Без ума

Беспокойный сон непривычно резко покинул сознание Канина, вынуждая нехотя открыть глаза и оторвать тяжелую голову от мятой подушки. Лежа на узком диване, где приходилось скрючиваться в три погибели, он провел долгую ночь, мучаясь от нападок незваной совести, выгрызающей многочисленные бреши в душе, которые потом придется так долго и мучительно латать. Убедившись в том, что возможности вновь провалиться в призрачное царство Морфея и хоть на жалких полчаса забыть о произошедшем уже нет, парень медленно принял сидячее положение, сгребая за собой простынь. Голова гудела, как с тяжелейшего похмелья, приходящего в память о бессчетных бутылках спиртного, вот только Канин был совершенно трезв вчерашним вечером. Он рассказал Чонсу обо всем, что так долго утаивал, и хотя в недрах разума бродила крохотная надежда на то, что после признания ему полегчает, на деле стало только хуже. Итук не кричал, не устраивал ожидаемую Канином драму с истерикой, слезами и разбитой вдребезги любимой посудой, а просто закрылся в спальне, предварительно вручив своей пассии чистое постельное белье. Так, спокойно и молчаливо, младший и был выставлен ночевать в гостиную, внутренне сгорая от стыда и чувства вины, что превращало сложившуюся ситуацию из непростой в чертовски сложную. Куда с большим радушием парень принял бы участь собирать с пола стеклянные осколки дорогих сердцу сервизов, выслушивая бурю громких проклятий в свой адрес, но ошеломленному Чонсу удалось совладать с захлестывающими эмоциями и оставить груз обиды за столь страшное предательство в себе. Не без труда покинув нагретое место, Канин неуверенным шагом направился к выходу из гостиной, на ходу разминая шею, почти окостеневшую от неудобной позы. Полагаясь на изученные за годы совместной жизни привычки своего парня, он был всецело уверен, что старший тоже не спит и наверняка сейчас сидит за кухонным столом, распивая горячий кофе. И Енун оказался прав: лишь подойдя к порогу кухни, он узрел сожителя за предполагаемым занятием, вот только вид его оказался еще более отрешенным, а оттого крайне жалким. Проведя полночи без сна, младший много думал о том, что должен сказать этому человеку в свое оправдание, но под давлением мрачного взгляда, скользнувшего по вошедшей фигуре лишь на миг, все слова застряли в горле, даже не дойдя до уровня громкого вздоха. Итук устремил неподвижный взгляд на чашку с обжигающим язык напитком, словно давая понять, что не хочет ни о чем говорить. Едва заметно кивнув, Канин не стал настаивать и безмолвно развернулся к двери, принимая решение не попадаться парню на глаза хотя бы сегодня. - Сядь, – юрист еще не успел переступить порог, как отчего-то хриплый голос неожиданно раздался за спиной. Не надеясь на беседу, младший удивленно посмотрел на Итука, который все же поднял глаза и кивком головы пригласил парня на соседний стул. Будто сомневаясь, Енун крайне медленно приблизился и, с мешающим чувством неловкости послушно присев, уже было начал излагать несуразные оправдания, как вдруг его перебили: - Я думал об этом всю ночь, – голос Чонсу дрожал, но не так, как бывает при сдерживаемых эмоциях, а просто от усталости, невероятно долгой и выматывающей. – Я два года жил с предателями, заботился, трясся над ними, как идиот… или как ты сам говорил, обезумевшая мамаша? Но я был так счастлив в эти два года, радовался, что у меня все хорошо в семье, что вы с Мином ладите, а оказывается… – на несколько секунд парень замолчал, с грустной улыбкой качая головой. – Я осознаю, что прошло уже много времени, что, возможно, вы оба действительно жалеете о случившемся, но я просто не могу понять, чем я это заслужил? - Ничем. Здесь нет твоей вины, – Канин хотел еще раз попробовать извиниться за содеянное, но его речь вновь потухла, прерываемая словами старшего. - Я должен простить вас обоих, потому что Сонмин пропал и, возможно… черт, скорее всего, его уже нет в живых, – Итук резко выдохнул, словно, наконец, произнеся вслух то, что долго крутилось в голове и мешало нормально думать. – Мне нестерпимо больно и обидно, что ты так подло поступил, но в одиночку я с этим просто не справлюсь. - Он вернется, – лишь слегка прикасаясь, крепкая ладонь неуверенно легла на плечо старшего. - Ты сам знаешь, каковы шансы. Ощутив, что отталкивать его не собираются, Канин отважился обнять худое тело и принялся нашептывать слова извинения, срывающиеся с уст вместе с нескладными заверениями о том, что Сонмина обязательно найдут. Он понимал, что Итук еще не простил их, что понадобится много времени, прежде чем они вернутся к нормальным отношениям и потихоньку забудут о том дне, сохраняя на сердце глубокий, но уже не болезненный шрам. Измеряя дом нервными шагами из стороны в сторону, после переворачиваясь в постели с боку на бок и чуть ли не пряча голову под подушку в попытках хоть ненадолго заснуть, Кюхен люто желал освободиться от нового задевающего чувства. Горячие руки, осторожно сжимающиеся на плечах, и фальшивая нежность в голосе – лишь очередная попытка сбежать, намертво вросшая в память лживым, но приторно-сладким теплом. Хотелось позволить глупой радости подобно жидкому огню растечься по венам и в то же время свернуться в клубок на холодном паркете от ощущения ядовитого плевка в душу. Казалось, в произошедшем не было ничего, что могло бы вызвать в Кюхене недовольство, ведь он так мечтал почувствовать Мина рядом, при этом не прибегая к насилию. Но похититель слишком хорошо понимал, что, поверив в искренность отчаянных действий, подпишет себе приговор, навсегда отнимающий у него Сонмина и лишающий всякой свободы. После неожиданного поступка, заставлявшего пульс то набирать рекордную скорость, то замирать с ощущением леденящего холода в груди, Кю еще долго не мог прийти в себя, чтобы хоть отвести брюнета обратно в подвал. Странное чувство полного бессилия прокралось в тело, отдаваясь дрожью в ослабевших руках, которые, словно в первый миг пробуждения от глубокого сна, отказывались даже сжиматься в кулаки. Лишь через несколько минут, за которые Мин, не выдержав тяжелого взгляда, вернулся к столу и слишком виновато опустил глаза к деревянной поверхности, официанту удалось собраться с мыслями и обуздать разразившееся в сердце пламя. Похищенный не стал сопротивляться, когда его схватили под руку и принялись тащить назад в «клетку», только тихо пискнул от боли в боку, напомнившей о себе при неосторожном движении. Но Кюхен одарил его таким взглядом, что парню невольно пришлось свыкнуться с новым осознанием: издай он звук немного громче, и в следующую вылазку наверх ему однозначно заклеят рот. Конечно, Кю не хотел вновь внушать жертве страх, но и справляться с эмоциями, отзывающимися в грубых движениях и в принявших недобрый оттенок глазах, было сложно. Настигнув цель, он почти толкнул брюнета на матрас и, все же не забыв о недавно подцепленной простуде, впихнул в него необходимые таблетки, прежде чем вернуться к гордому одиночеству. Так он и мучился, бесцельно слоняясь по дому, мысленно отгоняя от себя внедренные в память образы произошедшего. Подолгу находиться рядом с Мином и так было невыносимо трудно: парня вечно преследовала боязнь не удержаться перед красивым телом, а теперь ему предстояло еще и противиться жестоким попыткам похищенного внушить свою внезапную привязанность. И хотя Кю был абсолютно уверен в том, что никто – а уж тем более Сонмин – не в состоянии его полюбить, риск расслабиться под наигранно-ответным чувством был. Еще большую опасность в этой сложной ситуации создавала немыслимая любовь, которая росла с каждым днем все сильнее, и, казалось, вскоре не сможет поместиться в измученном сердце. Для Кюхена это были невероятно длинные сутки, увенчанные почти бессонной ночью, отпечатавшей на лице помимо душевного истощения еще и физическое. Но, несмотря на невероятную усталость, парню предстояло традиционно приготовить похищенному завтрак и провести утро в таком желанном и одновременно пугающем обществе, после чего отправиться навстречу полноценному рабочему дню. Однако он еще не знал, какой сюрприз ожидал его в будничной рутине. В середине смены, когда время обеденных перерывов, за которое заведение наполнялось желающими выпить кофе, подходило к концу и опустошало зал до появления случайных посетителей, Кю ненадолго удалился в подсобку, желая перевести дух в одиночестве. Он только успел закрыть дверь и приземлиться на единственный в помещении стул, как вдруг почувствовал вибрацию лежащего в кармане брюк мобильного. Ожидая увидеть на экране фамилию психиатра, парень крайне лениво вытащил телефон, но тут же удивленно вздрогнул, обнаружив там имя своего дяди. Сердце неприятно екнуло, заставляя зябнуть от крадущегося вдоль спины странного холода, будто в предчувствии чего-то плохого: Кю был убежден, что просто так этот человек больше не появится в его жизни, а потому нажал кнопку принятия вызова с недоверием и неподдельной дрожью в руках. - Здравствуй, Кюхен, – в трубке раздался знакомый мужской голос, вызывающий противное липкое чувство внутри, что позволяло лишь с трудом ответить на приветствие. – У меня возникло одно дело в Сеуле, по работе… И, если честно, мне немного стыдно за то, что я о тебе совсем не забочусь, – после этих слов возмущение полностью завладело душой племянника, и он уже приготовился наконец потребовать объяснений к недавнему визиту в клинику, но то, что парень услышал далее, буквально лишило его дара речи: – В общем, просто хочу сказать, что заеду к тебе сегодня вечером. Последующие «не буду отвлекать» и «до встречи» Кюхен воспринял лишь отдаленно: скользкий страх перед тем, что Мина могут обнаружить, всецело объял разум и подобно железным цепям сковал тело. Крепко зажав в пальцах телефонную трубку, парень пытался понять, что именно должен делать: бежать домой и как-то обезопасить похищенного от чужих ушей и глаз; оставить все, как есть, и надеяться на удачу; или же просто не пустить нежданного гостя на порог – мысли роем закрутились вокруг явившейся из неоткуда проблемы, но Кю был не в силах даже пошевелиться. То, чего он так сильно боялся, ради чего пожертвовал обжигающим интересом разузнать о посещении мужчиной здания психиатрической клиники, неожиданно подкралось к нему в абсолютно неподходящий момент и грозилось постучаться в двери всего через несколько часов. Дядя прекрасно знал, во сколько Кюхен заканчивает с работой, и наверняка намеревался зайти в гости именно к этому времени, тем самым лишая парня всякой возможности подготовиться. Перспектива пускать все на самотек устраивала похитителя меньше всего, а потому, кое-как поборов панику, он принял решение улизнуть из кофейни прямо сейчас. Однако и эта часть решения проблемы представлялась существенно трудной, ведь официант уже брал отгул вчерашним днем, а, сбежав с работы, никого не предупреждая, навлек бы на свою судьбу еще одну лавину неприятностей. Кю вышел из подсобки, хватаясь за голову, в которой подобно колокольному набату раздавался нервный шум, но время утекало стремительно, и что-то решать нужно было прямо сейчас. Глубоко вдохнув, он вошел в зал и с приятным облегчением обнаружил все так же пустующие столики и совершенно не интересующуюся его недолгим отсутствием Миен, привычно суетящуюся у кофе-машины. На мгновение в путанице разнобойных мыслей блеснула одна идея, способная позволить Кюхену безнаказанно отправиться домой пораньше, вот только для ее осуществления парню предстояло изрядно пренебречь своими принципами и рискнуть желанным покоем в последующие рабочие дни. Он мог попросить коллегу заменить его на остаток смены, но девушка вряд ли стала бы брать на свои хрупкие плечи двойной объем работы просто так, к тому же после того, что совсем недавно произошло между ними в подсобке. Однако это был единственный шанс и, проклиная свою участь, будто очерченную злым роком, Кю двинулся к сослуживице. - Сегодня что-то немного у нас клиентов, – после продолжительного взвешивания всех «за» и «против» официант решился отвлечь брюнетку от бесполезной суеты, разведенной ею у рабочего места. - Да время же такое. Скоро подойдут, – не поворачивая головы, ответила девушка, как вдруг, осознав происходящее, окинула коллегу изумленным взглядом и добавила с иронией в голосе: – О Боже… Ты со мной заговорил? - Ты против? – Кюхен отчаянно старался вытянуть на лице улыбку, но губы мятежно дрогнули лишь в ее подобии, однако пораженной Миен хватило этого жеста, чтобы отрицательно мотнуть головой и полностью перекинуть внимание на парня. – На самом деле я хотел попросить тебя кое-о-чем. - Говори, – настороженно сощурив глаза, девушка приблизилась к официанту на один короткий шаг, вынуждая того испытывать противную неловкость, от которой хотелось незамедлительно ринуться в бега. - Понимаешь… Мне очень нужно уйти с работы прямо сейчас… – узнав причину негаданного поведения коллеги, Миен лишь раздраженно фыркнула, но похититель был готов к такому повороту, понимая, что просто решить проблему с отгулом у него не получится. – Я, правда, очень прошу тебя… Если я сейчас не уйду, у меня будут большие проблемы, – слова буквально цедились сквозь сжатые зубы, оставляя осадок в виде тошнотворной горечи во рту: Кю не умел просить, тем более человека, который ему настолько не нравился. Сослуживица мнительно взглянула на парня и, словно что-то подчеркнув для себя в увиденном, смягчилась в лице, с улыбкой роняя короткое «ладно». Чувство невероятного облегчения затопило душу официанта и, на ходу срывая с себя черный фартук, он поспешил к служебному выходу. Где-то далеко в раздумьях билась малоприятная мысль о том, что Миен еще припомнит ему свою благосклонность, но эта проблема становилась ничтожной на фоне предстоящего визита блудного родственника. Все, что сейчас заботило преступника, вилось вокруг подвала, где находился смысл его никчемной жизни, способный ускользнуть из рук прямо сегодня. Расшатанные нервы были готовы сдать в любой момент, но чудом среди хаоса критических рассуждений возник не особенно хитрый план по развязыванию опасной задачи, и, согласившись с единственной здравой идеей, Кю сделал одну остановку в виде посещения ближайшей аптеки, откуда почти бегом направился к дому. Часы показывали середину дня, когда Кюхен влетел в прихожую, хлопнув дверью так, что задрожало висящее рядом зеркало, но, невзирая на раннее время, парень, лишь успев скинуть обувь, помчался на кухню готовить жертве ужин. Давно привычный кулинарный процесс в нервозной спешке давался с большим трудом, что только подогревало бурлящее в крови волнение и заставляло без конца бросать короткие взгляды на неумолимо отсчитывающий минуты настенный циферблат. Когда готовые продукты наконец-то легли на тарелку, Кю принялся собирать горстку нужных Сонмину лекарств и, приготовив все противопростудные препараты, потянулся за только что притащенным в дом маленьким пакетом с фармацевтической эмблемой. Выудив оттуда аптечную банку, Кю тяжело вздохнул, читая на этикетке до боли знакомое латинское название и слово, недавно выбившее почву у него из-под ног. Крышка уверенным движением слетела на стол, и две таблетки снотворного присоединились к средствам от жара и кашля. Ранее мучаясь бессонницей, похититель прекрасно знал, что благодаря этой дозе можно провалиться в удивительно крепкий сон не меньше, чем на десять часов, а потому, неся ужин в подвал, испытывал чувство легкой надежды, ведь, находясь под действием препарата, Сонмин точно не узнает о присутствии наверху другого человека. Как только преступник переступил порог, Мин, занятый изучением яркой гематомы на боку, удивленно поднял взгляд и, не дождавшись, пока вошедший преодолеет лестницу, задал внезапно возникший вопрос: - У тебя сегодня выходной или уже вечер? – озадаченные глаза пристально уставились на Кюхена, демонстрируя боязливую тревогу перед потерей во времени. - Уже вечер, – слова слетели с губ неуверенным тоном, но причин не верить в столь несущественную для похитителя информацию у аспиранта не было, и, поправив примятый край длинной футболки, он принял тарелку с ужином из чужих рук. Присев рядом, Кюхен стал традиционно дожидаться окончания трапезы, мысленно борясь с разрастающимся в душе волнением и изо всех сил стараясь его не выдать. Последнее давалось крайне сложно, потому как, видя и ощущая рядом с собой человека, которому сейчас всучит снотворное под видом безобидного лекарства, Кю стал чувствовать страх перед тем, что на самом деле ничего не знает о здоровье любимого и, конечно, о том, насколько предстоящая авантюра для него безопасна. Однако отступать было некуда, и вскоре, закончив с ужином, Мин отложил тарелку и взялся за протянутые таблетки. Погруженный в себя, он даже не заметил их изменившееся количество, чем заставил преступника почти облегченно выдохнуть. Времени до того, как брюнет заснет, оставалось мало и, все еще пытаясь подавить чувство страшащей тревоги, Кюхен крепко обнял свою единственную любовь в надежде хоть немного расслабиться. - Прости меня, – вдруг выдохнул аспирант, ощутив себя в сильных руках. - За что? - За то, что я сделал вчера на кухне, – продолжая искренне удивлять похитителя, Мин уперся уставшим взглядом в пол, будто стеснялся столкнуться с парой карих глаз. – Правда, я не знал, что ты так отреагируешь. И, хотя для меня это абсолютно нелогично… но я чувствую себя виноватым. Все, что Кюхен мог сделать в ответ на неожиданные слова, это прижать парня к себе еще сильнее и мягко прикоснуться губами к горячему виску, после чего уткнуться носом в жестковатые черные волосы. Сердце, выстукивающее безумный ритм, принялось ощутимо нагреваться, в очередной раз доказывая своему владельцу, насколько для него важно присутствие этого человека. - Ты действительно не помнишь себя до восемнадцати лет? – удобней устроившись в жарких объятиях и положив голову парню на грудь, Сонмин неожиданно задал вопрос, интересовавший его с того самого дня, когда преступник открыл ему этот немало странный факт. - Четыре года назад я очнулся в больничной палате с дикой болью, разрывающей голову, и двумя вопросами: «Кто я?» и «Что я здесь делаю?» – позволив очередной волне подозрения захлестнуть себя лишь на миг, Кю решился рассказать о своей жизни хоть кому-то, тем более что его впервые спросили о ней вне психиатрического кабинета. – Не было ни капельниц, ни каких-либо измеряющих датчиков – ничего такого, что бывает в обычных больницах, зато были плотные черные ремни, которые не позволяли мне пошевелить руками. Спустя какое-то время пришел доктор, который крайне удивленно реагировал на мои непрекращающиеся вопросы и в итоге сказал лишь мое имя, и что я нахожусь на лечении в психиатрической клинике, – отчетливо вспоминая тот день, Кюхен буквально почувствовал на запястьях давление кожаных ремней и на секунду замолчал, стараясь перебить пугающее ощущение из прошлого теплом любимого тела. – Я просил развязать меня, объяснить, что произошло, но этот мужик только покачал головой, ссылаясь на то, что я опасен. А я просто не мог понять, в чем так сильно провинился. Хотелось с кем-то поговорить, чтобы хоть как-то заполнить голову… Это страшное ощущение, когда на ум в буквальном смысле ничего не приходит: ни чьего-либо лица, ни имени, ни какого-то события – абсолютно чистая память. Позднее меня направили на процедуры, пичкали различными лекарствами, и только через пару дней врачи с каким-то облегчением в глазах констатировали амнезию. Но о прошлом мне не говорили ни слова, а наоборот – что мне очень повезло с этой потерей памяти, – закрыв глаза, Кю грустно улыбнулся последней фразе и, через несколько секунд тишины ощутив на себе взгляд, поднял тяжелые веки и увидел, что Сонмин, повернув голову, ожидающе на него смотрит. – Где-то через неделю меня посетил мужчина, представившийся братом моего отца, – убедившись в продолжении рассказа, Мин вернулся в исходное положение, прижимаясь ухом к месту, где размеренными ударами гулко билось сердце. – Он сказал, что заберет меня из больницы, как только выпишут. В общем-то, меня это радовало, потому что я был беспомощным, как маленький ребенок… Хотя умел и читать, и писать, и понимал, как в целом устроен мир, но ни куда мне идти, ни что мне делать… Это было просто покрыто мраком. И было немыслимо страшно. Дядя сдержал слово и увез меня из клиники, откуда меня отпустили с условием регулярно посещать психиатра и методично пить прописанный препарат. Родственник отвез меня в этот дом и сказал, что он раньше принадлежал моей матери, а значит, теперь принадлежит мне. Первое время дядя жил со мной, помогал ко всему адаптироваться, вот только о прошлом также ничего не рассказывал, даже о родителях… Только показал пару фотографий, но в голове ничего не отзывается. Так я и прожил эти годы, без памяти; правда, иногда что-то снится, и я чувствую, что это из тех воспоминаний. Дядя нашел мне работу и потихоньку отдалился, так что живу я один… Но об этом ты уже знаешь, – пытаясь избавиться от нахлынувшей боли, сопровождавшей на протяжении долгого периода, когда еще не мог свыкнуться со своей участью, Кю крепче обнял брюнета и, что есть сил, старался выровнять сбившееся дыхание, что норовило вырваться из груди непозволительно громко. - Я думаю, что когда-нибудь ты все вспомнишь, – Сонмин вновь поднял взгляд на похитителя, только теперь он казался еще более уставшим, будто парень был готов заснуть в следующий миг. Спустя минуту полной тишины, в течение которой Кю отчетливо почувствовал, как с сердца свалился некий неподъемный груз, в подвале послышалось спокойное сопение, оповещающее о действии выпитых таблеток. Соглашаясь с мыслью о том, что пора готовиться к визиту дяди, парень напоследок сомкнул руки на теле спящего еще более прочным замком и, прежде чем поудобней уложить Мина на матрас, мысленно пообещал себе, что никому не позволит отобрать этого человека, потому как просто умрет в тот же день, когда потеряет.