Без ума

Сопровождаемый фантомной болью немыслимый страх начал медленно отпускать Сонмина, лишь когда дверь спальни захлопнулась и шорох тяжелых шагов скрылся из поля слышимости. Убедившись, что Кю действительно оставил его в покое, парень неуверенно опустился на подушку, наконец отрывая голову от твердой мебельной спинки, и притянул колени к груди. В гамму дурманящих чувств, неприятных до крупной дрожи во всем теле, влился и липкий, отвратительный стыд: ведь он сам полез к Кюхену, не двузначным жестом заманивая в постель. Однако то, что Мин так усердно старался выбросить из недр красочной памяти, просто не могло навсегда покинуть голову: слишком глубокими оказались оставленные пережитым кошмаром следы, и, как бы парень ни надеялся, их нельзя было сокрыть в тени лишь недавно обретенного спокойствия. Невзирая на весьма многочисленные увлечения, периодически врывавшиеся в жизнь аспиранта, секс с мужчиной у него был лишь дважды, и оба раза это было настолько страшно, больно и унизительно, что от одного только прикосновения к интимным местам сердце превращалось в тяжелый камень, буйно и мучительно колотящий грудь изнутри. Оба раза, падая без сил после кошмарной пытки и приближаясь к грани потери сознания, Мин чувствовал себя уничтоженным, растоптанным в прах и до скрежета зубов отвратительным себе самому. Казалось, если это повторится еще хоть единожды, он просто не сможет жить дальше: не выдержит груза воспоминаний, и так способного в любой момент сломать его окончательно. Но Сонмин прекрасно понимал, что это больше не может продолжаться, что когда-то ему придется побороть сковывающий ужас и наконец позволить Кюхену то, чего он так сильно хочет. Возвращаясь в чувство, брюнет бесцельно пролежал на кровати не меньше получаса, после чего цепкая совесть начала стремительно проникать в сознание и напоминать парню о том, что он абсолютно несправедливо заставил Кю уйти и сейчас должен как-то исправить ситуацию. Вяло поднявшись с постели, Мин принялся застегивать почти снятую Кюхеном рубашку и, справившись, вышел из комнаты, намереваясь поскорее найти парня. Заполоняющее мысли плохое предчувствие делало шаги все более неуверенными, но в сердце еще теплилась маленькая надежда на то, что причину его поступка поймут, и спокойствие, окружавшее дом в последние недели, не пустит по себе трещины. Опасения еще сильнее заиграли на нервах, как только Сонмин переступил порог кухни, где и обнаружил недавно отвергнутого им парня, сидящего за столом, сокрушенно обхватив голову руками. Услышав тихие осторожные шаги, Кю мгновенно обернулся, открывая брюнету взволнованный, почти испуганный взгляд, от которого у Мина внезапно все сжалось внутри. - Ты сейчас уйдешь, да? – заданный дрожащим голосом вопрос был до того непредвиденным, что филолог на несколько мгновений впал в ступор. - С чего ты взял? – едва вернувшись в чувство, Мин запоздало подошел поближе к парню, которого хоть и непродолжительное молчание заставляло заметно нервничать. - Ты все еще боишься меня. А как можно жить с человеком, которого боишься? Сердце брюнета невольно ускорило темп, будто в принятии важного решения, способного одним махом перечеркнуть каждый день, проведенный в этом доме, что теперь было совсем некстати: парень уже давно успел твердо пообещать себе не отступать, успел проникнуться и привыкнуть. Он просто не мог позволить мрачной памяти разрушить то, что только недавно стало налаживаться, не мог, хлопнув дверью, убежать от последствий даже на один день. Однако и тело, и голос вдруг перестали слушаться, отчего Мин просто застыл на расстоянии в пару коротких шагов от парня, с непосильным трудом пытаясь наконец объяснить ему свои цели и успокоить: вот только в опровержение собственных страхов сказать было, в общем-то, нечего. Конечно, он не боялся Кюхена ни в ту секунду, ни в любую другую, когда тот смотрел на него глазами, полными любви и обжигающего желания быть рядом; ничуть не боялся, даже когда младший по ночам крепко прижимался к нему всем телом, порой вздрагивая от посещающих его кошмарных снов. Последнее происходило весьма регулярно, иногда заставляя Кю с громким вдохом привычно вскакивать в кровати под утро, после чего сознавать, что резким движением каждый раз будил лежащего рядом Мина. И хотя это понимание всегда сопровождалось гнетущей неловкостью, брюнет без лишних слов охватывал Кю руками за плечи, стараясь поскорее уложить обратно, пропуская мимо ушей смятенные извинения за беспокойство и вскоре обрывая их короткими поцелуями в губы. Парень никогда не рассказывал Мину, что именно, мешая спокойному сну, врывалось в его голову, да и тот не забрасывал его вопросами, с самого начала прекрасно понимая, с кем собрался жить. И сейчас, застыв в неловком молчании посреди кухни, Сонмин вдруг отчетливо вспомнил эти нервозные моменты, вынуждавшие его переживать за потерявшего память еще больше. Даже страх перед близостью неторопливо ушел из сердца за те несколько долгих мгновений, что брюнет со странным чувством вины смотрел на опустившего взгляд к полу Кюхена, нервно теребящего край темно-синей футболки. В мыслях, помутненных недавним стрессом, все ясней мелькало понимание того, что вновь давшая о себе знать непростая ситуация в отношениях куда тяжелее поддавалась именно младшему, и что за приведением собственных эмоций в порядок Мин нещадно тянул время, неосознанно издеваясь над парнем. Отбросив все мысли в сторону и переступив через вновь вспыхнувшую боязнь перед телесным контактом, он резко приблизился к Кю и, ухватив того в объятия, стал говорить, наконец рассеивая напряженную тишину: - Я никуда не денусь, – едва слышимый голос отчего-то и сам стал подрагивать. – И… я с самого начала знал, что будет нелегко. Но мы справимся. Просто потерпи еще немного... - Это ведь я виноват в том, что тебе страшно. - Давай не будем разбираться, кто и в чем виноват. Оказавшись в любимых руках, возвращающих почти потерянную надежду, Кю немного расслабился, с ощущением упавшего с души камня убеждаясь в том, что своими поспешными действиями не разрушил настолько необходимое счастье, все еще кажущееся ему совершенно нереальным. В мыслях до сих пор возникал наполненный ужасом взгляд Сонмина, отчаянно пытающегося хоть немного отстраниться, отчего парень, которому и так было немыслимо трудно даже ненадолго забыть про чудовищный момент из прошлого, вновь почувствовал себя насильником. Кюхен прекрасно понимал, насколько серьезной была его вина, но осознание, встретившее его прямо перед воплощением в жизнь той самой желанной близости, было как пощечина, выбивающая искры из глаз; как будто схватили за шиворот и ткнули носом в жестокую реальность. Он уже почти поверил собственным страхам, твердящим о том, что Мин, и без того непонятно зачем живущий с ним, больше не будет терпеть его близкого присутствия. И самым жутким явилось то, что если бы парень собрал вещи и устремился к выходу, Кюхену было бы просто нечего сказать, разве что поблагодарить за самое счастливое время в своей жизни. У Кю не было ни права, ни единой возможности удержать его рядом хоть на одну минуту дольше, чем он захочет сам, зато был целый ворох причин, по которым брюнет мог сбежать даже в самый неожиданный момент, превращая свое внезапное возвращение, за которое Кюхен привязался к нему еще сильнее, в изощренную, бездушную месть. Подпустив к себе догадку, страх от которой пробирал до костей, парень, даже находясь в объятиях любимого, почувствовал, что внутри начала плавно растекаться немая истерика, а сердце стало щемить почти так же болезненно, как и в последние дни одиночества. - Что с тобой? – Мин тихо выдохнул слова в каштановые волосы, ощутив, что только недавно расслабившееся тело отчего-то мелко задрожало в его руках. Не желая заводить разговор на неприятную тему, Кюхен ничего не ответил, лишь отрицательно помотал головой, отчаянно стараясь перестать думать о возможности снова стать несчастным, и ему это удалось, как только брюнет начал неторопливо покрывать его лицо поцелуями. Сменяя дни один за другим, время быстро проносилось мимо, и Мин даже не заметил, как прожил с Кюхеном уже больше месяца. Не считая сложностей, подстерегавших в моменты слишком близких контактов, это сожительство давалось аспиранту весьма легко, а порой даже приятно: парень уже давно признал захлестывающее удовольствие, возникающее от осознания своей безграничной важности для Кю. Однако постепенно Сонмину пришлось свыкнуться и с мыслью о том, что он и сам начал всерьез привыкать к этому человеку, стал скучать по нему, когда они подолгу не виделись в рабочие дни, отчего, будучи мало занятым во время летних каникул, филолог иногда, не выдерживая, приходил в кафе к концу смены парня с целью его забрать. Мин с невозможной радостью замечал явные изменения в душевном состоянии Кюхена, который стал понемногу общаться с людьми и периодически сам предлагал ему куда-то сходить. Не менялось только одно – Кю по-прежнему смотрел на парня с невозможной любовью и восторгом, ощутимо вздрагивая даже от легких прикосновений. В какой-то момент Сонмин окончательно осознал, что все это затянется надолго, и принял решение наконец представить сожителя своей семье, начиная с брата, давно жаждущего узнать, к кому же сбежал младший. Об амнезии он предупредил Чонсу заранее, с просьбой ни словом не касаться этой темы, понимая, насколько болезненной она была для Кюхена: Мин и сам не затрагивал вопросы, с ней связанные, стараясь не напоминать парню о том, что и так ему безжалостно внушал врач во время злосчастных сеансов. Даже морально подготовившись и собравшись с мыслями, филолог немало нервничал, приводя своего парня в квартиру брата. В душе все еще бушевали отголоски совести, жестоко терзающей с того момента, как Итук обвинил его в старых грехах, но еще больше пугала перспектива долгого нахождения рядом с Канином, чьего общества Мин, иногда заезжая к родственникам за вещами в прошедший месяц, старательно избегал. Но, невзирая на волнение, на деле встреча протекала весьма успешно: взяв во внимание все тонкости гостеприимства, Чонсу действительно не донимал нового знакомого излишними вопросами; Канин, будто решив не вмешиваться в то, что его не особо заботило, встревал в разговор лишь изредка. В такой атмосфере Сонмин уже понадеялся на то, что вечер пройдет без нервотрепки, как вдруг старший брат, извинившись, отошел на пару минут, ссылаясь на важный звонок по работе, а Кюхен, выйдя из-за стола практически следом, отлучился в уборную, оставляя парня наедине с человеком, которого тот желал видеть меньше всего. Напряженная до предела тишина словно заставляла аспиранта слышать собственный пульс, который внезапно стал раздаваться в ушах тяжелым мерным биением, учащаясь с каждой секундой присутствия Канина, только теперь Мин не мог отвлечься от вызываемых одним лишь видом его глаз воспоминаний, незаметно сжимая ладонь Кю под столом. - Для человека, не помнящего большую часть своей жизни, он вполне нормален, – спустя несколько мгновений неловкого молчания, Енун подал голос, заставляя собеседника дрогнуть от неожиданности. – Ты ведь был с ним в то время, когда полиция тебя по всему городу искала? - Я не хочу говорить об этом, – подняв взгляд лишь на секунду, Сонмин вновь уставился в поверхность стола, желая больше не видеть человека, яркая память о котором продолжала подкидывать реалистичные картинки и ощущения, так и не сумев притихнуть даже по истечении двух лет. - А ведь ты не отрицаешь… - Зачем ты рассказал Чонсу? – признавая, что другого шанса может и не быть, младший решился перебить неприятную тему вопросом, отяжеляющим голову и не дающим покоя уже больше месяца. - Это вышло случайно, – прозвучавшие подобно обвинению слова заставили Канина и самому опустить взгляд. – Случайно и глупо… Я не хотел, чтобы Итук узнал, но… он кое-что услышал и заставил рассказать. - И как же он отреагировал? - Ну, явно не прыгал от счастья. Молчание вновь залило комнату, вынуждая парней уйти в мрачные размышления и вспоминать о своей бесконечной глупости, сгорая от плавящего все внутри стыда и желания повернуть время вспять. - Странно, – выронил Сонмин, наконец найдя в себе силы посмотреть на старшего. – Я думал, если Чонсу все узнает и вы из-за этого поссоритесь, ты мне вообще жизни не дашь. - Раньше я тоже так думал, – громко выдохнув, Енун скрестил руки на груди и откинулся на спинку стула. – Но, когда рассказывал ему все это, я впервые посмотрел на ситуацию со стороны, и… понял, что моей вины там больше. И еще понял, за что я тебя так сильно ненавидел эти годы – не за то, что ты предал Итука, а потому что из-за тебя я чувствую себя насильником. Мне даже с Тукки первое время после этого было сложно: постоянно казалось, будто он сейчас начнет вырываться и кричать от боли; казалось, что по-другому со мной быть просто не может. И если бы такое все же произошло… если бы он оттолкнул меня хоть раз, вообще не представляю, как бы жил дальше. Услышав внезапное откровение и не рискуя подобрать слова в ответ, Мин ощутил себя окончательно сбитым с толку. Но главным, что теперь болезненно скручивало все внутри и бросало сердце в морозный холод, стало понимание того, что чувствовал Кюхен каждый раз, когда любимый человек с испуганным вдохом и полными ужаса глазами убегал от его рук. Вернувшись домой, Сонмин, измученный мыслями, не покидавшими его после разговора с Енуном, теперь каждую минуту лез к Кю с объятьями и поцелуями, то ли стараясь отогнать от него тревогу и сомнения, то ли чтобы успокоиться самому. Брюнет и не заметил, как уже давно, в надежде убежать от стресса, неосознанно искал возможность поскорее скрыться в тепле другого тела, тем более что в этом ему никогда не отказывали. Внезапное желание проявлять нежность, попросту не дающее нормально перемещаться по дому, вводило Кю в недоумение, хоть ему и было чертовски приятно ощущать Мина так близко, даже несмотря на то, что заставляющие дыхание сбиваться прикосновения порой его безбожно дразнили. Но, как бы тяжело ни было, он твердо решил, что никогда не позволит собственным желаниям отнять его счастье, сознавая, что и сам не выдержит, если еще раз увидит блестящий от слез взгляд любимого. Даже познакомившись с родственниками парня, что вполне могло выступить хорошим знаком к совместному будущему, Кюхен не мог избавиться от перерастающего в паранойю страха вскоре потерять Мина. Это волнение, беспрестанно скребущееся внутри, он мог объяснить лишь тем, что просто не понимал, почему брюнет вернулся к нему, почему продолжал жить с ним бок о бок, даже если до сих пор его боялся. Неся мешающий груз в сердце, парень добрался до постели, где его тут же сковали в объятия, которые всегда умело успокаивали душевную тревогу, но сейчас Кю слишком явно чувствовал, что не сможет заснуть из-за разбушевавшихся мыслей. - Почему ты со мной? – вопрос прозвучал крайне неожиданно, отчего Сонмин, уже успевший умостить голову на плече парня, немного отстранился и поднял полный удивления взгляд. - Потому что с тобой мне хорошо… - Так не бывает, – не желая слушать то, что по мнению Кю было крайне неправдоподобным, он резко перебил брюнета, прежде чем превратить в речь мысли, крывшееся внутри с того самого дня, когда любимый вернулся в этот дом. – Со мной не может быть хорошо – со мной масса проблем: я не помню свою жизнь, и это в любой момент может вылиться во что угодно; мне тяжело общаться с людьми, из-за чего тебе постоянно приходится за мной следить; я бужу тебя чуть ли не каждую ночь из-за своих кошмаров, – он запнулся, будто решаясь сказать самое главное: – Ты вообще помнишь, что я с тобой сделал? Ведь ты должен ненавидеть меня, а не делать счастливым. - Должен, но не могу… и не хочу, – Мин уверенным взглядом испытующе смотрел на парня, вновь убеждаясь, что, даже вспоминая до мельчайших деталей каждую встречу в бетонной коробке подвала, действительно не был способен испытать к этому человеку хоть что-то, граничащее со злостью. – Почему ты продолжаешь думать об этом? - После того, как я отпустил тебя, мне всерьез хотелось умереть, – находясь критически близко, брюнет отчетливо ощутил, как сердце Кюхена заколотилось в ужасающе быстром темпе. – А теперь, после того, что было… Если в какой-то момент тебе это все наскучит, и ты решишь уйти… я просто не знаю, что буду чувствовать. - И не узнаешь. Произнеся фразу, вырвавшуюся наружу настолько искренним тоном, что у Кю немного смягчилось взволнованное выражение глаз, Сонмин, не теряя времени, накрыл приоткрытые губы своими и начал плавно сминать чужой рот, понемногу проталкивая язык внутрь. Млея от приятного ощущения, вызываемого самым близким из допустимых контактов с любимым, Кюхен безмятежно забывал о собственных страхах, всецело отдаваясь потоку накрывающего с головой счастья. Однако вызывающее опаляющий жар на губах и легкое покалывание в кончиках пальцев чувство резко сменилось сопровождаемой громким вдохом волной тока, пронзающей позвоночник, как только Мин оторвался от поцелуя и прижался влажными губами к изгибу шеи, одновременно засунув отчего-то прохладную ладонь под футболку младшего. Изящные пальцы принялись гладить живот, вынуждая Кюхена частыми короткими глотками отчаянно хватать воздух и пытаться произнести хоть что-то в то время, как мокрые поцелуи щедро усеивали шею и уверенно приближались к выступающим ключицам. - Что?.. Что ты делаешь? – с трудом вырвалось из пересохшего горла. – Ты уверен? – бороться с тем, что уже начинало ныть внизу живота, становилось немыслимо трудно, но парень из последних сил старался держать себя в руках, боясь вновь столкнуться с отказом. Сонмин не произнес ни слова, лишь почти до боли, немного оттягивая, закусил кожу на шее и продолжил напористо исследовать ее губами, часто притрагиваясь кончиком языка, заставляя ощутимо покрываться мурашками. Возможность терпеть дальше без остатка рассеялась в нагревшемся воздухе, и, плюнув на неуверенность, Кю притянул брюнета к себе, приникая к его рту губами и зарываясь пальцами в короткие черные волосы. Языки, будто накаленные огнем, вновь обожгли друг друга, возвращая вызывающий в теле дрожь вкус любимого и заставляя слепнуть от растекшегося по венам желания. Позволив себе немного насладиться горячим соитием губ, Кюхен бережно перевернул парня на спину и сел на бедра, прежде чем, не прекращая покрывать миловидное лицо поцелуями, начать снимать с Мина широкую футболку. Брюнет поднял руки, помогая избавить себя от одежды, и, как только та слетела на пол, ощутил на собственной груди горячие губы, которые, казалось, пытались изучить каждый дюйм его кожи. С каждым прикосновением к обнаженному торсу Сонмин все отчетливей чувствовал, как в сердце возвращался необъятный страх, вызывающий онемение в пальцах, и к горлу уже подкатывало предательское «прекрати», которому парень упорно не позволял прорваться наружу. Кюхен же, получив доступ к тому, что неоднократно представлял, каждый день прижимаясь к покрытой тканью одежды груди, сейчас боялся кончить просто от ощущения ничем не защищенной кожи под собственными губами и пальцами. Шумно дыша, он продолжал наслаждаться любимым телом, но, лишь несколько раз коснувшись языком затвердевших сосков, отстранился, дабы стянуть с себя окутывающую невыносимым жаром футболку. Влажные поцелуи вернулись спустя пару секунд, вновь мягко касаясь ключиц, исследуя яремную впадинку, спускаясь дорожкой какой-то необъяснимой нежной страсти к животу. Даже сквозь завесу вынуждающего изнывать панического страха Мин сумел оценить то, насколько аккуратно парень прикасался к нему, насколько бережно гладил ладонями и припадал пухлыми губами к коже, не рискуя и мимолетно дотронуться до нее зубами. Завязанная в крепкий узел боязнь перед предстоящей близостью не отступала, но понемногу просачивающееся в тело возбуждение взяло верх, как только кончик горячего языка и щекочущие выдохи стали плавно скользить вокруг пупка, заставляя голос Сонмина несколько раз выскользнуть из горла тихим стоном. Однако трепетная ласка, блуждающая сладкой истомой выше пояса, продлилась еще недолго, и брюнет вновь ощутил, как сердце испуганно замерло в груди, когда длинные пальцы взялись за резинку штанов и потянули ткань вниз вместе с бельем, оголяя слегка выпирающие косточки таза. Осознание того, что через пару мгновений Кю будет трогать его в том самом месте, безжалостно разрывало душу на клочки, но парень нашел в себе силы не выдать перетекающих в ужас эмоций и приподнялся, помогая чужим рукам окончательно себя раздеть. Как только последнее, что скрывало желанное тело, упало на пол возле кровати, Кюхен, игнорируя собственное возбуждение, уже начавшее вызывать противную боль, припал губами к колену и стал подниматься, жарко целуя внутреннюю сторону бедра. Сотрясая воздух рваным дыханием, Мин упорно старался не свихнуться от гремучей смеси желания и противоречивого, но не менее сильного страха, синхронно нарастающих с каждым прикосновением к чувствительному месту. И спустя несколько секунд брюнет ощутил себя слишком близко к риску сорваться на крик, поддавшись давлению одного из этих двух состояний, потому как, подобравшись к начавшему твердеть члену, Кю без промедления взял его в руку и, коснувшись головки коротким поцелуем, приоткрыл губы, наполовину вбирая плоть в рот. Влажное тепло, окутавшее ноющий орган, заставило Сонмина заметно прогнуться в спине, глотая собственный голос, который настырно прорывался наружу непозволительно громкими вдохами, разжигающими и без того невыносимое возбуждение любовника. Боясь поспешить и напугать парня, Кю упорно старался не замечать боль, с которой в ткань штанов упирался собственный член, а потому продолжал посасывать увеличивающуюся плоть, вытаскивал изо рта и проводил языком от основания к головке, вновь захватывал, медленно вбирая внутрь. Удовольствие, заставлявшее картинку перед глазами мутнеть, не прекращало мешаться с тем, что сковывало тело, сдавливало грудь и вызывало в памяти невозможное чувство унижения и боли, кипящей в заднем проходе, а после перебрасывающейся на спину и конечности. Момент, которого Мин боялся словно смерти, подошел критически близко весьма скоро, и парень из последних сил старался сдержать становящийся убийственным страх, старался не позволить себе закричать или оттолкнуть младшего. Он затаил сбитое дыхание, когда Кюхен в последний раз лизнул блестящую от слюны головку и, отстранившись, протянул длинную руку к прикроватной тумбочке, где уже давно лежал тюбик лубриканта. Брюнет буквально чувствовал, как в груди, где пугающе гулко и медленно билось сердце, становилось чертовски холодно, но он продолжал неотрывно наблюдать за тем, как Кю освободился от оставшейся одежды, как с характерным щелчком открыл крышку тюбика и выдавил прозрачную смазку на пальцы. Еще мгновение, и парень опустился к телу любимого, где успокаивающе целовал живот, медленно приближая ладонь ко входу. Мин с ужасом, от которого буквально стыла кровь, ощущал касающуюся ануса прохладную мазь, но позволить себе прекратить процесс сейчас и вновь заставить парня чувствовать себя насильником он просто не мог, а потому терпел, пытаясь никак не выдать свое состояние. - Расслабься, – понимая, что кольцо мышц было сжато настолько, насколько возможно, Кюхен выдохнул слово тихим шепотом, приближаясь к лицу тяжело дышащего брюнета, и нежно, как мог, стал целовать его в губы. – Я больше никогда не сделаю тебе больно. Просто расслабься… пожалуйста. Сонмин верил спокойному голосу, но тело, дважды пережившее кошмар насилия, слабо подчинялось уму. Ощущая, как чужая рука продолжала бережно касаться входа, а горячие губы, все еще шепчущие «пожалуйста», опустились приятной лаской на грудь, старший сделал над собой усилие, отгоняя чудовищные воспоминания. Вскоре Кю почувствовал, как напряженное до предела кольцо мышц немного разжалось, позволяя ввести в себя палец, что парень и сделал, с волнением встречая немыслимо узкий проход. На несколько секунд ему и самому стало чертовски страшно от мысли, что будет чувствовать Мин во время проникновения, и не увидит ли он кровавые следы, выйдя из тела. Но и отказаться от того, что любимый человек ему уже позволил, не представлялось возможным, и младший ввел второй палец следом, густо смазывая нутро вязкой субстанцией. Не особо понимая, что именно должен сейчас делать, Кю интуитивно двигал рукой, проталкивая глубже, разводя и сводя пальцы внутри в надежде хоть немного подготовить парня, чтобы исполнить свое обещание и не причинить боли тому, кто был смыслом его жизни. Мин почувствовал, как чужая рука освободила его тело, и отвернул взгляд в сторону, ожидая ощутить прикосновение твердого члена, который вскоре будет обжигать его подобно раскаленному металлу. Отчего-то парень не мог понять, когда ему было страшнее: в подвале, когда от него ничего не зависело, и его буквально рвали на части, с пошлыми шлепками толкаясь внутрь, или сейчас, когда он знал, что может остановить Кюхена в любой момент. Паника охватывала его с ног до головы, но Мин мысленно клялся себе каждую секунду, что будет терпеть; однако даже рассуждения замолчали, когда, смазав себя, младший удобно пристроился между чужих ног и прижался прохладной от лубриканта головкой ко входу. Стараясь дышать спокойно, он медленно подался вперед, начиная проталкивать член внутрь, и остановился, войдя лишь на пару сантиметров, будто боясь в любой момент услышать болезненный крик. К удивлению Мина, который уже давно свыкся с мыслью, что в его жизни этот процесс никогда не пройдет без буйства адского огня внизу, ему было лишь непривычно и самую малость неприятно от ощущения растянутых стенок прохода. Обжигающая подобно кипящей лаве боль насыщала лишь память, уже слабее вспыхивающую в уме; вот только еще не ушедшая боязнь коварно вызвала пелену влаги на глазах, которую брюнет отчаянно старался удержать в себе, чтобы не испугать Кюхена видом неожиданных слез. Он отводил взгляд, часто моргал в надежде избавиться от непрошеных эмоций, но, как парень ни пытался, одна прозрачная капля выскользнула из уголка глаза и по левому виску скатилась к черным волосам. Желая понять, что чувствует любимый, Кю внимательно смотрел на него вот уже несколько мгновений и, увидев тонкую нить слезы, ощутил, как все внутри стало холодеть и болезненно обрываться. - Давай не будем, – разочарованно произнес он, начиная выходить из тела, но резкий ответ заставил его просто застыть на месте: - Нет! – крепко обхватив бедра парня ногами, Мин невольно сжал кольцо мышц вокруг лишь ненамного проникшей внутрь плоти, заставляя Кю шумно и рвано втянуть ртом воздух от внезапного ощущения. – Все нормально. Продолжай, – стараясь уверить парня, он притянул его к себе за плечи и, выдыхая в губы, добавил: – Я хочу. Кюхену оставалось лишь послушаться и, накрывая рот любимого поцелуем, вновь податься бедрами вперед, неторопливо проникая внутрь на всю длину. Чувствуя себя до конца наполненным горячей плотью, старший оказался слишком близко к потере рассудка: он не знал, радоваться ли тому, что наконец смог решиться, или же позволить остаткам страха завладеть собой и, избегая возможности позже испытать вспышку боли, оттолкнуть парня, невзирая ни на что. От различных суждений отвлекал только непрекращающийся поцелуй, которым Кю, еще не рискнув начать двигаться, сминал рот брюнета. Наконец оказавшись внутри любимого и испытывая сильнейшее возбуждение, бьющееся в крови, сдерживаться от невыносимого желания поскорее толкнуться бедрами было безмерно трудно, но Кюхен терпел, ожидая момента, когда, привыкнув, мышцы хоть немного расслабятся. Прошло не меньше минуты, в течение которой мешающая боязнь окончательно отпускала Сонмина, и крепко сомкнутые стенки прохода стали сжимать пульсирующий орган не так отчаянно. Отстранившись от губ, младший заглянул в глаза Мина, ставшие почти черными от расширенных зрачков, и начал крайне медленно, несмело двигаться внутри. Осознание того, что происходящее ничуть не отзывалось болью в теле, давалось брюнету с трудом: он был всецело уверен, что, даже если подготовится к соитию, будет страдать от мучительного чувства, ежесекундно напоминающего о себе. Руки сами потянулись к плечам Кюхена, заботливо поглаживая обнаженную кожу, и старший внимательным взглядом скользил по чертам лица, только теперь понимая, как сильно все изменилось с того страшного момента в подвальных стенах. Толкаясь внутри с томными вздохами, хватая горячей ладонью плоть парня, сжимая и нежно проводя по всей длине, а после прижимаясь губами к шее, с ним занимались любовью, а не насиловали, по-звериному вбиваясь в тело, чтобы потом, униженного и обессиленного, оставить в полном одиночестве. Последнее сомнение в этом человеке, врывающееся в сердце перед каждой мыслью о главной близости, растворилось в протяжном стоне, который Сонмин выпустил из гортани, когда провоцируемое движениями легкое приятное чувство, резко увеличившись, выгнуло тело. Только сейчас брюнет полностью осознал, что Кю был готов остановиться, даже оказавшись внутри, и только сейчас он понял, близости с кем боялся до ужаса, сковывающего каждый дюйм тела: он боялся человека, который ощутимо дрожал от его прикосновений; который, не желая жить без него, сумел отпустить на свободу; который, всегда сдерживая любые эмоции, плакал навзрыд, оказавшись в его руках. От внезапной мысли Мину стало стыдно, как никогда в жизни, и он вновь притянул парня к себе, сквозь рваные вдохи жарко целуя пухлые губы, и начиная подаваться навстречу движениям бедер. Сходящего с ума от каждого прикосновения, будто отдающего током по коже, Кюхена хватило ненадолго, и, отвечая проникавшему глубокого в рот горячему языку, он толкнулся еще несколько раз, прежде чем с выдыхаемым в любимые губы стоном излиться внутрь. Неизвестное Мину ранее вязкое, но приятное тепло щедро наполнило собой, и парень обнял судорожно дрожащие плечи, принимаясь покрывать поцелуями подбородок и скулы. Кю позволил себе лишь пару секунд передышки и быстро отполз вниз, где, не теряя ни мгновения, вобрал в рот все еще возбужденный член и протолкнул два пальца в кольцо мышц на всю длину. Вновь ощутив влажное тепло, окутывающее плоть, брюнет несколько раз тяжело наполнил легкие воздухом и, выгнувшись, поддался сносящему всякий рассудок оргазму. Соленая сперма наполнила рот, и Кюхен, пытаясь не поперхнуться вязкой жидкостью, жадно глотал каждую каплю, будто стараясь сохранить любимого в себе. Перевернувшись на спину, младший нашел в себе силы лишь на то, чтобы не глядя обнять парня одной рукой и притянуть к себе, дабы тот поскорее положил голову на его плечо: засыпать по-другому в последнее время у Кюхена просто не получалось. Даже чувствуя усталость во всем теле, Мин, вновь оказавшись в теплых руках, плавно водил кончиками пальцев по мерно вздымающейся груди, пытаясь привести в порядок рой путаных мыслей, внезапно налетевших в голову. Ряды бесконечных вопросов, часто начинающихся со слова «почему», не позволяли сомкнуть тяжелые веки, будто парень, несмотря ни на что, был обязан ответить на каждый прямо сейчас. Безуспешно стараясь отбиться от того, что не давало крепко заснуть, брюнет отбросил с души единственное, с чем безустанно боролся в последние дни, и, приподняв голову, хрипловатым голосом позвал младшего, уже начавшего тихо сопеть: - Кю, – опущенные веки задрожали, и спустя пару секунд сонные глаза медленно приоткрылись. – Я люблю тебя, – в следующий миг Сонмин ощутил, как недавно абсолютно спокойное сердце парня стало просто разрываться в быстрых ударах, а теперь ошарашенные глаза заметно заблестели в темноте.