Кричащий ветер

— Неужели старый, беззащитный алкоголик так похож на убийцу? — пробурчал Хеймитч после того, как перед ним оправдались люди, которые сами-то встретили его кочергой и прочими опасными для здоровья предметами. — Никто бы и не подумал, если бы у нашей гостьи, госпожи Мейсон, не было такого богатого и немного извращенного воображения. Джоанну, однако, это ничуть не задело, и она лишь оправдалась тем, что кое-кто воспринимает ее шутки слишком всерьез. Причем, заражают они этим и ее саму — с чего бы ей тогда надо было отправляться с тапком в руке вслед за остальными? Про себя же каждый решил, что все, окружающие его, — параноики. Ветер тем временем забавлялся, как мог: даже через закрытые окна был слышен его коварный смех, растения под натиском этой ничего не щадящей силы клонило вниз, а ветки сирени, росшей рядом с домом Китнисс, с давно засохшими, мертвыми цветами, стучали об стекло. Под этот неприятный, раздражающий звук собратья по несчастью и добрались до гостиной. Хеймитч, тут же устроившийся в кресле, оценивающе посмотрел на творившееся на столе и усмехнулся: — А запиваете вы тут, видимо, водичкой. Нет, так не пойдет. — Эбернети поставил на деревянную поверхность бутылку коньяка, которую никто сначала и не заметил, так как любая такая бутылка горячительного уже воспринималась в его руках как незаменимый атрибут. — Расщедрюсь уж ради общего сбора. Присутствующие удивились такому бескорыстному поступку со стороны Хеймитча, так как с алкоголем сейчас было туго, но, в принципе, идея напиться пришлась по душе. Джоанне. Китнисс и Пит же просто промолчали и сели на свои места. Кстати говоря, очень зря, потому что тот, кто не пьет со всеми (тем более, если все — это два язвительных победителя Игр), обычно страдает в этой пьяной обстановке. — Скорее бы уже свет включили… — Эй, вы, имейте терпение! Вообще-то, его отключили только пятнадцать минут назад. — Но ведь холодильник же стоит, вдруг разморозится… — начал было Пит, но его тут же прервала Джоанна: — Ага, и к утру затопит кухню, а в самом холодильнике все протухнет к чертовой матери. Кстати, иногда дело даже не в температуре, а во времени. Вот я, к примеру, как-то очень долго не заглядывала в нижнюю камеру морозильника — начало вонять. И вот, открываю я его, значит, а там… — Джоанна! — хором остановили рассказчицу уже начавшие греметь столовыми приборами об тарелку слушатели. — Ну что «Джоанна»? Подумаешь, завелись там в каком-то пакетике черви. Их, кстати, было так много, так что когда они, беленькие такие, шевелились, создавался чуть ли не гипнотический эффект. У всех разом кусок в горле застрял из-за наличия богатого воображения. Мейсон же, до этого не начинавшая трапезу, с ухмылкой на лице взяла в руки свою тарелку и с ногами устроилась на диване. Пару минут все молчали, переваривая возникшую в голове картинку, как неожиданно заговорила Китнисс: — Ну, в том то и дело, что сейчас у нас есть холодильники. А помните, как было раньше? — ностальгировала она. — И света тогда, между прочим, почти весь день не было, давали только на два часа вечером. — А зачем холодильник, когда нет еды? В системе Панема все всегда было с точностью продумано! — Подняв бокал, Хеймитч согласился с девушкой. От такой правды действительно только и хотелось, что выпить. Ветер со свистом прогонял остатки засыпающего дня. На кратчайшее мгновение комнату обелил свет молнии, затем пропал. Небо теперь было черным, без единой мерцающей на нем звезды, и где-то в его глубинах послышались глухие раскаты грома. Подбросив в камин еще дров, которые тут же затрещали, пожираемые огнем, Пит подошел к окну и начал наблюдать, как крупные дождевые капли-воители безрассудно неслись вниз, а потом ударялись об непробиваемую крепость в виде стекла. В последнее время он был молчалив, отстранен и не поддерживал общую беседу, как за едой, так и сейчас. Удивительная перемена для дружелюбного и общительного, но не попусту болтливого, Пита Мелларка. Впрочем, после всего случившегося подобные перемены казались Китнисс не такими уж и удивительными. Впрочем, это не мешало ей волноваться и украдкой на него поглядывать, не особо вникая в суть болтовни и тостов Хеймитча и Джоанны. Теребя кончик косички, она все думала о том, что случилось, пока они вместе готовили ужин. Об этом глупом разговоре, о том, как странно Пит посмотрел на нее потом, когда протягивал чашку с чаем. И может, она сказала бы ему что-нибудь насчет всего этого, да вот только на кухне появилась Джоанна и испортила своим фырканьем момент. А еще… она могла бы подойти к нему прямо сейчас, встать рядом и смотреть, как капельки сползают по стеклу. Постоять, посмотреть, а потом сказать, что ляпнула тогда глупость и извиниться. Может, она могла бы даже не просто сказать что-то подобное в свое оправдание, а даже приблизиться и обнять. Но не так, как они говорят Джоанне все время ее пребывания здесь, — по-дружески. Не настолько невинно, по-настоящему: прижаться всем телом, вдохнуть знакомый запах и прошептать всего лишь пару слов, которые тут же снимут все сомнения своей заботливой рукой… Она могла бы, пропади сейчас из комнаты лишние люди. Но, увы… — В принципе, этим тварям много не надо: насыпал еды — ушел в запой. — Джоанна в это время с увлечением слушала разглагольствования Хеймитча о плюсах и минусах ведения хозяйства, о его гусях и качестве привозимого в дистрикт алкоголя. Но неожиданно веселость и снобизм в его голосе растворились сахаром в кипятке: — Все лучше, чем быть ментором — трибутам ведь еды в тазик не насыплешь… После этих слов Китнисс наконец-то уловила нить разговора и закивала. Закивала так, будто бы могла понять это великое мучение — быть ментором. Будто бы ей приходилось провожать трибутов на верную гибель, давать им ценные на арене советы, а напоследок самый главный — выжить. — Подонки. — Джоанна залпом выпила очередную порцию огня из своего стакана. Которую за вечер? — Делай, что хочешь, чтобы уломать спонсоров: пой им дифирамбы, мило болтай с ними, выпивай с ними, спи с ними, в конце концов! — Сделав паузу, она рассмеялась, перевела взгляд с Китнисс на Пита. — Хах, а представьте, вы — никакой революции, мило улыбаетесь на камеру во время своей свадьбы, воркуете в любовном гнездышке и рожаете детишек? А потом, когда придет очередная партия победителей, когда вами вдоволь наиграются, выбросят, сломанных и с оторванными конечностями, на помойку. Но, может, за столь долгое время, проведенное вместе, вы двое хотя бы не бегали бы друг от друга из своего дома в соседний. — Замолчи. — Китнисс не была не согласна со словами Джоанны. Слова Джоанны не раздражали ее подобно повседневным шуточкам, слетавшим с ее ловкого языка. Китнисс не разозлили ее слова — они всего лишь привели ее в бешенство. Ударили в лицо своей грязной правдой. Резали, жгли, но она все еще спокойным, немного хрипловатым с нотками железа, голосом повторила: — Замолчи. Мейсон лишь усмехнулась. — Ты просишь меня замолчать? Что ж, будь довольна. Но я делаю это не потому, что “попросила” ты, а потому, что мне незачем больше описывать вполне возможную картину из параллельной вселенной. И так паршиво. — Зачем вообще тогда начала? — Чтобы эпично добить тебя последней фразой. И не только тебя, кстати. Пит лишь молча поглядел на всех какое-то время, а затем положил руки в карманы и с прежней внимательностью рассматривал тьму за окном. То, что он ничего не говорил и делал, никак не должно было отражать состояние его мыслей и чувств. Китнисс, не знавшая, что ответить Джоанне, подумала именно об этом. Она уже собиралась привести его в чувство, заставить говорить, покончить со всеми их недомолвками раз и навсегда, но тут же со второго этажа послышался протяжный, душераздирающий вопль…