Оборотная сторона зверя - 2. Академия

– Это и была твоя гениальная идея? – Лиам потыкал носком сапога лежащего на полу темноволосого воина. – То есть просто ворваться в храм, раскидывая телохранителей Ольна и вырубив его бету, – это теперь называется верхом дипломатического искусства? – Можно подумать, ты – прирожденный оратор, – зашипела Нуар, щелчками пальцев рассеивая нападающее заклятие. – Я же сказала – отвлечь, а не бить сырой силой, словно дубиной. – А что, ты знаешь еще один способ, как отвлечь бету Правителя? Нуар хмыкнула: – Ага, способов двадцать. Но твой, без сомнения, станет любимым. Оборотни еще раз посмотрели на лежащего в отключке сурового воина, переглянулись, и каменный зал сотряс их слаженный хохот. – Да тише вы, – цыкнула невысокая женщина с такими яркими желтыми волосами, что у меня на миг зарябило в глазах. – Ладно тебе, Чиаки, можно подумать, сама хоть раз не мечтала съездить по физиономии этому хаму, – Нуар улыбнулась, желая убедить вер-канарейку насладиться заслуженной местью, но стоило пантере лишь обернуться – и смех замер на ее полных губах. – Родная? В нишу, едва освещенную голубоватым сиянием, входила женщина. Фрея! Еще более бледная из-за скудного освещения, она показалась мне призраком. Нуар кинулась было к своей лиэ, но Чиаки успела схватить ее за руку. – Не мешай. Разве не видишь, что Повелительнице нужно поговорить с альфой? – и с нажимом добавила. – Наедине. Нуар раздраженно отдернула руку, едва не полоснув канарейку когтями. – Да ты!.. ¬– Чиаки взмахнула руками. – А, сама потом жалеть будешь! И суетливо, как-то совсем по-птичьи поспешила на выход. – Чиаки права, – Лиам с трудом отвернулся от каменной ниши и посмотрел на разгневанную пантеру. – Сейчас ты Фрее ничем не поможешь. Не уверенный, что вер-пантера его услышала, блондин только покачал головой и зашагал вслед за Чиаки. – Знаю, все знаю, но… Демоны! – Нуар рыкнула, но так и осталась стоять, натянутая, как тетива, и все смотрела, смотрела на свою Повелительницу, не в силах ни помочь, ни утешить. А та шептала, и у меня комок вставал в горле от этого шепота. – Я принесла одеяло, – Фрея склонилась над одним из прозрачных ящиков, казавшихся гробами из сказки о мертвой царевне. – Мерзляка ты мой, упрямый, совсем как отец. Нуар всхлипнула, руками закрывая лицо. А меня потянуло. Нестерпимо, неудержимо. Мимо замершей вер-пантеры, в нишу, к сгорбленной Фрее, с такой нежностью поправляющей одеяльце. – Совсем осунулся, мальчик мой, Ранни, – голос волчицы дрогнул, казалось, она так многое хотела сказать старшему сыну, но вместе этого коснулась сухими губами высокого лба и быстро, не оборачиваясь, как будто боясь передумать, шагнула к другому «гробу». Не знаю почему, но смотреть дальше я не могла. Отвернувшись, увидела, что и Нуар, опустившись на пол, прячет покрасневшие, больные глаза. Я честно пыталась не слушать, не вдумываться, но голос волчицы, тягучий, глубокий, отражался от каменных стен горьким эхом. – Ольн, мой Ольнар. Знаешь, я даже рада, что ты не слышишь меня и я могу говорить с тобой как равная, незапятнанная и только твоя. Когда ты откроешь глаза и узнаешь… Ты не простишь, не поймешь. Поверь мне, я знаю, но пока ты здесь, пока ты еще мой, я говорю: люблю тебя. Люблю больше жизни и гордости. Ты слышишь, Ольн? Кричи на меня, рви когтями, когда узнаешь, только, пожалуйста, не презирай! Лучше сразу... Полувсхлип-полувой: – Как стерпеть? Чужие губы и пальцы… Как, Ольнар?!

***

Один каменный зал сменился другим. Резко, неправильно. Ощущение, словно проснулся от болезненного толчка и никак не можешь сообразить, что сон, а что явь. Темно, сыро, будто в темнице, но настолько просторной, что в ней с легкостью могли разместить парочку динозавров, вот только рассмотреть их вряд ли бы удалось, настолько освещение было скудным. Свет лился откуда-то сверху. Неровными и дрожащими потоками он стекал вместе с туманом, делая помещение еще более неприветливым. – А меня не волнует, как ты это с-с-сделаешь! От силы этого голоса меня скрючило, и если бы я не была бесплотна, наверняка бы валялась на каменной плитке, проклиная и этот мир, и всю его чертову магию, и всех этих нагов и их богинь. Да, я ни разу не слышала голос Нагассы, но усомниться, что в данный момент говорила она? Казалось, я вот-вот смогу рассмотреть огромный змеиный хвост и не по-человечески мощное туловище, но единственным доказательством того, что рядом Нагасса, был ее громкий свистящий голос. Да и слышала я только урывками, изо всех сил стараясь не простить ни единого слова и с каким-то болезненным ожиданием следя за тем, как прямо и гордо стоит Фрея на самой границе света и тени. – Мне нужно-сс, чтобы ты родила. Эйрис-с с-слаб, он с-с-слишком похож на отц-с-а! – на последнем слове голос Нагассы чуть дрогнул, впрочем змеиная богиня быстро взяла себя в руки. – Ври, изворачивайся и ублажай так, чш-ш-тобы он голову потерял-с… – Не понимаю, зачем тебе это, – Фрея перебила богиню, и та зашипела так громко, что мне самой захотелось кричать. Но Фрея лишь хмыкнула. Ее явно не пугали ни темнота, ни гнев древнего и могущественного существа. – Оставь свои штучки для тех, на кого они действуют, змейка. Не забыла, что перед тобой не пугливая человечишка, а повелительница веров? И если я спрашиваю, то мне отвечают! Смех Нагассы, довольный и злой, эхом разнесся по каменным стенам: – Такая с-с-смелая и гордая, о, мой внук будет неподраж-ш-шаем! Фрея дернулась, как от пощечины, но на подначку не повелась и медленно-медленно проговорила: – Избавь меня от подробностей. У нас договор: с тебя – магия, с меня – ребенок. И при следующей встрече, будь добра, сделай вид, что мы не знакомы. Поверь, ни о твоем сыночке, ни о его ребенке я у тебя не спрошу. Смешок от Нагассы: – Не пож-ж-жалеешь, волчитс-с-са? – Было бы о чем, змейка, и было бы о ком. – Тогда не ш-ш-жалуйс-с-ся, Повелит-тс-тельница, ты с-с-сама так реш-ш-шила! Росчерк серебристой чешуи в темноте. Громкий вскрик. И у меня внутренности сводит от ужаса и желания схватить эту крошечную вер-волчицу за сведенные плечи и трясти, трясти до тех пор, пока она не одумается. А она одумается. Не знаю почему, но я это точно знала.