства. Ровная, безжизненная интонация. В полутьме комнаты его бледная кожа почти сливалась с белизной рубашки. В отсветах молний на худом лице скулы выделялись резче. Чёрные, как смоль, волосы напитались влагой и слегка вились. Сделав над собой усилие, Франкенштейн оторвал от него взгляд. Пагубное очарование, внушаемое благородными, не вело ни к чему хорошему. – Чай. – Голос, оттенённый громовыми раскатами, прозвучал глухо. – Как пожелаете. – Он двинулся к выходу, но замер у открытой двери. – Может что-то ещё? Ответом стало лишь лёгкое покачивание головой. Франкенштейн прикрыл дверь и направился в кухню, которую всё-таки придётся помыть, не может же он и дальше заваривать чай в такой грязи. И окно стоит застеклить, или придётся всё время протирать лужи. Он свернул к лестнице, размышляя, есть ли в Лукедонии стекольщики.