Оборотная сторона зверя - 2. Академия

***

Видимо, зашла я не с центрального входа, потому как саму академию увидеть не удалось. Так, только высокие сияющие шпили, но даже они впечатляли своим размахом и высью. Засмотревшись, я и не заметила, как свернула с широкой тропинки в сторону сосновой аллеи, но неуемные студенты суетились и там. – Да где он? – Уймись, Ван. Ты и без этого поступишь, зачем тебе поединок? Продуешь, как пить дать. – А вот и нет. – А вот и да. – Нет, я сказал! – Ну да, конечно, все проигрывали, а ты один тут такой всесильный Владыка веров. – Нарываешься, Луис! Я навострила ушки: «Владыка веров? Эти студенты о Рейнхарде?» Шатен-здоровяк и верткий чернявый хлюпик встали напротив друг друга. – Я с детства мечтал победить на вступлении и стать магом-универсалом, – здоровяк, как я поняла, Ван, нахмурился, сжимая и разжимая кулаки и посматривая на них с едва заметным сомнением. Луис, видя колебания друга, удвоил усилия: – Ну вызовешь ты куратора, минута-другая славы – и ты с переломами всего, чего только можно и даже нельзя. Очнись, блаженный, кто ты и кто он, – и потянул Вана аккурат в мою сторону. – Да он своими ручищами гроллам пасть разрывал! – Лу, но если после всех тренировок я так и не попробую… – А кто мешает тебе вызвать куратора на последнем курсе? И экзамен выпускной сдашь, и кости в целости сохранишь, – Луис проследил взглядом за стайкой симпатичных девиц, столпившихся у преподавательских столов. – Ты лучше к цыпочкам, к цыпочкам присмотрись. На поступление столько сестричек наших магов приехало, выбирай – не хочу. Ван встопорщил короткие волосы на затылке, оправил красную рубаху и залился ярким румянцем. – О, Ван, я тебя умоляю, – Луис закатил темно-карие глаза. – Учись, пока друг с тобой. И, козырьком поставив ладонь к черным бровям, начал демонстративно разглядывать смеющихся девушек, не забывая при этом вещать: – Ты, главное, не теряйся. Посмотрел – нашел свою женщину – и показал, кто из вас главный. Помни, что ты мужчина, ты альфа, самец… Голос Луиса, а в голове слова папы: «Недавно я даже журнал прикупил... 'Есть ли секс после брака' – хороший журнал, дочь, почитай». На глаза навернулись слезы, я свернула с тропы, скрываясь под деревом. «…Так вот, в нем говорится об альфах, о том, что женщины под всем этим налетом цивилизации все же остаются беззащитными самочками, которые так и ждут, чтобы пришел настоящий самец и...» – Пап… – я сползла вниз, хватаясь за хвойные ветви. Даже они напоминали мне о родителях, о нашей даче в сосновом лесу. Домой, как же я хотела сейчас домой! И понимала, что это не то место и не то время, чтобы сидеть и реветь, но внутри словно выло что-то. Закрываю глаза, прижимаясь спиною к стволу и притягивая к груди пушистую ветку. – …покажи, как ты хорош, а уж затем скажи комплимент и приди своей даме на помощь, – Луис, увлекшись наставлениями и не замечая, что они тут совсем не одни, влетел в мое убежище прямо под деревом. Ван со своим «Да ты спец, брат» вломился следом. Немая сцена. Я – с выпученными заплаканными глазами, они – открывающие и закрывающие немые рты. Ван покраснел, у Луиса дернулся ус. Из моих рук выскользнула ветка и со свистом, прицельно, быстро и так же неотвратимо проехалась по удивленной физиономии чернявого коротышки. – Мамочк… То есть мать твою! – вовремя поправился Луис, отскакивая на пару шагов и налетев прямиком на друга. Тот отработанным до автоматизма четким движением зафиксировал шею чернявого и молниеносным движением перебросил того через плечо. Полет был коротким, но громким. Я вскочила, отряхивая штаны от зеленых иголок и не зная, то ли промолчать, то ли извиниться, то ли драпать, пока кости целы. Но тут позади замершего в нелепой позе Вана зашевелился Луис. Чертыхнувшись, обогнул друга, приосанился и, вперившись в меня восхищенным взглядом, попытался сказать: – П-п-прек-красная д-д-дама, – сконфузился, замолчал, снова открыл рот, то и дело оглядываясь на друга, – п-п-позвольт-т-те сказ-за-а-а… Красный след с прилипшей иголочкой расплывался на его смуглой щеке, а веко прямо-таки отбивало чечетку, но Луиса это не останавливало. Покручивая тонкий ус и от смущения потея, он пытался либо сделать мне комплимент, либо довести себя до сердечного приступа. – Очаров-в-в…чаров в-ваа… в-ват-тель… т-тель… т-тельн-н-н… На этом месте доморощенный «Казанова» начал синеть. Даже Ван, преданно глядевший все это время на друга, понял, что что-то не так. Засуетившись, Ван с удивительной ловкостью для такого здоровяка подскочил к Лукасу, грохнул ладонью по его плечу и дважды встряхнул, отчего тот крякнул, подавившись на вдохе. «Твою ж…» Ван с мычаньем тряс Луиса, Луис, выпучив глаза и продолжая синеть, пытался отпихнуть здоровяка, чтобы вдохнуть. Не знаю, чем бы все это закончилось, если бы не мое тихое: – Вообще-то я парень. И быстренько, быстренько, пока эти двое не пришли в себя, скользнула за дерево, затем за другое, третье, через пару тропинок – и вуаля – только меня эти «Казановы» и видели. «Нет, с этим невезением надо что-нибудь делать, причем срочно, пока еще стоит академия и Габи с Динаром не превратили весь город в руины!» И я побежала, рукавом вытирая слезы, чтобы никто больше не принял меня за девочку-плаксу. Сосны, студенты, преподаватели. Выскакиваю из-за очередного дерева и, конечно, врезаюсь прямиком во что-то… «Пожалуйста, пожалуйста, пусть это шевелящееся и ругающееся будет «что-то»». – Куда прешь, смерд? – холодный голос, полный презрения. «Да, жизнь меня любит». Обреченно разворачиваюсь и вижу… То, что эти двое – дворяне, сомнений не вызывало. Но чуяла моя пятая точка, что это были совсем не простые дворяне. Шатен и блондин. Оба высокие, хотя блондин совсем уж худой и изнеженный. С длинными светлыми волосами и тонкими чертами презрительно кривящегося лица. Красив, очень, даже, наверное, слишком, но красота эта совсем не живая. И я бы сказала, что вот он – принц, если бы не второй. Он не был столь красив и изящен, как первый, его лицо не кривилось в презрительной маске, но что-то не давало мне права назвать его кем-то другим, нежели Вашим Высочеством. И дело было совсем не в алмазной сережке, носить которую могли только члены королевской семьи. Принц посмотрел на меня, и я вздрогнула. Светло-карие пустые глаза, уверенность в каждом движении. «Сила, контроль, власть. А еще холод и одиночество», – меня как резануло этими чувствами. На какой-то миг наши взгляды встретились, и мне показалось, что в пустых глазах мелькнуло какое-то чувство, что-то, мне непонятное. Неверие? Удивление? Шок? – Чего стоишь? На колени! – не унимался блондин. Его тонкие губы сжались в полоску, голубые глаза вспыхнули льдинками. Я моргнула. «Это он мне?» От возмущения у меня аж голос пропал, но я взяла себя в руки и как можно приветливее пробормотала: – Я не нарочно, прости. – Совсем идиот? – блондин ткнул в мою сторону носком начищенного сапога и повернулся к другу. – Дерек, какого демона ты молчишь? Принц изогнул темную бровь, и блондин тут же заткнулся. Даже встал как-то ровнее. – Мы в академии, – медленно, с расстановкой проговорил принц. Блондин вздрогнул и поклонился: – И я счастлив, Ваше Высочество, что именно меня Вы выбрали своим компаньоном. – Рад, что ты это ценишь, Ален, – Дерек развернулся и направился к одному из дальних столов. Ален одними губами прошептал мне: «Тебе конец, смерд». И рыбкой скользнул вслед за своим принцем. И когда я мысленно показывала этой смазливой кукле средний палец, услышала синхронное: – Гаденыш-ш-ш! – Малец! «Етить-расстудрить!» Слева ко мне бежали очухавшиеся «Казановы», позади ошивался оглядывающийся блондин, а справа… А справа в мою сторону во весь опор несся красный, как свекла, и злой, как демон, лысый громила Бьорк. «Да, любимчикам судьбы бывает непросто». – Убью! – донеслось до меня. Но я уже мчалась вперед. Студенты, студенты, студенты, студенты... Да что там такое? И мне бы задуматься, почему поступающие столпились перед небольшой круглой ареной. Почему у них такие сосредоточенные угрюмые лица? И, наконец, кого приветствуют со страхом и придыханием: «Господин куратор! Куратор Бьорк прибыл!»? Но нет, я, отпихивая недовольных парней и чертыхающихся преподов, как оголтелая мчалась аккурат к центру арены. А что? И толкотни нет, и к выходу ближе. Вот только расступаться и выпускать меня оттуда никто и не собирался. – Да пропустите вы, наконец! – возмутилась я, когда меня в очередной раз оттолкнули к центру арены. И только когда возмущенный рев стих, и на всей площадке воцарилась оглушающая тишина, до меня, наконец-то, дошло. Бьорк – куратор! Бьорк – кто руками гроллам пасть разрывал. И что там еще про поступление и поединок с куратором вещал Луис? – Поединок первый, день третий. Куратор Бьорк против… – загорланил тщедушный старик в белой хламиде, отчего-то замявшись и тыча в меня кривым пальцем. – Против… Корявый перст снова указывал на меня, но я не то что своего имени, я и хрип издать не могла. Я смотрела на Бьорка, а Бьорк, проведя пальцем у горла, кровожадно смотрел на меня. Мазнула взглядом по толпе, узнавая все больше и больше людей. Ошалелые лица Луиса и добряка Вана, радостное – узнавшего меня рыжика, с которым я познакомилась сегодня на рынке. Остальные студенты что-то кричали, потрясая сжатыми кулаками, а я затравленно искала глазами пути отступления, когда запнулась на непроницаемой физиономии Его Высочества Дерека. Рядом ожидаемо пыхтел вечно чем-то недовольный Ален. «Что, сам хотел меня укокошить, язва белобрысая? А вот не дождешься!» И только я хотела крикнуть, сказать, что произошла ошибка, что ни на какой поединок для поступления я не записывалась, как кто-то в толпе как заорет: – Малыша! Не сразу поняла, что это Михей, брат Януса и здешний привратник, признал меня и начал подбадривать: – Давай, малыш! Я за тебя! Старик в балахоне кивнул Михею, хохотнул и продолжил: – Куратор Бьорк против… малыша! Толпа засмеялась, у куратора по лицу заходили желваки. – Да будет поединок честным и справедливым! – добавил старик, и все звуки будто исчезли. По краю арены, отрезав нас от толпы, вспыхнуло голубоватое марево, а в центе круга остались трое: я, Бьорк и мое фантастическое везение.