Без ума

Чем ближе время подходило к одиннадцати утра, тем неспокойней становились сердечные удары в груди, и Кюхен устремлял внимательный взгляд на стеклянную дверь, ожидая увидеть на пороге своего любимого посетителя. Последний никогда не заставлял себя долго ждать и входил в кафе, озаряя маленький зал светлой, почти детской улыбкой, от которой у Кю начинали дрожать колени. Официант редко видел его глаза: только когда принимал и подносил заказ, но этих коротких моментов, которые парень удерживал в голове еще несколько часов, хватало, чтобы оценить их как глубокие и добрые, наделенные красивым легким блеском. Когда Кю приподнял голову Сонмина, дабы, наконец не имея препятствий, тщательно рассмотреть то, что так долго брюнет прятал, уткнувшись в страницы блокнота, что-то внезапно екнуло внутри, коротким ударом отправляя сердце вниз. Покрасневшие, исчерченные тонкими, едва различимыми ветвями капилляров глаза блестели куда больше, но теперь причиной тому были навернувшиеся от боли горячие слезы. Все слова, что похититель так желал сказать Мину, скрутились в тяжелый клубок и застряли где-то под кадыком. Кюхен не хотел делать брюнету больно, но пальцы сами крепко сжались на подбородке, рискуя вывихнуть нижнюю челюсть, будто наказывая парня за столь измученный взгляд. Выдерживать этот вид было невероятно сложно, и парень решил просто сбежать от собственной жертвы, оставляя предстоящую беседу на вечер. Душевное состояние было странным, как никогда, и усердно мешало работать, утащив Кюхена в плен собственных размышлений. Сотворив ужасный поступок, он не думал о том, что будет делать дальше: он просто сдался перед одиночеством, годами безжалостно сводящим его с ума. Отчаяние, от которого хотелось лезть на стены, сорвало расшатанную чеку, и парень полностью потерял контроль над собой; судьба в свою очередь услужливо сделала так, что самое привлекательное и желанное из того, что Кю видел в жизни, беззащитно ходило поблизости. И теперь Сонмин, еще более беззащитный, находился на расстоянии тринадцати ступеней подвальной лестницы, и от осознания этого факта руки официанта нервно тряслись. Сколько Кюхен помнил себя, он ни разу не бил человека, более того – даже не дотрагивался. Все телесные контакты, произошедшие за четыре года, заключались в положенных на плечи дядиных ладонях, когда тот пытался поддержать потерявшего память племянника, и как бы случайных мимолетных касаниях сотрудницы, старавшейся с ним флиртовать. А потому прикосновения к Сонмину, ощущение тепла и дрожи под пальцами вызывали неимоверно приятное чувство внутри. Это окончательно лишало Кю и без того туманного рассудка, отчего он злостно кидался на жертву, когда та отчаянно пыталась увернуться. Причинять боль было необычно и в то же время предельно просто; Кюхен понимал, что это неправильно, ведь не за этим похищал, ведь он просто хотел, чтобы Мин был рядом. Стрелки сошлись на числе «одиннадцать», и официант по привычке лихорадочным жестом повернул голову к дверям. На короткий миг он забыл о том, что брюнет больше не зайдет в кофейню, но это было, как для курящего с утра втянуть сигаретный дым, как осушить стакан воды с похмелья, как наполнить легкие воздухом, вынырнув из водной толщи. Это было необходимостью, и от потери Кюхен вдруг почувствовал бездонную пустоту. Как только подвальная дверь тихо захлопнулась, Сонмин изнуренно лег на матрас, поджимая колени к груди. Он знал, что мучитель вернется лишь вечером, но пугливо вздрагивал от каждого шороха, исходящего сверху. Мин жил спокойной размеренной жизнью, писал диссертацию, проводил занятия у младших курсов, изредка виделся с немногочисленными друзьями. Все было так, пока он не очнулся связанным в подвале чужого дома, отмечая у себя все симптомы сотрясения мозга. И всему виной стал человек, которого пленник видел каждое утро, который с мягким выражением лица подносил ему кофе и, словно смущаясь, стыдливо отводил глаза. Чего ожидать от этого парня теперь, аспирант боялся даже предположить: безумец был сильнее и совершенно не щадил свою измождённую жертву, будто получая удовольствие от причиняемой физической боли. Сонмин догадывался, что дальше последует либо изнасилование, либо избиение до последнего вздоха, но бежать из заточения не представлялось возможным. Парень не мог даже снять веревку, крепко обвивающую запястья, да и это не имело смысла, ведь также было нельзя ни открыть замок тяжелой двери, ни затаиться в пространстве подвала. Казалось, все вокруг играло против него, превращая четыре глухие стены в идеальную тюрьму. Связывая руки похищенного, Кюхен снял с запястья часы, а потому Мин не знал времени, которое неистово тянулось, помогая отчаянию до краев наполнять собой душу. Парень надеялся, что его уже ищут, но что-то внутри головы нашептывало, что никогда не найдут, что он останется здесь до момента, пока официант не прикончит его в одном из порывов жестокости. Давящую тишину пронизывал страх, отдающийся замиранием сердца при каждом глухом звуке, скручивающий внутренности, заставляющий измученное тело мелко дрожать. В течение дня усталость несколько раз затягивала Сонмина в неспокойный короткий сон, после которого он резко подрывался, как после невообразимого кошмара, но каждый раз находил себя в том же подвале, с той же веревкой на запястьях. Вновь очнувшись от кратковременного забытья, Мин почувствовал, как тугая цепь истерики сжалась на шее, и, уронив голову на связанные руки, он больше не мог держаться: горячие слезы безнадежности обожгли кожу. Ему хотелось умереть прямо сейчас, чтобы не чувствовать унизительных прикосновений похитителя, чтобы он не успел зайти дальше в своем безумстве. Рваные порывы дыхания прерывисто вздымали грудь, заглушая звенящую тишину, негромким звуком ударяясь о стены. Отчаяние долго сотрясало тело, но Сонмин мгновенно замер, как только услышал приближающиеся шаги. Секунды, отделяющие этот миг от скрипа открывшейся двери, обернулись нескончаемой вечностью, лишая возможности вдохнуть. Растягивая губы в светлой улыбке, вновь держа в руках тарелку с едой, Кюхен возник на пороге, беззаботным видом приводя заточенного в ужас. - Я скучал, – произнес официант, спускаясь по ступенькам. Словно специально оттягивая момент сближения, он плавно подходил к матрасу и, отложив посуду в сторону, присел рядом. Сжимаясь, Мин в страхе ожидал унизительных, болезненных действий от своего мучителя, но тот лишь трепетно провел ладонью по его плечам, шумно втягивая носом воздух. Даже сквозь ткань рубашки аспирант чувствовал мелкую дрожь в руке, которая медленно переместилась с плеч на шею, где Кюхен, едва касаясь кончиками пальцев, нежно погладил кожу. Странная ласка не продлилась и минуты, но Сонмин успел сойти с ума от страха, готовясь в любой момент получить удар или быть задушенным. Тем временем рука поднялась к затылку и слегка надавила на это место, вынуждая брюнета тихо зашипеть. - Болит? – уже бережно проводя пальцами по черным волосам, спросил Кю, на что похищенный едва заметно кивнул. На мгновение Мину показалось, что в глазах официанта мелькнуло беспокойство, но тот быстро изменился в лице и поднял с пола ужин. Он вновь принялся кормить жертву, которая изо всех сил старалась жевать стающую поперек горла еду как можно медленней, чтобы оттянуть время до последующих издевательств. Неспешно проглотив последний кусок, брюнет выжидающе посмотрел на Кюхена, на миг отвернувшегося, кладя посуду на пол. Хватаясь за одинокую искорку надежды, Мин попытался воспользоваться этим мгновением и сжал соединенные веревкой кулаки. Словно кожей ощутив опасное приближение чужих рук, официант мгновенно среагировал и схватил связанные запястья, толкая жертву к стене. Жесткое соприкосновение лопаток и головы с твердой поверхностью пустило по телу новую волну острой боли, но на этом наказание не закончилось: обезумев от злости, Кюхен повалил парня на матрас, сжимая колени на пояснице, и запечатлел на лице невероятной силы пощечину. Одной рукой держа запястья, похититель крепко схватил Мина за волосы, заставляя смотреть в глаза. - Ты не сбежишь отсюда, – отрицательно качая головой, говорил Кюхен. – Ни за что. - Зачем я тебе? – брюнет хрипел и морщился от боли, окончательно простившись с шансом освободиться. Хватка на волосах вдруг стала сильнее, и, будто стараясь их выдрать, рука Кю потянулась вверх. Парень молчал, то ли не зная, что ответить, то ли подбирая слова, и лишь когда филолог зажмурился и отчетливо зашипел, он нарушил напряженную тишину, разжимая пальцы: - Я влюблен в тебя, – вновь резко меняясь в лице, Кюхен сообщил это так просто, словно происходящее было в порядке вещей. - И поэтому ты надо мной издеваешься? Официант с сожалением посмотрел на щеку с красным отпечатком собственной ладони и слез с обессиленного тела. Положа руку на живот, зная, что тот также болит от его несдержанности, он мягко заглянул в напуганные глаза. - Я не хочу делать тебе больно, – парень поднял Сонмина с матраса, аккуратно усаживая рядом с собой. – Но ты сопротивляешься, и мне ничего не остается, – руки, щедро разлившие по телу немыслимые мучения, обвили опущенные плечи, прижимая брюнета к себе. – Полгода. Ты приходил в кафе по утрам целых полгода, и каждый раз я с ума сходил, когда подносил тебе кофе, – удары своего сердца, которое яро пыталось разорваться на куски, Мин уже перестал замечать, но биение в груди, жавшейся к нему, будто желая слиться в единое целое, он ощущал пугающе отчетливо. – Я боялся заговорить с тобой, поэтому просто наблюдал со стороны. У меня не было выбора, – парень провел рукой по сплетению веревки, – только так я могу жить с тобой. Почувствовав, как Кюхен уткнулся носом в напряженную шею, брюнет крепко зажмурился, ожидая чего угодно, но похититель просто сидел рядом, крепко обняв измученное тело и обжигая кожу горячим дыханием.