Оборотная сторона зверя - 2. Академия

***

Глава 1-6 «Так, спокойствие, главное, спокойствие», – развернулась к противнику и улыбнулась самой обезоруживающей улыбкой, на которую только была способна. Бьорк, словно загипнотизированный, улыбнулся в ответ. Так искренне, светло, что на какой-то миг я подумала, что все обойдется. Но только я отвела взгляд, как куратор моргнул, по-собачьи затряс головой, а затем как заорал: – Ты-ы-ы! Раскосые глаза его злобно сощурились, татуировки на черепе налились темно-бордовым. А я стояла, такая маленькая и жалкая по сравнению с ним. – Давай, малыш, я верю в тебя, размажь этого борова! – заводился Михей, размахивая красной шапкой. – Ма-лыш, ма-лыш! Добрая половина студентов подхватила, скандируя дурацкое прозвище. Девицы, разбившись на парочки, восторженно захихикали. Я простонала, не понимая, как вообще могла оказаться в такой ситуации, когда услышала: – Спорим, Бьорк этого смерда меньше, чем за минуту в землю вкатает? «Гад! Какой гад ползучий это сказал?! Ну, конечно же, Ален! Нет, блондинчик, своей смертью ты не умрешь!» – встречаюсь взглядом с наглыми голубыми глазами, но тут в наш немой диалог: «Умри, смерд!» и «Если выживу – ты будешь лысым!» – вклинивается Его Высочество принц Дерек. – Минуту? – принц насмешливо покосился на Алена. – Не много ли чести? Секунд тридцать – и этот выскочка с переломанными ногами. – Двадцать – и Бьорк схватит его за горло, – Ален отбросил назад ухоженные волосы и улыбнулся мне во все тридцать два. – Пятнадцать – и твой смерд будет рыдать, как девчонка. – Десять – и… – Ну все! – и только я закатала рукава, больше всего на свете желая сейчас врезать по сиятельным физиономиям прынца с блондинчиком, как откуда-то слева прозвучал гонг. – Вот черт, – только сейчас я вспомнила, как попала. Как невезучая героиня ужастика я медленно развернулась, а там… Бьорк выпрямился во все свои два с половиной роста, и я почувствовала себя не Давидом, а синюшним куренком перед взбешенным и явно натренированным Голиафом. «Ну почему, почему, почему я не тренировалась с Таем и Тороном?» Сразу вспомнились наши утренние занятия, когда я кое-как поспевала за оборотнями, а Рейнхард как бы случайно оказывался рядом, подбегал, стискивал в сильных руках, прикусывая чувствительное местечко у основания шеи, и я… – Смотри на меня, поганец, когда я буду ломать твою тощую шею! – сняв куртку, Бьорк бросил ее на землю и попер на меня. Я попятилась, Бьорк ускорился, я ушла влево, куратор – за мной. Направо – он следом. Я вперед, обманно назад. «Черт, да с какой же скоростью двигается этот гигант?» Кручусь волчком, стараясь выиграть время, но Бьорк, будь он неладен, сильнее, быстрее и хитрее в сто раз. И он улыбается, явно зная об этом. Играет, как кот с мышонком. Еще минута – и он загонит меня к голубому мареву магического барьера, а затем... – Давай, малыш, завали его! – неожиданный окрик вошедшего в раж Михея. – А что я, по-твоему, делаю? – резко уходя влево, сдуру буркнула я. Бьорк аж замер от подобной наглости. Весь игривый настрой слетел с него вместе с улыбкой. И тут-то для меня начался настоящий ад. Наверное, скорость и ловкость оборотней, о которых постоянно твердил Торон, все-таки проявили себя. Иначе как объяснить то, что меня не поймали через пару секунд после начала боя и не скрутили в знак бесконечность? – Уходи влево! – Вправо! – Назад! – бесновалась толпа, то подбадривая, то смеясь над тем, как я драпаю от их будущего или состоявшегося куратора. И если бы не кровь Рейнхарда, боюсь, валяться бы мне с переломанными конечностями… – Иди сюда, червь! – пальцы Бьорка схватили воздух в миллиметре от моего рукава. «М-мамочки! – зачем-то подпрыгиваю, подошвой сапога задевая бедро куратора. – Что делать, что делать? Что делать? Что делать?» Бьорк, уже красный от стыда и гнева, рычит, обещая порвать меня на оделонские ленточки. – Что за ленточки? – наверное, мне не стоило его спрашивать. – Ты-ы-ы! – Бьорк пригнулся, почти догнав и смотря на меня, как на бешеного таракана, а я, наконец, рассмотрела, что изображено на его черепушке. Кошмар какой! Азиатские маски отдыхают перед этими рожами, застывшими в приступе боли и ужаса. Это подстегнуло меня, и я рванула с удвоенной силой. Вот только сила эта начала таять с каждой секундой. «Да что делать-то?! – чувствуя, что вот-вот рухну, ударилась в панику. И Бьорк явно понял об этом! «Черт, черт, черт!» Из всех уроков боевого искусства я умела делать три вещи – падать, убегать и мастерски притворяться трупешником. Не знакомый с моей сногсшибательной техникой, куратор остановился, размял шею, прищурил и без того по-восточному узкие глаза и приготовился сбить меня одним единым движением. Не дожидаясь, пока эта груда мускулов погребет меня под своей тушей, я падаю топориком, мгновенно разрушив всю линию его нападения. Куратор замер, не зная как поступить. А я в это время подтягиваю к животу коленки и смотрю на него жалобно-жалобно своими серебристыми глазищами а-ля сиротинушка Марья. Вокруг нас послышалось возмущенное: – И чего этот громила против ребенка задумал? Неужто побить? – дородная женщина в белом чепчике. Я хлюпнула носом, вжимая голову в плечи. «Поби-и-ть». – Да парнишка действительно маленький, несовершеннолетний поди еще, вот и правил не знает! – какой-то учитель. Я удвоила усилия, выбивая слезу и вспоминая песни из «Хатико». – Совсем в этой академии мозги преподам поотшибало, на таких красавцев кидаются! – одна из девиц. «Хозяин умер, а пес остался!..» – Да пробейте хоть кто-нибудь этот барьер, не видите, куратор с ума сошел, ребенка пытает! «Девять лет жда-а-ал!» Не знаю, что было написано на моем лице, но толпа рванула в попытке снести барьер. Барьер прогнулся, народ вдохновился. Куратор взревел: – Убью гаденыша! Замахнулся своим кулачищем, а я, судорожно оглянувшись, зачем-то схватила ободранную сосновую веточку. Быстро, пока Бьорк не очухался, проползла между его ногами и пощекотала веткой левый бок, сама же рыбкой скользнула к правому. Взревев, это животное, стремительно развернулось, но увидело вместо меня только ободранную веточку. Чертыхнувшись, Бьорк попытался схватить ее своими ручищами, но и тут я была шустрее. Секунда – и ветка уже щекочет декана с другого бока. Куратор молниеносно вильнул в другую сторону, а я, вцепившись в его ремень, нырнула следом. Пару секунд так и кружили – он за веткой, я – за его ремнем, пока этот кожаный предатель не решил расстегнуться. На площадке все замерли. – Мама дорогая, – молюсь про себя, когда штаны куратора сползли вниз. – Вот для таких случаев и необходимы трусишки. Бьорк понимает, что оказался перед всей академией с голым… задом, а я понимаю, что мои дни сочтены. Рев куратора отдается эхом от высоких академических шпилей, а в моей голове проносится мысль, что у меня есть ровно пара секунд, пока один эксгибиционист не натянет штаны. Пулей лечу на голубовато-прозрачную стену, аккурат на то место, где стоит рыжик. Обеспокоенный, он пытается пробить купол, но его руки вязнут в голубом мареве, а крошечные молнии не позволяют использовать магию. От усердия веснушки на его чуть искривленном носу стали заметно темнее, а васильково-синие глаза еще больше, еще круглей. – Прыгай! – наконец, говорит рыжик. И я прыгаю, но стена, как батут, отбрасывает меня в сторону. Я не сдаюсь и бьюсь о плотное марево снова и снова. По ту сторону барьера народ подбадривает: – Давай, малыш, ты сможешь, не дрейфь! – Всыпь Бьорку! – Да вы что, ополоумели все? Сдавайся, пока кости целы! Народ за пленкой разделился на два лагеря. В первом все больше женщин и стариков. Они утирают слезы платочком и приговаривают, какой я маленький. Второй лагерь восторженно ревет, скандируя: – Давай, малыш. Разделай куратора под орех! Слышу позади себя ненормальный смех. Точно! Орк, то есть Бьорк. И, кстати, почему у него глаз дергается? Бьорк то сжимает, то разжимает пальцы, и я понимаю, что в своих руках он видит мою тощую шею. «Прощай, мир, ты был красив, но жесток». Одно неуловимое даже для моего нового зрения движение – и меня словно КамАЗом сбивает. Воздух выбивает из моих легких. Я хриплю и сразу не могу понять, что Бьорк просто-напросто схватил меня, как куренка, за горло. – Дышать, – хриплю я. Но ему, видимо, слышится что-то другое. Что-то, удачно рифмующееся со словом мать. – Так ты еще и сквернословишь, паганец? Толпа смотрит на меня с уважением. А я трепыхаюсь в кураторских ручищах. В глазах темнеет, я не могу не то что просить о пощаде, но даже вздохнуть. – Проси пощады! – рычит багровый от стыда и гнева куратор. Выпучиваю глаза, может, тогда он сообразит, что я не могу, но не потому, что не хочу, а потому что это физически нереально. – Проси, твареныш! – ноздри Бьорка раздуваются так, что я могу сосчитать волосинки в их глубине. «Вот блин, не хочу, чтобы это было последним воспоминанием в жизни». Ноги мои дрыгаются. Толпа скандирует: – Дай знак! – Дай знак! «Идиоты, какой знак, я дышать не могу!» Оставляю напрасные попытки отцепить стальные руки от моего горла. «Знак, мне срочно нужно показать знак!» – в глазах темнеет, и я уже точно не соображаю, что именно собираюсь им показать. Вспомнив о своей третьей технике, – затаившийся трупешник – откидываю голову в сторону и высовываю язык. Быть может, эта горилла и отпустила бы меня тогда, не до смерти же Бьорк собирался сражаться, но в моей больной голове билось одно-единственное слово – знак. И я показала им этот знак.