Без ума

Не оборачиваясь и не позволяя сомнениям прокрасться в колотящееся сердце, Сонмин быстро, как только мог, преодолел лестницу и, хлопнув дверью подъезда, выскочил на темную улицу. В голове все безнадежно смешалось: мысли, не дававшие покоя на протяжении каждого дня после освобождения, невозможный по силе стыд перед братом, несуразное чувство жалости и незавершенности – от всего этого хотелось избавиться, как от тяжелой ноши, осевшей где-то в груди. Только сейчас, услышав справедливое обвинение от Чонсу, ставшее последней каплей в чаше душевных переживаний, Мин слишком явно понял, что так сильно отравляло его жизнь: ему просто надоело чувствовать себя ненужным или виноватым, надоели упреки, льющиеся со всех сторон, и ему чертовски хотелось стать для кого-то необходимым безо всяких сомнений. И парень знал, куда нужно идти, чтобы наконец спокойно вдохнуть полной грудью и больше не испытывать собственные нервы на прочность. Мин почти бегом направлялся к дому, который еще недавно покидал с чувством облегчения и в котором происходил самый страшный кошмар его жизни. Однако, прожив несколько долгих дней вне стен подвала, сейчас парень ничуть не пугался рискованного решения вернуться к преступнику, находя даже в тягучей гуще мрачных воспоминаний нечто хорошее, чего никогда раньше не было в его существовании. Кюхен любил его, сильно до безумия и так искренне, как не смог бы никто другой, без слов доказывая эту неимоверную привязанность одними лишь прикосновениями, вспоминая которые Мин забывал о причиненной теми же руками боли, окончательно теряя смутное желание обвинить в ней этого человека. Ему неистово хотелось поскорее ворваться в монотонную жизнь парня, выгнать оттуда истязающее одиночество, по вине которого и произошла эта история, и избавиться от собственных проблем, не позволявших ощутить себя по-настоящему счастливым. Затолкав пережитый кошмар куда-то вглубь памяти, Сонмин уверенным шагом приблизился к нужному дому, с едва заметной улыбкой на лице встречая его очертания, и, позволив себе лишь на пару секунд задержаться у двора, с глубоким вдохом медленно двинулся к крыльцу. Затягивая в темную бездну полного отсутствия каких-либо желаний, глубокая депрессия продолжала наполнять Кюхена, с каждым днем все сильнее вгрызаясь в сознание. Он буквально ощущал, как чахнет под давлением расцветающего в сердце нытья, невероятно медленно умирая в пустом доме, где разгуливала до того глухая тишина, что казалось, будто здесь и вовсе никто не живет. Это был уже шестой вечер, проведенный без Мина; шестой вечер с нескромной дозой выпитого снотворного и бесчисленными тщетными попытками хоть на минуту выбросить из головы угрюмые мысли. Надеясь поскорее сбежать от страданий, каждый миг подстерегающих в стенах пустующих комнат, Кюхен упорно старался заснуть, скрутившись на кровати чуть ли не сразу по возвращении с работы. Но сегодня даже сильнодействующее снотворное не было способно хоть на пару часов отвлечь парня от мучительного состояния, вызывая лишь отвратительную слабость в теле и мешающий гул в голове. Искалеченное постоянным приемом таблеток сердце под вечер разболелось так сильно, что Кю, всегда сдерживающий проявления слабости, все же позволил собственному голосу несколько тихих стонов. Не зная, куда деться от этого чудовищного ощущения, он бесконечно переворачивался с бока на бок, сжимал ткань подушки в зубах, садился в постели, тяжелыми вдохами хватая воздух, с ужасом вновь принимая тот факт, что единственный человек, способный помочь, больше никогда не появится в его жизни. Кюхен не смотрел на часы, не желая знать, как долго длится эта пытка, боясь сорваться от очередного напоминания о безнадежности и решить проблему хоть и низким, но самым простым путем. Внутри все переворачивалось, тело бросало то в жар, то в холод, и нервы, ослабевая с каждой секундой, грозились сдать в любой момент. С трудом перебарывая боль, сдавливающую грудную клетку, Кю отчетливо понимал, что если снотворное вскоре не подействует, и он не сможет забыться хотя бы до наступления рассвета, то эта ночь станет последней в его жизни. Печальные мысли сменяли одна другую, и парень уже был близок к страшному решению, как вдруг мертвую тишину, наваливающуюся со всех сторон, разрушил внезапно заигравший дверной звонок. Кюхену понадобилось лишь одно мгновение, чтобы понять, кто мог нанести неожиданный визит в столь позднее время, и он быстро соскочил с кровати, ожидая вскоре увидеть людей в полицейской форме. Предстоящий арест ничуть не пугал преступника; наоборот – только так Кю мог утолить невероятную жажду душевного спокойствия, которое, доведя до состояния бесчувственного полутрупа, ему обеспечат в больничной палате. Дойдя до двери, парень даже мельком не посмотрел в глазок и сразу распахнул преграду с готовностью добровольно ощутить на запястьях холод наручников, но от увиденного, вопреки собственным ожиданиям, Кю просто застыл на месте, сжав в пальцах дверную ручку, казалось, мертвой хваткой. Расшатываемое болезненными толчками сердце мгновенно сменило ритм на такой медленный, будто вскоре должно было и вовсе остановиться, как только округлившиеся от потрясения карие глаза столкнулись со взглядом стоящего на пороге Сонмина. Дар речи скрылся где-то в пересохшем горле, отчего Кю не мог даже несвязно прохрипеть хотя бы пару слов и, будто разуверившись в нормальности своего зрения, он на секунду прикрыл глаза, надеясь, что абсолютно нереальное наваждение сейчас исчезнет. Однако брюнет, также немало растерянный, продолжал стоять у входа в дом, находясь на ничтожном расстоянии вытянутой руки. - Ну, привет, – понимая, что без вмешательства собственного голоса немая сцена будет длиться еще долго, Мин первым нарушил молчание. – Можно войти? Немного придя в себя, Кюхен сделал шаг в сторону, пропуская парня в прихожую, и закрыв дверь каким-то машинальным движением, медленно повернулся к гостю. Тот неуверенным взглядом пробегался по силуэту хозяина дома, шумно дыша и нервно поправляя сумку на плече. - Почему ты не сообщил в полицию? – хриплым от долгого молчания голосом говорил Кю, наконец убрав побелевшую ладонь с уже нагревшейся дверной ручки. – Зачем пришел? - Я не хочу, чтобы тебя арестовали, – фраза прозвучала так спокойно, будто происходящее было в порядке вещей. – А пришел… пришел, потому что хочу быть здесь. Слова, нелегко давшиеся слабо понимающему собственные желания Мину, подобно разряду электрического тока ворвались в тело Кюхена, заставляя руки мелко дрожать. Совершенно неправдоподобная для того, чтобы быть явью, но и слишком реалистичная для сна ситуация отказывалась укладываться в голове, и Кю, упершись плечом в дверь, с трудом держался на ногах, силясь произнести хоть что-то. Все, чего он хотел, отпуская парня из подвала, это избавить его жизнь от присутствия в ней себя, чтобы Мин больше никогда не терпел его напористых прикосновений, не чувствовал на себе отчаянного взгляда и не находился в стенах дома, где так сильно мучился долгие дни. - Ты вообще понимаешь, что говоришь? – справившись со сковавшим тело ступором, Кю наконец смог подать голос, заставляя брюнета, замершего в неловкой тишине, немного оживиться. – Я держал тебя под замком, бил, насиловал… А сейчас ты говоришь, что хочешь остаться здесь? – он выжидающе заглядывал в спокойные глаза парня, резким тоном стараясь достучаться до его сознания и, пока не поздно, заставить уйти. – Пойми, я сумасшедший… - Нет, – не поддаваясь попытке убедить себя в неправильности происходящего, Мин лишь отрицательно покачал головой. - Ну, как же… – голос на мгновение стих, прежде чем начать отчаянно срываться: – Да я сам о себе ничего не знаю!.. Не помню большую часть своей жизни. Может, я вообще убийца или извращенец! И это меня нужно держать взаперти, чтобы я больше никому жизнь не испортил, – взяв паузу в речи, которая давалась с непосильным трудом, парень, поморщившись и прижав руку к груди, задышал так тяжело, что Сонмину стало не по себе, и он уже намерился подойти поближе, как вдруг Кю тихо продолжил: – Уходи и расскажи обо всем полиции. Мое место в клинике, а не рядом с тобой. Маленькая искра неуверенности в последний раз вспыхнула в сердце Мина и тут же потухла, лишая парня каких-либо сомнений. Сбросив сумку на пол, он без колебаний быстро подошел к Кюхену вплотную и, не давая даже доли секунды на то, чтобы возразить, в одно движение обвил его плечи стальными объятиями. Ощутив на себе тепло, без которого мученически дотягивал до конца каждый бессмысленный день, всюду таская за собой груз желания свести счеты с никчемной жизнью, Кю больше не мог противиться тому, что было настолько необходимо. Трясущиеся руки сами по себе сцепились на талии Мина, прижимая его тело к своему так крепко, что обоим парням стало немыслимо сложно дышать. Невероятная боль в зашедшемся быстрыми ударами сердце превратилась в слабое щемление, а в груди внезапно стало так горячо, будто по ребрам растекалась кипящая лава. Кю отчаянно старался проглотить ставший в горле ком от настигших его разнообразных эмоций, но всего один неосторожный вдох, и предательский голос прорвался наружу тихим всхлипыванием. Не сумев сдержать в себе проявление раздиравшей его боли, парень задержал дыхание, чтобы не расклеиться совсем, но рука Сонмина, принявшаяся бережно гладить дрожащую спину, будто выталкивала из тела то, что так долго пряталось внутри, заставляя карие глаза блестеть от слез, которые через мгновение начали скатываться по щекам одна за другой. От собственного состояния Кюхену стало так мерзко и стыдно, что, вопреки желанию никогда не выпускать Мина из рук, он старался хоть немного отстраниться от парня, чтобы тот не чувствовал бьющей тело пугающе сильной дрожи и частых ударов сердца, будто вырывающегося из груди. Но, ощутив, что Кю пытается покинуть крепкие объятия, брюнет лишь сильнее прижал его к себе, зарываясь пальцами в непослушные каштановые волосы, напористыми движениями вынуждая оставить голову на своем плече. Понимая, что просто не может сопротивляться действиям этого человека, Кю бросил жалкие старания уйти от любимых рук и, зажмурившись, вновь задержал воздух в легких. - Не терпи, – шепнул Мин, почувствовав, как резко замерла рвано вздымавшаяся грудная клетка, и, аккуратно проведя кончиками пальцев по прядям вниз к напряженной шее, легко прикоснулся губами к виску. Будто оставив ожог под кожей, осторожный поцелуй заставил Кюхена мгновенно выдохнуть и полностью потерять контроль над собой. Привычный мир, где он, давно лишившийся всякой надежды, всегда был один, со звучным хрустом пустил по себе глубокие трещины, неискоренимо рушась и рассыпаясь в песок. Любимый человек был рядом, крепко сжимал его тело в горячих объятиях, но отчего-то Кю стало так нестерпимо больно, что он действительно больше не мог справляться с подступившими слезами: стиснув в пальцах тонкую ткань футболки Мина до побеления костяшек, парень позволил нескольким громким рыданиям вырваться из горла. Если по дороге сюда голову Сонмина посещали сомнения в надобности своего возвращения, то сейчас он был абсолютно уверен в том, что принял правильное решение. Он помнил, как назвал Кюхена сумасшедшим в их первую встречу в подвале, помнил, как мучился в заточении и ежедневно до одури злился на похитителя, вот только, услышав о том, что его отпускают, а после увидев настолько трудно дающиеся слезы, Мин явно почувствовал, как сильно ошибался в своих обвинениях. Человек, дрожащий в его руках, не был безумным – он был всего лишь брошенным и никому не нужным, не знающим, чем наполнить абсолютно пустую жизнь, и, конечно, нуждающимся в помощи. И, отпуская страшную обиду, Сонмин твердо решил помочь этому парню, во что бы то ни стало залечить глубокие раны в душе и показать, что, как и все, он тоже может быть счастливым. Спустя пару минут, ощутив, что отчаянные объятия стали немного ослабевать, а заставляющие сердце обливаться кровью всхлипывания превратились в рваные вдохи, Мин, понимая, что они не смогут всю ночь простоять у входной двери, отстранился от парня и, лишь скинув обувь, схватил того за руку и потащил к стоящему в гостиной дивану. Кю послушно плелся следом, на ходу стирая с лица влажные соленые дорожки. Ему было все равно, куда его ведут, все равно, что будет завтра и даже реально ли то, что происходит: он просто сконцентрировался на ощущении теплой ладони, сжимающейся на собственной, от которого на душе становилось непривычно легко и спокойно. Как только парни присели на мягкую мебель, руки брюнета вновь сомкнулись на опущенных плечах, заставляя Кюхена шумно втянуть носом воздух и опустить тяжелые веки. - Я остаюсь, – с улыбкой произнес Мин, поглаживая парня по спине, почти невесомо притрагиваясь губами ко лбу и к щекам, обжигая кожу горячим дыханием и вызывая всесокрушающую бурю внутри. - Наверное, я уже в клинике, – внезапно выдохнул Кю, грустно заглядывая в непонимающие глаза. – Меня просто накачали какой-то дрянью, и мне все это кажется. От услышанных слов брюнет лишь устало покачал головой и с тяжелым вздохом разомкнул объятия, удобней усаживаясь рядом. - Если бы это было так, тебя бы не посещали такие мысли, – Сонмин говорил уверенным тоном, стараясь наконец донести ситуацию до воспаленного ума. – Тебе не нужно держать меня взаперти, чтобы я был рядом, – в груди Кюхена все вновь задрожало, будто отказываясь принимать наяву то, о чем он мечтал каждый день своей бесполезной жизни. – Ты больше не будешь один. И в клинику не попадешь, я не позволю, – непоколебимый голос врезался в душу, вынуждая парня отбросить тяжелую тень сомнения в сторону и поверить, что любимый человек действительно сидит рядом и хочет остаться с ним. - Но ведь это невозможно. Я же опасен для тебя, – дрожащим голосом тихо произнес Кюхен, но, противореча собственным словам, приблизился к Мину и положил голову тому на грудь. Почувствовав, что парень наконец поддался происходящему и сам осторожно припал к его телу, Сонмин мягко улыбнулся, надеясь, что на сегодня вся атмосфера недоверия к ситуации себя исчерпала. Руки брюнета вернулись к объятиям, щедро разливая по мышцам приятный жар, которого потерявший память был напрочь лишен долгие годы совершенного одиночества. Несмотря на то, что больше всего в жизни Кюхен желал именно этого, принимать счастье в чистом виде оказалось отнюдь непросто, словно, избавляясь от душевной боли, вытаскивал острые стеклянные осколки, глубоко вошедшие в тело. Было слишком сложно поверить в то, что человек, которому он причинил столько неприятностей, который должен испытывать к нему безграничную ненависть и попросту желать ему смерти, сам пришел в этот дом и сейчас успокаивает его настолько нежными прикосновениями, что парню казалось, будто он и вовсе перестает чувствовать и слышать что-либо, кроме любимых рук и тихого шепота. Странное, никогда не появляющееся в теле Кюхена раньше ощущение затапливало грудь, до последней капли выметая из сердца глухое нытье, отдаваясь будто крохотными разрядами тока там, где Мин едва касался кончиками пальцев. От чувства того, что крупная дрожь все же покинула парня, а сбитое тяжелое дыхание начало понемногу выравниваться, Сонмину и самому стало легче на душе. Переживания, неспокойная обстановка дома, завал на работе – все медленно отступило на второй план, превращаясь в ничтожные по масштабу проблемы и останавливая безжалостную игру на нервах. Мин наконец ощутил себя нужным и бесспорно любимым, отчего бегущая по венам кровь нагревалась, и сердце с каждым ударом билось в груди все проворней. Лишь один липкий страх пробирался в пучину туманных мыслей: сможет ли он больше не вспоминать в ярких красках о событиях самой страшной недели в своей жизни и когда-то ответить Кюхену такой же любовью, чтобы никогда не сомневаться в правильности своих поступков и однажды не бросить его, убегая от груза ответственности, который собственноручно взвалил себе на плечи, переступив порог этого дома. Отчаянно стараясь выбросить из головы мешающее суждение, Мин не сразу заметил, как пристально на него глядела пара карих глаз, наполненных какой-то необъяснимой грустью и явно чего-то ожидающих. - Если ты не уверен, лучше уйди сейчас, – хриплым шепотом раздалось в темноте гостиной, и Кю опустил взгляд, едва заметно поглаживая предплечье парня сквозь покров одежды. – Пока я не привык… Замерев от пугающего понимания того, что парень почувствовал, как он сомневается, Сонмин на несколько секунд растерялся, совершенно не зная, что ответить. Встретившись лицом к лицу с реальным фактом, он был вынужден принять бесповоротное решение прямо сейчас, но, будучи окруженным жаром другого тела, это было безгранично трудно. Длинные пальцы аккуратно скользили по груди и рукам, горячие губы притрагивались к плечу, к подбородку, к скуле, словно Кюхен уже прощался с ним, стараясь навсегда сохранить это время в памяти, или без слов умолял остаться. Позволив оцепенению завладеть собой лишь ненадолго, брюнет одним резким движением заключил парня в крепкие объятия, до боли сжимая оковами горячих рук и не позволяя пошевелиться под собственным решительным взглядом. - Я ведь уже сказал, что остаюсь, – уверенным тоном слова слетели с дрожащих в улыбке губ, которые в следующий миг прислонились к чужим, коротко, но до того накаленно, что расплавился бы и самый прочный металл.