Век Грифона

      – Что будем делать? – спросил Лис, глядя на подавленного мага и злобно зыркающую по сторонам убийцу.       Напарники сидели за столиком в деревенской таверне. Тут было непривычно шумно, большой зал наполнился запахами конского навоза, свежей соломы и дешевого пойла, которое местный корчмарь, не стесняясь, разбавлял чуть ли не один к одному. Селяне, занимавшие своими тучными телесами почти все свободное пространство таверны, галдели на все лады, спорили, у кого лучше вырос с этом году турнепс или чей луг зеленей. Все эти совершенно безобидные, ничего не подозревающие люди казались молодым Стражам средоточием опасности, смертельной угрозой. Не приведи Создатель кому-то из них узнать, что незнакомые бродяги, забредшие в эту глухомань – Серые Стражи, гонимые, презираемые веками…       – Нам нужно уходить от Стража.       Угрюмая как никогда Хегрид с чувством воткнула нож в кусок жареного кабана, которого тут подавали по случаю сельских торгов, гордо именуемых ярмаркой.       – Это добром не кончится. Рано или поздно он доставит нас в этот свой Вейсхаупт, и мы окажемся в окружении таких же хладнокровных ублюдков без каких-либо понятий о чести…       – Тебе ли говорить о чести, – попытался было съязвить оруженосец, но напоролся в ответ на острый обжигающий взгляд темных глаз.       – У нашего брата тоже есть честь. Мы никогда не подставляем под топор палача даже заклятых врагов, мы убиваем сами.       Девушка тряхнула гривой черных волос и стала высматривать сутулую фигуру наставника. Тот обедал за другим столиком и чинно беседовал с каким-то местным дурачком, чья изъеденная молью шапка была украшена белыми петушиными перьями. Стоило только Халуру увидеть этого сумасшедшего горбуна у церкви, просящего милостыню и угодливо кланяющегося проходящим мимо людям, как он будто расцвел, приосанился, выпятил грудь колесом и, послав своих учеников «погулять и развеяться», отправился разговаривать с убогим попрошайкой. Как девушка ни пыталась, но она так и не увидела в нем ничего необычного. Когда голодные с дороги молодые Стражи оказались в таверне после прогулки по торговым рядам, обнаружили в большом шумном зале старшего Стража, который весело гомонил с тем самым горбуном, теперь немного повеселевшим от выпитого эля, умытого и до треска за ушами уплетающего дармовую кормежку. Теперь-то убийца смогла рассмотреть, что незнакомый уродец далеко не так прост: нет-нет, да и выглядывала из-под потрепанной выцветшей накидки связка коротких метательных ножей, сильные жилистые руки с тонкими мозолистыми пальцами бережно оглаживали ложку, как будто это была рукоять оружия, а лицо в полумраке харчевни невероятно преобразилось. Хитрая лукавая ухмылка тонких губ в обрамлении смешливых морщин вокруг рта, пытливо посверкивающие острым умом глаза и длинный нос, который этот хлыщ наверняка очень часто сует в чужие дела, совершенно его не касающиеся. Наставник беседовал с ним совершенно непринужденно, делая вид, что встретил старого знакомого, громко показушно смеялся, почти ревел от шуток, хлопал ладонью по столу и много пил. Только вот когда мужчины уже опустошили второй кувшин местного водянистого эля, горбун быстро пододвинул Стражу кожаный конверт, а тот в ответ молниеносным почти незаметным движением кинул собеседнику в руки сладко звякнувший золотом кошель. После покупки информации эти двое еще продолжали беззаботно просаживать деньги на выпивку и еду, делая вид, что так и надо. Рекрутам оставалось только скрипеть зубами от злости, взирая на эти холеные развеселые рожи.       Станир в очередной раз тяжело вздохнул, машинально помешивая ложкой уже давно остывшую и покрывшуюся пленкой жирка похлебку. С момента ухода из Монфора он почти не разговаривал, забросил тренировки с наставником, сидел всегда в стороне и гладил по перьям свою ворону. А когда Маниши не было рядом, прятал голову в свой высокий воротник, подбирал под себя ноги и бурчал под нос то ли молитвы, то ли какую-то магическую тарабарщину. Лис поначалу пытался как-то его приободрить, но у него ничего не получалось: на себя не похожий эльф отмалчивался, хмурился, пялясь в сторону своими огромными влажными глазищами. По правде говоря, маг и в самом деле как будто стал старше от того, что ему довелось увидеть. Он меньше улыбался, меньше говорил, но его взгляд на окружающих его людей и события стал куда более осмысленным. Храмовники уже не были для него абсолютным злом, а введенные в абсолют Стражи, спустились на уровень простой солдатни, растеряв весь налет старых преданий и героических саг прошлых эпох.       На первой же стоянке после Монфора обогатившийся Старший Страж, поглаживая аккуратно остриженную бородку, рассказал, каким именно образом подвел под топор молодого отчаянного дворянина, чья курчавая голова была под завязку набита «старыми бреднями». Оказывается лишившийся численного преимущества старый орден Серых, имел в рукаве один из последних козырей – карту заточения оставшихся Архидемонов, последних древних богов. В старые времена не все из ордена знали об этом, но когда верных делу людей можно было пересчитать по пальцам, было решено распространить эту информацию каждому, в чьей крови смешана скверна. Все это было сделано во избежания риска, что столь ценные знания будут утрачены, и чтобы Командоры знали, с какой стороны ждать новый удар.       Халур всего за неделю времени, что провел отдельно от учеников, нанялся депешей в городскую управу Монфора. Ему выдали казенную форму, коня и уйму поручений, по которым он гонял как проклятый. В одном из своих коротких странствий он успел побывать в Вал Руайо, благо верхом туда добираться было не так уж и долго. Там он встретился с Командором Орлея и получил от него санкции на вмешательство. Ушлый старик в день перед отходом из города подсунул Мишелю де Шалорену фальшивую карту Глубинных троп с отмеченными местами нахождения архидемонов. Единственной верной пометкой там была темница Разикале, из которой он уже наверняка вырвался, переполненный первобытной злобой и скверной. Вместе в картой у дворянина нашли еще и тщательно сфабрикованную переписку с Тевинтером, старым врагом Орлея, а заодно и с Андерфелсом, который в Орлее до сих пор считают утраченной провинцией. Такие улики никто не стал бы игнорировать. Это можно было считать откровенным объявлением войны, ведь Стражи легко могли использовать орду в своих целях. Анонимный донос, во время когда все пограничные районы и без того стоят на ушах, никого особенно не удивил. Все случилось даже быстрее, чем Старший Страж ожидал, а запечатанное послание в Вал Руайо лично императору было поручено доставить именно Халуру, поскольку другие более надежные гонцы оказались то больны, то уже были в пути в другие города. Рассказав эту историю, наставник с интересом изучал надетую на палец печать сенешаля Монфора, самодовольно прикидывая, за сколько ее можно будет продать и где, чтобы не быть при этом пойманным.       Такое поведение казавшегося безупречным мужчины невероятно взбесило мага. Услышав его рассказ, эльф в сердцах швырнул в костер сгусток пламени и убежал в лес, не сказав и слова. Неваррцу с трудом удалось отыскать в сумеречных зарослях своего друга и вернуть. С тех пор почти никто не разговаривал с Халуром – а он, похоже, не особенно тяготился этим, заливаясь сейчас соловьем в беседе с сельским горбуном.       – Так что делать будем? – снова спросила Хегрид, доедая обед.       – Я не знаю, – удрученно ответил Лис и тоже стал смотреть на беседующих мужчин. – Допустим, мы сейчас уйдем, на руках у нас наше оружие, но нет денег. Куда мы отправимся, да еще и со скверной в крови?       Оруженосец невольно поморщился. По мере приближения к границе Андерфелса сны, навеянные проклятой кровью, становились все тяжелее. Мнительный неестественный голод и жажду уже нельзя было просто так списать на усталость пути, а пробуждаться раз от раза было все проще, как будто и не нужно было вообще спать… Только вот утомление никуда не девалось от этого. Тяжелее всех было Хегрид: ее связь со скверной была так крепка, что девушка почти перестала спать, ночами в дозоре слушая перешептывания далеких тварей. В такие моменты она и сама походила на порождение тьмы – с широко разинутым ртом и распахнутыми глазами слепо таращась в темноту и злобно шипя, если ее потревожить в этот момент прикосновением или окликом.       – Мы могли бы добыть себе сколько угодно денег на большаке, – мрачно заметила девушка, ее черные глаза жадно сверкнули из тени залегших под веками синяков.       – Разбой? Нет, ни в коем случае! Нас же повесят на первой же попавшейся сосне, если мы попадемся!       – А вот не надо попадаться.       – Нет, Хегрид.       Девушка в ответ только фыркнула, уже начиная смиряться с лезущим прямо из ушей благородством своего белобрысого спутника.       – Что предлагаешь ты?       – Нужно наняться куда-то… Может, охраной для каравана?       – И тогда нас точно повесят на первой же сосне. – отмахнулась Черная Тень. – Меня за странное поведение – не забывай, что я почти не сплю и как одержимая подхватываюсь, стоит только голове коснуться земли. Станира повяжут за магию рано или поздно, а тебя схватят вместе с ним, ведь ты как пить дать кинешься защищать эльфа.       – Это уже не говоря о том, – неожиданно оживился сам маг, – что с нами могут сделать другие Стражи, если мы попадемся им на обратном пути отсюда. Во время Мора мы для них будем предателями и дезертирами. Уж не знаю, какие порядки у Стражей, но подозреваю, что это будет примерно то же самое, как поступают церковники с беглыми магами.       – И что предлагаешь ты, рыжий? – убийца вымазала дно тарелки коркой хлеба.       – Пока что мы будем идти с Халуром. – поморщившись от этой крамольной мысли, сказал эльф. – Как только представится возможность, мы уйдем в горы и переждем там. А то и вовсе вдоль хребта Охотничьего Рога двинемся назад на юг, вдоль до самого Тирашана, потом минуем Долы и через Морозные горы попадем в Ферелден. Никто не станет искать там трех беглых Стражей, отбившихся от наставника аж в Орлее.       – Ты хоть представляешь, каким тяжелым будет переход в горах?       Лис невольно поежился только от предположения как холодно там будет, Ферелден и Долы находятся так далеко на юге, что даже лето там нельзя назвать уютным, не то что в гостеприимной и уютной Неварре или Орлее. Не говоря уже о том, что это путешествие займет не один месяц и будет куда более выматывающим и опасным, чем прогулки по лесам и оврагам Орлея.       Эльф поник и снова смолк, а потом неожиданно мрачно серьезным глубоким голосом сказал:       – Значит, мы пойдем за Халуром до конца.       На выходе из деревни отряд Стражей ждал небольшой сюрприз – неожиданный яркий мазок красок в их сером, мрачном путешествии. В деревню, весело гомоня и звеня тысячей латунных и медных бубенцов и поскрипывая запыленными колесами, вкатилась повозка странствующего театра. Грива дряхлой клячи, что тянула повозку, была украшена перьями и линялыми лентами, стенки крытого пологом фургончика изрисованы узорами и сюжетами из сказок. Возница курил трубку и дымил, деловито потряхивая вожжами и поторапливая старую лошадь, а из-за его спины из-под полога фургона, изящно выгнувшись, вылезла тонкая, как тростинка, черноволосая эльфийка. Смуглая, как отчаянная ривейнка, с хитрым прищуром ярких медовых глаз, одетая в темную короткую рубашку, открывающую ее пупок, и длинную юбку-разлетайку, подпоясанную позвякивающим пояском из латунных монет. Девица выгнулась дугой, как из воздуха выхватив тамбурин, и с силой ударила ладонью по сухой мембране инструмента, вызывая у собравшихся на ярмарку селян бурю оваций. Детишки носились вокруг с визгом, уже предвкушая представление, которое затянется до самой темноты. Мужики приосанились, браво поправляли усы и бороды, втягивали животы, скалясь в ответ на подмигивания остроухой смуглянки. Женщины постарше осуждающе роптали на ее непристойный вид и завидовали тонкому стану. А молодые девицы наматывали на ус то, как она двигалась, как выгибала шею и спину, одним своим видом приворожив половину парней.       Стражи, собравшиеся уже было уходить из деревни, невольно засмотрелись на эту пеструю процессию. За фургоном через распахнутые в день ярмарки ворота заехали несколько всадников, тоже из театра, все разодетые в пестрые рубахи и причудливые шапки с перьями или венки из листьев, колосьев и цветущих веток терна. И замыкал шествие этой шайки всадник на грузном тяжеловозе, широкоплечий мрачный детина в плаще с капюшоном, вооруженный двумя короткими мечами и арбалетом. Наемник, охраняющий этот «караван», посверкивал холодным взглядом из густой тени капюшона, уже сейчас прикидывая, кто из селян может наломать дров вечером. Проходя мимо потрепанных дорогой Стражей, наемник заметно напрягся, даже придержал коня, придирчиво осматривая с ног до головы вооруженных путников, совсем не похожих на беззаботных деревенских увальней, которым только меч покажи – и они уже на попятную пойдут.       – Останемся на ночь? – спросил Халур, изобразив свое привычное дружелюбие, от которого новобранцев теперь бросало в дрожь. – Раз приехал театр, на площади разведут большой костер, можно будет ночевать на улице и не тратить деньги на трактирную клоповню.       – Останемся, – мрачно ответила за всех Хегрид, а молодые мужчины подержали ее молчаливыми мрачными кивками, пока что перечить наставнику в открытую они опасались.       Занять хоть сколько-нибудь удобное место на холме, у которого будут разыгрывать представление, Стражам не удалось. В деревнях никогда не жаловали чужаков и бродяг, а потому и церемониться с ними не стали. Спутником пришлось сидеть почти на самой макушке вытоптанного до лысой земли холма и вместе с развернутым пестрым полотном декораций созерцать еще и вихрастые головы местных жителей, на все лады орущих и смеющихся в предвкушении потехи. Какой-то предприимчивый мальчишка туда обратно лазил по холму с корзиной ягод и семечек, продавая щедрые горсти за медяк.       Но вот вскоре послышались первые хлопки. Дети требовали действа, поторапливали лицедеев криками и те не заставили себя ждать еще дольше. Из-за лоскутной занавеси вышла все та же тонкая эльфийка в искусно сшитом костюме мальчика-глашатая: длинные волосы были забраны под непомерно большой затертый бархатный берет с засаленным павлиньим пером, а в тонких смуглых пальчиках она держала свиток пергамента. Она деловито кашлянула в кулак, развернула пергамент и стала читать заготовленный текст:       – Лорды и леди, мессиры и монны! Дамы и господа, а также прочая благороднейшая публика! Вашему вниманию представляется «Повесть о том, как оступился Серый» – торжественно произнесла девица, картинно поклонилась – так, что с ее головы чуть не слетел берет – и попятилась назад, исчезнув за занавесью.       Выждав для верности пару мгновений, на сцене появился первый актер – щуплый на вид парнишка в неестественно громоздких и массивных доспехах, сделанных из кусков крашенной толстой кожи. Синий полосатый табард-наволочка с белым грифоном на груди давал понять, что актер изображает Серого Стража. Халур, заметив его, напрягся так, что яблоко, которое он держал в руке и собирался откусить, громко треснуло и лопнуло, забрызгав соком рубаху. Рекруты же, мало знакомые с традиционной символикой ордена, с интересом наблюдали за представлением, не придав значения поведению мужчины.       – Серые Стражи, – нарочито писклявым голосом начал актер. – Орден, оберегающий Тедас от порождений тьмы! Сокрытые тенью, мы бдим неусыпно! О нас мало кто знает, но мы всегда придем туда, где мир нужно очистить от скверны!       Зрители загалдели, детишки аплодировали парнишке, браво размахивающему в свете костра деревянным крашеным мечом. Но вот на сцену вышла скрюченная пожилая бабулька, которую изображала все та же эльфийка, уже успевшая быстро нацепить на себя кружевной чепец, многослойную юбку с латаным передником и необъятных размеров шаль.       – Ох, сынок, а кто же ты? – хрипловатым голосом, нарочито грузно опираясь на клюку, спросила часто моргающая старушка, подслеповато щурясь на Стража, а тот приосанился, выпятил грудь так, что казалось сейчас треснут ребра.       – Я Серый Страж, бабушка! Не видала ли ты тут порождений тьмы?       – Нет, сынок, не видала. – Старушка махнула рукой, а ее собеседник сдулся, растеряв всю спесь. – А что же ты делаешь в наших краях, милый, коль нету тут порождений тьмы?       Внезапно из-за спины Серого Стража черной тенью взметнулся еще кто-то из актеров, изображая черного дракона, машущего крыльями и любовно оглаживающего руками спину и плечи парнишки. Дракон ехидно хихикал и клокочущим голосом шипел что-то прямо в ухо актера, того аж передернуло, а потом он сказал:       – Коль нету здесь порождений тьмы, могу я посидеть с тобой, бабуля? Баек тебе расскажу, что слышал в чужих краях.       – А чего ж нет, сынок, нечасто к нам гости захаживают, далече мы от столицы живем.       Из-под полога проворно высунули длинную скамейку, и все трое актеров уселись на нее, продолжая игру. Дракон не унимался, все шептал, громче и громче, так что скоро зрители стали различать слова на незнакомом клокочущем грубом языке. И под влиянием этих заклятий Страж стал рассказывать старушке совсем не те сказки, которые хотел. Все в той же простоватой манере он описал, как Стражи набирают рекрутов, пытают их до самой смерти, и только самых сильных, переживших пытки, они делают частью ордена. Бабулька на это с испугом воскликнула: «Ох, как же так, ведь добровольно детей наших мы многие годы отдавали Стражам!». Но парнишка не ответил и продолжал заливать, что у Стражей кругом в каждом городе агенты, что они следят за всеми дорогами, не брезгуют проклятую магию использовать, да еще и демонов противных Создателю призывать себе на подмогу. Эльфийка мастерски изобразила испуг старой женщины и стала истово молиться святой Пророчице, а ответом на ее страх было бравое: «Не боись, бабуля, все это – чтобы остановить порождений тьмы!»       Тут на сцену вышли еще два актера с бумажными рисунками еще десятка Стражей за спиной.       – И не осталось больше на белом свете ни одного порождения тьмы, сколько ни искали мы! – слаженным хором сказали новоприбывшие, а после заметили первого Стража и обратились к нему. – Брат по ордену, не видел ли ты в этих землях проклятых тварей?       – Нет, не видел, есть тут только мирные люди, но напуганы они, – ответил им парнишка, и указал соратникам на перепуганную старушку.       – Чем же напуганы они?       – Моими сказками, братья.       – Что же ты рассказал им?       – Я рассказал им кто мы, братья, чем живем, чем добываем хлеб и золото.       – И про рекрутов тоже рассказал? – изобразив подлинное презрение, возопили соратники.       – И про рекрутов, братья, и про магию, и про демонов, – гордо заявил Страж. Черный дракон за его спиной ликующе захрипел, расправил крылья и затряс ими, а из-за занавеси стал звучать грозный рокот барабана.       – Что же ты наделал, брат! – воскликнул один из Стражей, в картинном жесте жеманной девицы отвернувшись от предателя.       – Ведь тайна всегда должна оставаться тайной! – грозно ударив кулаками по воздуху, заявил второй.       – И теперь нам нужно убить всех, кто узнал нашу тайну! – хором пропели все трое, выхватили реквизитные мечи и накинулись на старушку, а та так натурально кричала и извивалась, что некоторые детишки в первых рядах захныкали от страха.       Дракон под шумок испарился под пологом, прихватив скамейку. За спинами дерущихся показался новый бумажный плакат с изображением пылающей деревни на фоне черного неба. Бабулька вскоре перестала кричать и исчезла под пологом вслед за драконом. К Стражам вышел высокий мужчина в броне и мечом наголо, а рядом с ним семенил некто в одежде, напоминающей дорогой плащ вельможи. На его шее болталась массивная цепь наместника, сделанная из крашенных под золото деревяшек.       – И увидели люди, какое противное Создателю деяние учинили Серые Стражи, и было решено казнить виновных и всех прочих Стражей, что будут пойманы. И не будет им приюта и помощи ни в одной стране, а всякий, кто осмелится им помогать, также будет казнен! – на удивление грозным голосом заявил сенешаль и стукнул посохом по земле. За занавесью изобразили звук трескающегося камня.       Грозный воин вознес клинок к небесам и двинулся прямо на троих струхнувших стражей, сжавшихся в комок. Один из них успел убежать и скрыться за пологом, а двоих других воин жестоко убил, проткнув их животы мечом.       Зрители аплодировали, детишки радовались за отомщенную старушку, а на сцену вышли все актеры, кроме троих Стражей. К ногам бродяг посыпались мелкие монетки, цветы и даже булочки, которые проворно собрала в подол старушечьей юбки обворожительно улыбающаяся смуглая эльфийка.       А Халур ушел еще в самом начале короткой постановки, со злобой стряхнув с руки сок лопнувшего яблока.