Рыжий

Realization Утром я обнаруживаю его на кухне. Он сидит над чашкой кофе и курит. Когда я тянусь поцеловать его, мне кажется, будто он борется с желанием отстраниться. - Кофе, - произносит он бесцветно, и мне нужно несколько секунд, чтобы осознать, что это предложение. Кофе стоит на плите. За завтраком рыжий кажется мне мрачным. Принимая во внимание все, что с ним произошло, я не придаю этому особенного значения. Я хочу предложить ему остаться, пока он не оправится, но не могу подобрать достаточно небрежной фразы. Мне же не нужно, чтобы он подумал, будто я мечу ему в любовники. А сам он ничего не спрашивает. После завтрака он собирается уходить: гладит джинсы, скептически осматривает пиджак, прежде чем с сожалением швырнуть его в мусорное ведро. Я одалживаю ему футболку, и рукава доходят ему до локтей. Она повисает на нем складками и делает его фигуру еще более тощей. - Ты можешь прийти, когда захочешь, - говорю я, когда он уже стоит на пороге. Никогда еще я не чувствовал себя так глупо. Он отвечает мне долгим, проницательным взглядом, потом вдруг делает шаг ко мне и целует. Долгое прикосновение сухих губ не похоже ни на что из того, что мы делали раньше. Я остаюсь стоять в коридоре и слушать его удаляющиеся шаги. На губах будто горит след от поцелуя, и мне невыносимо думать, что след этот испарится. Хочется сохранить его, и оттого дико даже думать, что я смогу когда-нибудь поцеловать кого-то еще. Вот и все, думаю. Днем раньше или днем позже, но это случилось. Ночью мне неспокойно. Как назло, когда надо выспаться перед важной встречей, что-нибудь обязательно случится. Я ворочаюсь в постели, ругаю себя и даже дважды встаю выпить успокоительное, но все без толку. Мне упорно кажется, что рыжий наломает дров. Еще кажется, что ему стоило бы остаться подольше, но я знаю, что сделай он так, все зашло бы слишком далеко. А нам ведь это не нужно, верно? Мы серьезные взрослые люди. Он же и сам говорил про ответственность. Никаких отношений ради отношений. Нда. Только любовь до гроба, и никаких компромиссов. Я запоздало осознаю, что сам себя убеждаю. Все это слишком сложно держать под контролем. Иногда мне начинает казаться, что эта привязанность сильнее всего, что я когда-либо чувствовал. Во сне я вспоминаю, что это место снится мне часто, и понимаю, что опять забуду все утром. Я не уверен, что этот сон можно в полной мере отнести к осознанным, но для меня очевидно, что это не просто выходка мозга. По старинным покоям со стрельчатыми окнами ходит высокий мужчина. Рост бывает разным - у рыжего рост искупается грацией и плавностью движений. Этот же, напротив, нескладен и кажется угловатым. На нем длинная одежда, в свете очага жесткая ткань сверкает зеленым отливом. На фоне серого неба, висящего за стеклами, движущаяся черная тень кажется зловещей, будто бы ты смотришь на привычную картину, и вдруг в ней мелькает что-то, чего там быть не должно. Что-то недоброе. Но я отчего-то не боюсь, будто все это для меня давно не новость. Он достает с книжной полки тяжелую книгу. Переплет сделан из кожи, на нем блестят медные уголки. Оранжевый отблеск от камина придает здоровый цвет его лицу, но не искупает болезненной худобы. На нем будто вырезан хищный нос и резкие скулы. Водянистые темные глаза кажутся черными на светлой коже. Он листает книгу, а я слежу за тем, как он переворачивает страницы, одну за одной. Узловатые пальцы скользят по мягкой бумаге. Глядя на него, я будто знаю все, что сейчас произойдет. Будто я бывал здесь уже тысячу раз, и тысячу раз говорил с ним, но ничего не могу вспомнить точно. - Я снова все забуду? - спрашиваю я, хотя даже не уверен, что он меня услышит. Он смотрит на меня несколько мгновений, прежде чем ответить. - Забудешь, конечно. У него низкий, раскатистый голос. Он говорит взвешенно и неспешно, со сдержанностью человека, который знает цену словам. - Почему? - Иначе все было бы слишком просто, - усмехается. - Иногда этого не хватает, - вздыхаю. - Если бы судьба позволяла себе слишком простые повороты, жизнь совершенно не стоила бы того, чтобы в ней участвовать. - Ты боишься скуки? - спрашиваю резко. Мне хочется нарушить дистанцию, заставить его раскрыться и так узнать больше. И только одно я знаю точно - он не из тех, кто отвечает на прямые вопросы. Смотрит на меня, ухмыляется и, мне кажется, одобряет мой выпад. - Ты - боишься. Ловко это он. - Я? - Разве нет? Разве не поэтому ты расстался с Джессикой? - не отвлекается больше на книгу, смотрит только на меня, открыто и пристально. - Это она от меня ушла, а не я с ней расстался. Разные вещи. - О, брось, неужели ты веришь в это? - смеется так, будто ему действительно смешно. Пока я молчу в замешательстве, он неожиданно продолжает: - Люди так забавны, с этой своей манерой обманывать самих себя. Я так ошеломлен, что даже не пытаюсь спросить, с чего это он отделяет себя от остального человечества. - Неужели ты отпустил бы ее, если бы по-настоящему хотел, чтобы она осталась? Неужели ты дал бы ей повод? - Она ушла, потому что я недостаточно хорош для нее. - Я не думал, что ты из тех неудачников, которые используют такие... - он делает паузу, будто подбирает слово, - отговорки. - Это не отговорки, - злюсь. Кто он такой, чтобы судить меня и мои романы? - Для тех, кто нам действительно необходим, мы готовы становиться лучшими. Нам хватает силы воли, потому что есть, ради чего стараться, есть смысл. А когда его нет... - несколько театрально разводит руками. - Когда его нет, это не любовь. - Вроде как не очень-то и хотелось, да? - уточняю. Кивает. - Ты правильно все понял. - А про рыжего ты что скажешь? - решительности спросить мне хватает едва-едва. - Я? Я здесь вообще ни при чем. Вопрос к тебе: сколько у них общего с Джессикой? Я думаю о том, как рыжий сидит, подогнув под себя одну ногу и смотрит, как я играю в Гибель Богов. Думаю о том, какими текучими и немужественными становятся его жесты, когда он растирает крем по рукам, и как он спит, прижавшись ко мне сбоку, и при всем своем росте кажется таким маленьким, будто птенец. Думаю о белом шелковом халате и заколке, которые так удачно забыла Джессика, чтобы они пригодились ему. Еще я думаю об осознанных снах, о том, какими потухшими были его глаза, когда он смотрел на меня утром после своего возвращения. И о том, как защемило сердце, когда я стоял там, в прихожей, а у меня на губах оставался след его губ. И я думал: “Это случилось”, и не было, в самом деле, ничего больнее этой мысли. - Ничего, - отвечаю я после паузы. - Совсем ничего общего. - Ну, вот видишь. - И что же по-твоему? - кипячусь. - Я должен его найти? И что сказать? Забудь свободу, которой ты так дорожишь, давай жить вместе и рожать детишек? - Несколько нелепо звучит, на мой взгляд, - серьезно замечает он, откидываясь в кресле. - А что? Это никому из нас не нужно, и все были с этим согласны, а тут снится мне какой-то хрен и рассказывает, что я должен делать. Это не кажется тебе нелепым? Он будто пропускает мимо ушей мой тон. - Ты говоришь, что никому из вас это не нужно, - мягко замечает он, - но сам прекрасно знаешь, что это не так. Ты пытаешься убедить себя, что хочешь нормальную семью, но и это не так. Всего этого хочет кто-то другой. Может быть тот, про кого твои приятели думают, что он их друг, или тот, кого твоя мать считает своим сыном. Или бывший парень Джессики. В твоих словах я слышу очень много того, что хотели бы слышать другие, но очень мало твоего собственного. Подумай, чего хочешь ты, - он делает паузу и с усмешкой добавляет, - герой. Мне хочется замотать головой и закрыть уши руками. Я молчу долго, кручу в голове те или иные возражения, но по всему получается, что он прав. - Как бы там ни было со мной, отношения - не для него, - говорю я погодя. - Может быть ты не будешь за него решать, м? - он поднимает бровь. Когда я говорю с ним, все становится таким ясным, будто вся шелуха отпадает сама собой, и сразу видно, что именно на самом деле нужно сделать и сказать. Почему я не мог понять всего этого сам? Перед тем, как какой-то шорох в спальне выдирает меня из сна, я опять молчу, смотрю на очаг и думаю о том, что хорошо бы не забыть ничего в этот раз. Moony Открыв глаза, я какое-то время сижу посреди кровати. Черт, она еще ни разу не казалась мне широкой. Даже после Джессики не казалась. За окном проезжает машина уборщиков, а я смотрю в одну точку и слушаю, как монотонный рокот сначала приближается, потом удаляется. После улицу проглатывает тишина. Город спит, и будет спать еще долго. Я падаю обратно на подушку, в тщетной надежде тут же провалиться в сон, но это невозможно. Внутри ноет неумолимая и неуместная жажда действий. Каких? Зачем? Как будто я могу что-то изменить. Как будто я могу что-то изменить посреди ночи. Впрочем, где искать его, как не в “Шехерезаде”, и когда, если не ночью? Я натягиваю джинсы как можно быстрее, чтобы не успеть себя отговорить. Вообще-то, для клуба уже поздновато, или, как правильно говорить, - рановато? Я решаю, что так даже лучше, ведь все равно шансы пятьдесят на пятьдесят. Встречу его там - хорошо, не встречу - значит и не нужно. - Последняя попытка, - обещаю я кому-то в своей голове, и мне отчего-то кажется, что этот кто-то победно усмехается. Перед тем, как зайти в клуб, я выкуриваю несколько сигарет на крыльце и повторяю себе - сейчас или никогда, никаких метаний больше. Если не застану его там, то не буду больше искать. В клубе непривычно много народу для этого часа и ужасно накурено. Впрочем, дело идет к утру. Музыку уже сделали потише, а народ постепенно разбредается. Недолго думая, я направляюсь к стойке бара. Кто точно знает, здесь рыжий или нет, так это бармен. - О, и ты здесь! - весело приветствует меня все тот же парень. Вид у него странно веселый для конца смены. - У нас сегодня, кажется, весь город собрался. - И рыжий тоже? - уточняю. - А, так ты не в курсе? Ну даешь! Давай налью тебе чего покрепче, и присоединишься. - К чему присоединюсь? - хмурюсь. - Я рыжего ищу, здесь он? Смешивая мне какое-то невероятное пойло в большой стакан, бармен смеется. - Здесь-здесь, и еще как! - стакан со звонким стуком опускается передо мной на деревянную столешницу, за ним перегибается и сам бармен. - Парень, он сегодня как с цепи сорвался! Отсосал мне дважды прямо под этой стойкой, пока я смешивал коктейли! Мне стоит усилий не поперхнуться. В лице я, видимо, все-таки меняюсь, потому что бармен добавляет: - Спокойно, ты еще ничего не пропустил, они в лаунже. Хватай свой стакан и двигай туда. Я повинуюсь, хотя идти приходится на ватных ногах. Лестница кажется мне бесконечной. В "Шехерезаде" красивый лаунж, с приглушенным светом, разноцветными ажурными фонарями, пестрыми диванами и ковровыми подушками. Людей непривычно много, в небольшом помещении они выглядят, как толпа. Много курят, дым поднимается к потолку и в свете фонарей тоже становится цветным. Мне кажется, что я в наркотическом бреду. Найти его нетрудно, он в центре внимания, как обычно. Он обнажен полностью, и на нежной коже все еще видны следы моего стека и ремня его насильников. Его грива небрежно перехвачена заколкой, и я узнаю ту самую, которой я подкалывал ему волосы, заколку Джессики. Его трахают с двух сторон, поставив на низком резном столике, в той же самой позе, что недавно в переулке. Только теперь ему нравится, и он охотно подается навстречу то одному, то другому. Кровь стучит у меня в висках так громко, будто голова вот-вот взорвется, и этот звук почти заглушает стоны. Я благодарен себе за то, что не ношу при себе оружия. Это могло бы плохо кончиться. Тот, что трахает его в рот, тянет его за растрепанную гриву, заставляет поднять голову. Кончает ему на лицо. У рыжего черной лентой завязаны глаза, он подставляется под горячие белые капли. Второй парень не собирается останавливаться, дергает его на себя, от этого на белых бедрах вспыхивают красные следы. К утру они нальются цветом и превратятся в ноющие отметины. Рыжий не против, он яростно насаживается на член. - Еще, черт, еще, трахни меня! Глубже! - стонет. Из толпы выходит еще один. Тушит окурок в пепельнице, ставит на пол пустой стакан. Остановившись перед рыжим, берет его за подбородок: - Еще хочешь? - Хочу, - нахальная усмешка рыжего смотрится жутковато, когда не видно его глаз, но он ведет себя так, будто контролирует ситуацию, - Дерек. - А еще нос воротил, мразь, - Дерек расстегивает ширинку. - Приспичило, так по-другому запел. Рыжему, вероятно, есть, что сказать, но он не спорит, только послушно принимается за дело. Я делаю несколько больших глотков из своего стакана. Дрянь - забористей некуда, этот бармен явно знал, что мне налить. Я хотел бы думать, что рыжему неприятно прогибаться под того, кого он один раз уже послал. Но это не так. Рыжему все равно. Рыжему все равно, с кем. Дерек, впрочем, похоже, не намерен отпускать его быстро. Несколькими минутами спустя он обходит рыжего, чтобы сменить того парня, который уже разрядился на расцарапанную спину. - А теперь вот так, чтобы ты точно знал, что потерял, - Дерек не слишком церемонится, резко разворачивает рыжего на спину, укладывая на стол. Рыжий охает, вряд ли ему легко двигаться. - Мать твою, Дерек, - шипит он. Дерек с размаху выдает рыжему звонкую затрещину, от удара из губы брызгает кровь. Рыжий скалится, но повинуется рукам Дерека и закидывает ноги ему на плечи. - Может это ты узнаешь, что потерял, - криво усмехается. Дерек толкается в него резко, рыжий откидывает голову, поднимает бедра. - Блин, какой же ты… - Дерек, похоже, хочет сделать ему больно, но рыжий и не думает страдать, только подается навстречу. - Черт, вот так, да, Дерек, мальчик мой, еще… - шепчет. Темно-красная кровь подкрашивает губы, он становится похож на гейшу. Какую-то дьявольскую гейшу, с этой его рыжей копной. Заколка у него в волосах царапает стол при каждом толчке. Дерек кончает быстро, спускает рыжему на живот и на твердый член, а рыжий стонет и извивается под ним. И все равно остается ощущение, что это рыжий его поимел, а не наоборот. Вероятно, у Дерека тоже - он застегивает брюки и спешит затеряться. Очередная смена лиц, рыжий тихонько постанывает на выдохе, когда ему засаживают очередной член. Если это продолжается в таком темпе хотя бы пару часов, то ему должно быть офигенно больно. - Еще, - тихо командует он, кусая губы. Он опирается на локти, длинные пальцы скребут столешницу. Я смотрю на него. Соски твердые, темные от бесконечных прикосновений, губы перемазаны в крови после удара Дерека, на щеках яркий румянец. Черт, в нем наверное литров пять каких-нибудь гребаных коктейлей и черт знает, чем еще он закинулся, чтобы так накрыло, но как можно быть таким сексуальным? Он все еще красивый. Кто-то очередной поднимает его со столика и толкает к стене, решительно разворачивает, дергает за волосы, заставляя прогнуться. В отличие от Дерека этот молчит, видно, боится быть узнанным. У рыжего острый язык. Засаживает деловито, но не может сдержать стона. Рыжий прогибается сильнее, отставляет назад задницу, и начинает двигаться сам, позволяя просто наслаждаться. О, мне ни на что не стоило надеяться. Я просто один из них. Парень из "Шехерезады", и мне повезет, если через пару лет рыжий вспомнит меня хотя бы для того, чтобы походя обмолвиться, типа "у меня был парень из “Шехерезады”, так вот у него дома была классная турка с фениксом", но и это маловероятно. Заботиться о его душевном покое тоже не стоило - он более чем оправился после своих приключений и жаждет еще. Дрянь. Ему никогда не узнать, как это больно, когда твою заботу и ласку меняют на пьяный угар. Надеюсь, никогда не узнать. Этот кончает ему в задницу, рыжий дрожит, но не позволяет себя трогать. Я залпом допиваю свой стакан и решительно направляюсь к парочке. Забираю рыжего из рук осоловевшего парня. Разворачиваю к себе лицом, чтобы оказаться нос к носу. Если бы не повязка, он испугался бы сейчас смотреть мне в глаза. Не подал бы виду, но испугался. Он и сейчас не подает, когда я толкаю его спиной к стене, и перемазанные в крови и сперме губы разрезает его привычная нахальная усмешка. Предназначенная даже не мне, а кому-то абстрактному, кто его сейчас трахнет. Это… злит меня? Быть его единственным, черт возьми, это все, чего я хочу. Он повинуется моими рукам беспрекословно, послушно закидывает ноги мне на пояс, обвивает руками плечи и прижимается бедрами к моему члену. Хочется всадить ему порезче, но едва ли получится сделать ему больно. Задница влажная от смазки и спермы, я пробую дырку пальцами, и они входят легко и без малейшего сопротивления. Интересно, он чувствует вообще что-нибудь? Чертова сука. Я опускаю его бедра на себя, медленно и плавно. Без толку стараться сделать ему больнее, чем уже есть. Я толкаюсь с силой, вхожу сразу во всю длину. Рыжий охает, его руки на моих плечах напрягаются. - Еще, - шепчет он. Еще так еще, какие вопросы. Мне тоже это нужно. Он хуже наркоты, на самом деле. Пора завязывать. Я трахаю его на весу, он легкий, и удержать его нетрудно. Как тогда, в переулке, в моем - или его? - сне. Я прикусываю мягкую кожу на шее. Я бы перегрыз ему горло, если бы мог - трудно представить, какой горячей и желанной кажется мне его кровь. След от моих зубов быстро наливается красным прямо у меня на глазах, он становится меткой. Я бы разметил все его тело, просто чтобы он думал обо мне каждый раз, как одежда касается кожи. Как можно быть таким изнеженным снаружи и таким равнодушным внутри? Он не сопротивляется. Просто откидывает голову назад и отдается. Слепо. И осознавать, что так же точно… это как гореть в аду, честное слово. - Тебе когда-нибудь казалось, что ты знаешь человека целую вечность, а, герой? - шепчет он пьяно и блаженно. Узнал, или он всех нас зовет одинаково? Казалось, еще как казалось, но мы все еще играем в "нам это не нужно", и он обойдется без моих откровений. Я наращиваю темп, чтобы отбить у него охоту говорить. Он задыхается и стонет, цепляясь за мои плечи. Это слишком хорошо, слишком приятно, держать его в своих руках, чувствовать его дыхание, быть рядом. Слишком. Это не может быть правильно, просто не может. - А ты ведь прав, герой, я не запоминаю лиц, - шепчет, захлебываясь стонами. Узнал. Сучка. - Только твое, - добавляет на выдохе. Он кончает. Сам трогает себя и в несколько движений доводит до оргазма. Сжимается и шепчет: - Забери меня, пожалуйста, герой, забери меня отсюда... Я присоединяюсь к нему. Когда он так близко, невозможно не подчиняться его телу, его запаху, его голосу. Сжег бы его, как ведьму. Он податливый, сладкий и не может отдышаться. Я передаю его на руки следующему желающему. Забрать его с собой? Нет, хватит. Надо слезать с этой наркоты. Рыжий поворачивает голову вслед за мной, едва его касаются чужие руки. На его лице нет привычной усмешки. Когда я иду домой, оставив за спиной клуб и рыжего там, над городом занимается блеклый рассвет. Для птиц уже слишком холодно, может и мне податься в теплые края? Осень - хорошее время для путешествий. Дома слишком сыро и холодно. Memory Утром я отменяю свою встречу и заказываю авиабилет в Римини. Надо выдохнуть и начать новую жизнь. Совсем новую, с чистого листа. Приходится долго вспоминать, куда я запихнул чемодан. Черт, давно же я никуда не выбирался. Джессика права, работа делает меня страшным занудой. Дело идет к трем часам, когда раздается звонок в дверь. Я замираю. Звонок повторяется. Бесшумно выхожу в прихожую, останавливаюсь перед дверью. Мне не нужно смотреть в глазок, чтобы знать, кто это. - Ты сказал, что я могу прийти, когда захочу, - тихо говорит рыжий с той стороны. Молчу. Это было до того, как я понял, что надо завязывать. Это было до того, как рыжий устроил оргию в “Шехерезаде”. И если по правде, это было до того, как стало ясно, насколько же сильно я вляпался. - Я знаю, что ты там, герой. Молчу. - И я, честно говоря, - звук его голоса опускается, он, видимо, садится на коврик перед дверью, - знал, что ты приедешь в клуб. И, черт возьми, я всегда знал, что тебя встречу. В моих фантазиях, в моих снах, в моих мыслях, все это время, это был ты. Я тебя узнал, герой. Я тебя помню. "Я тебя помню". У меня отчего-то подкашиваются ноги. Я тяжело опускаюсь на пол. - Помнишь? Там была война, кажется. Мы с тобой шли через горы. Ночью было так холодно, и мы спали под одним плащом, ты дышал мне на веки, чтобы не смерзлись ресницы и растирал кончик носа. Помню, блядь, конечно помню. Я всегда это помнил, просто... - Он сказал, что куда бы мы ни бежали, нас все равно найдут. Сказал, что выкинет нас в другое место, но вряд ли получится не потеряться. Ты посмотрел ему в глаза и сказал "я найду его где угодно". И нашел ведь, да, герой? Молчу. Да. Черные волосы, длинные одежды с зеленым отливом, как чешуя. Последний дракон улыбался моему повелителю и говорил тихо и размеренно, как человек, который знает цену словам. - Лучшее, что я могу - выкинуть вас в другой мир. Придется начать все сначала и порознь, но несколько преимуществ у вас все-таки будет. Частично сохранится память, скорее как смутное ощущение, частично - магические силы, хотя магия там не в ходу, так что будет непросто их в себе найти. Возможно, вам повезет с внешностью, но тут я ничего не могу обещать. Мой король сидит напротив, закинув ногу на ногу. Рыжие кудри собраны в длинный хвост, жесткий ворот белого с золотом камзола измят. Он уже не король, на самом деле. Он свергнутый правитель, не продержавшийся на своем троне и полгода после смерти тирана-отца. Но я все равно зову его только "Ваше Величество" и иногда сбиваюсь по старой привычке на "Высочество". У меня не может быть другого короля, я присягнул ему на верность еще до того, как мне исполнилось пятнадцать. - Ты прекрасно знаешь, что у нас нет выбора, - говорит он. Потом смотрит на меня и улыбается, коснувшись моей руки: - Постарайся не жениться раньше, чем встретишь меня. Я обещал благословить твою свадьбу. - Ты так ревновал меня к нему, - говорит рыжий из-за двери. - Помнишь, он пригласил меня танцевать? Я думал, ты его сожжешь. Каким же я был идиотом, что не понял. Это он мне сказал. Тогда, в последнюю ночь. Что ты в меня влюблен, вероятно, давно и прочно, и что преданность короне здесь ни при чем. Молчу. Как так получается, что я все время в него несчастно влюблен? - Открой дверь, герой. Это больно. Это слишком больно. Я ничего на свете не хочу больше, чем открыть эту чертову дверь. Но что потом? Музыка, титры? Если бы. Это ведь рыжий, все тот же рыжий, сколько бы он ни был предназначен мне судьбой или чем еще. Даже если все это правда, и нас не штырит просто с похмелья. Хотя кого я обманываю. Он все равно рано или поздно опять ляжет под кого-нибудь. И будет уверен, что меня это только заводит. Не сказать, чтобы у него не было поводов так думать. Но он не знает, как это больно. Не знает, как с ним… невозможно. Я решительно поднимаюсь на ноги и иду в комнату. Музыкальный центр выдает отличные басы и звук в формате 3D. Уж не знаю, что там с драконами и замками. Здесь и сейчас, в этой реальности я собираю чемодан в Римини. Мне кажется, он еще пару раз звонит в дверь, но за грохотом музыки я не слышу. Последний дракон спускался в деревню под горой не часто. Здесь его почитали, как защитника и божество, хотя он уже несколько сотен лет не перевоплощался в зверя, потому как не было нужды. Кто в здравом уме побеспокоит деревню с таким стражем? Но в нашу последнюю ночь в родном мире он пригласил нас поужинать в деревне. В теплом трактире его встретили как хозяина. Трактирщик проводил нас за стол и угощал прекрасным вином. Мой король доверительно наклонился к дракону и сообщил, что это вино лучше, чем в столице. Дракон молчаливо принял комплимент. Мой король раскраснелся и расслабился. Лицо его уже не казалось таким осунувшимся, а вертикальная морщинка между бровей почти разгладилась. Он снова был похож на молодого принца, в которого я когда-то влюбился. После утомительного перехода через горы, после наших скитаний эта перемена была так разительна. Дракон был сдержан ровно настолько, чтобы дать понять, что внимание короля ему приятно. На мой взгляд, недостаточно сдержан. - Ваше Величество, не хотите потанцевать? - он улыбнулся, и его улыбка больше походила на оскал, но расслабленный король, казалось, не заметил. - Почему бы и нет. У вас так принято? - Здесь принято делать так, как я сочту нужным, - дракон усмехнулся. - Мне нравятся местные традиции, - король смеялся, откидывая голову назад, открывая беззащитную длинную шею, и дракон смотрел на нее. Мне хотелось сделать какую-нибудь глупость, и я держался из последних сил. Мы в его владениях, мы пользуемся его гостеприимством, мы рассчитываем на его помощь. Неблагоприятные обстоятельства для дуэли. Мой король позволил увлечь себя в центр зала, и дракон кивнул музыкантам. Те завели медленную, чувственную мелодию. Я хотел бы найти в себе силы выглядеть скучающим. Но выдержка подвела меня, и я жадно смотрел, как дракон держит моего короля в своих руках. Это было за гранью приличия, неужели я один это понимал? Какую цену назначит дракон за свою помощь? “У нас нет выбора” - так сказал король. Значит ли это, что он готов зайти так далеко, как потребуется? Я наблюдал, как дракон тихо говорил что-то на ухо королю, как тот рассмеялся и бескровные губы дракона тоже тронула улыбка. Недобрая улыбка, не обещающая ничего хорошего. Король задержался поблагодарить музыкантов, и дракон вернулся за стол раньше. Он тихо обратился ко мне: - Юноша, вы будто ждете, что я подсыплю яд вам в кубок. В столице это вписывается в понятия вежливости? Я наградил его мрачным взглядом. - Меня вы не проведете. Что вам нужно от короля? Дракон рассмеялся: - Это дружеская любезность, бросьте. - Как далеко обычно заходят ваши дружеские любезности? - прорычал я. Дракон усмехнулся: - Вот ты и попался, мальчик. Удивительно, что король не замечает твоих чувств. Как ножом. Не замечает моих чувств? О, он и сейчас их не замечает. Ничего не меняется, судьба на удивление постоянна. Сменить тело и мир, но остаться в той же ловушке. Как иронично. Я пытаюсь закрыть чемодан. До полета остается несколько часов. Надо заказать такси.