Рыжий

Midnight Я сижу в кресле, дракон ходит по гостиной. Впервые за все время он, похоже, по-настоящему зол. Это, наверное, как снег в Венеции, случается раз в сто лет. - Ты, конечно, молодец, - шипит он. Его голос ударяется о каменные своды, и кажется, что вместе с ним на меня шипит его замок и все предметы вокруг. - Все правильно сделал. Только каково это будет, если судьба перестанет тебя с ним сталкивать? Если не будет больше возможности искать его - ни малейшей, вообще никакой? Навсегда? Всю жизнь ты прожил со смутным чувством, что есть человек, предназначенный тебе судьбой. Ты знал это с самого детства, не так ли? Но потом тебе кто-то сказал, что все дети так думают, и ты решил, что это глупости. Но внутри себя, глубоко внутри, все равно знал, носил эту тайну с собой. Знай: это чувство никуда не денется. Эта страсть, которая гонит тебя как жажда или травля, из года в год, из жизни в жизнь, она останется. А вот человек, предназначенный тебе судьбой, исчезнет. Каково тебе будет тогда, рыцарь? Дракон смотрит на меня, и холод пробегает по спине. От его взгляда или от его слов? *** - Как ты? - спрашивает Кетти, обнимая меня со спины. Мы встречаемся в кафе пообедать. Она вся светится. Ради меня она готова сделать паузу в своих делах. Хотя я даже не сомневаюсь - друзья ждут. Молодые, интересные новые друзья, с которыми еще не поговорили о стольких важных вещах. - Лучше, - стараюсь улыбнуться. Она смотрит на меня. - Тебе трудно верить. - Да, трудно. Я ничего не сказал ей. Как это часто бывает, ночные решения показались мне странными с утра. Рыжий снова исчез. И вряд ли появится. Свой шанс я упустил. Другого не будет. Наверное, мне стоит забыть об этой истории. И жениться уже наконец на Кетти. Ладно. Попробую в этот раз без поспешных решений. Дело терпит. Кетти терпит. Почти весь вечер я без дела слоняюсь по переулкам Монмартра. Завожу знакомство с кучкой художников. Как водится, дело кончается в ресторанчике, из тех, со столиками на тротуаре, как у Ван Гога. Завязываются споры об искусстве. Вино и вечерний воздух делают свое дело, и мои беды отступают в темноту переулков. Обещают, правда, вернуться, едва только я останусь один на один с собою. В общем гомоне мне на секунду думается, что рыжему понравилась бы эта компания. Он сидел бы, прислонившись к моему плечу, или наоборот, спорил бы с другими. Смеялся бы и пил вино, а все они - Андре, Николя, Гийом и даже Жанна, - точно знали бы, что мы вместе, что рыжий мой. Не осуждали бы, и даже, наверное, находили бы это романтичным. Жанна бы сказала: "Вы красивая пара", и еще обязательно "Береги его". А Кетти я рядом с собой не представляю. Если бы она спросила, я бы сказал, что хочу побыть один - среди тех, кто меня не знает. Она бы поверила. Но это ведь неправда. Рыжего-то я хочу видеть. Все это для меня слишком сложно. Все эти метания. Надо решить уже наконец что-то. Но что? Казалось бы, все просто. Из двух решений есть правильное и есть неправильное. Это очевидно. И я хотел бы принять правильное: выкинуть рыжего из головы. Но меня все время возвращает в исходную точку, к этому выбору. Кетти или рыжий. Рыжий или Кетти. Возможно, надо сделать вывод: мне не стоит оставлять рыжего. Но и тут не легче. Он злится на меня, он явно не хочет никаких отношений. Он вряд ли счастлив со своим боровом и наверняка понимает, что счастлив не будет. Но у него не стоит выбор между мной и Артом. Он предпочтет кого-то третьего. Возможно, он будет прав. В любом случае, я вряд ли его еще увижу. Но ведь то же самое я думал и в прошлый раз. В отель я возвращаюсь за полночь. В баре снова пусто, только... Рыжий сидит за стойкой и сверлит глазами коктейль с желтым зонтиком. Сегодня на нем черный свитер с горлом, волосы стянуты в хвост. Он похож на артхаусного режиссера. Но даже глядя на него со спины, я могу безошибочно сказать, что это он. Почему? Это очевидно. На самом деле, каждая наша встреча логично вытекает из предыдущих событий. Я мысленно возвожу глаза к небу. Сколько можно? Мне даже кажется, что я задаю этот вопрос кому-то конкретному, а этот кто-то ухмыляется: "Бесконечно". - Давно ждешь? - я сажусь рядом с рыжим. Он даже не смотрит на меня. - И в мыслях не было никого ждать. - Хоть себе не ври, - усмехаюсь. - Иначе зачем ты здесь? - Мне сказали, тут лучшая свиноферма во Франции. - Хочешь продать борова? Он вздыхает и молчит. - Не злись, ты первый начал, - пожимаю плечами. - Герой, а ты зачем здесь? Мне хочется отшутиться. Но сколько можно шутить? - Увидел тебя и не смог пройти мимо. - Почему? - Сам не догадываешься? - он молчит, и я продолжаю. - Я извелся думать о тебе. Все эти два чертовых года. - Извелся, значит... - рыжий наконец смотрит на меня. - А я, по-твоему, что?! В первый момент я не могу поверить своим глазам. На скуле у рыжего свежая ссадина, и будь я проклят, такие остаются от удара кулаком. - Ты... Все мое удивление, вероятно, написано у меня на лице. Рыжий вздрагивает и снова отворачивается, как будто я теперь сделаю вид, что ничего не видел. - Неважно, - с нажимом говорит он. - Что значит неважно?! Эта скотина слишком много себе позволяет! - Всего один раз, - тихо говорит рыжий. - Ты вывел его из себя вчера. - Чем это, интересно? Рыжий усмехается и тут же морщится от боли. - Выражением лица. Он влиятельный человек... На него нечасто так смотрят. - И это - повод? Рыжий смотрит на меня с отчаянием: - Я даже не представляю, как это вышло. Слово за слово, потом вот это... И он меня выставил. - Ах, вот оно что. Пойти тебе некуда, и ты решил почтить меня. Рыжий качает головой. - Арт любит меня. Он скоро отойдет и будет сожалеть. Я могу вернуться... Но не уверен, что хочу. - Все познается в сравнении. Вздыхает. - Вроде того. Он сидит понурый и как будто посеревший. Но я не могу себе врать - я хочу его. Эти сны, это мучительное возбуждение последних недель, ежеутренняя дрочка в душе, - все это было невыносимо. И вот он рядом. Все такой же красивый. Живой и нежный, не сон и не бред. Здесь, сейчас, мой рыжий, предмет моих долгих фантазий и мыслей... Я заказываю ему еще выпить. Надеюсь, этот жест выглядит достаточно сочувственно. Некрасиво получится, если он решит, что я просто хочу его напоить. Напоить и трахнуть, черт возьми. Отодрать со всей страстью, которая накопилась во мне за все это время. - А что твоя девочка? - спрашивает он после какого-то бокала. - Ее зовут Кетти, - начинаю я. А потом понимаю, что мне нечего больше сказать. - Не знаю. Я каждый раз в сомнениях: то ли перестать ломать комедию и жениться на ней, то ли... - То ли перестать ломать комедию и бросить, - подсказывает. - Да, точно, - киваю. Рыжий усмехается: - Вот веришь, нет? У меня с Артом та же фигня. - Хочешь французское гражданство? - От гражданства-то я не откажусь, что я, рыжий по-твоему? - улыбается. - По-моему, очень даже, - смеюсь. - Вопрос, готов ли ради этого замуж? - Вот-вот. Ты же помнишь... - Отношения ради отношений - это безответственно, - с готовностью отвечаю я. - Знал бы ты, как часто я об этом думаю. Рыжий потихоньку оттаивает. Движения становятся более плавными и как будто отточенными, в лицо возвращается чертячья хитринка. Он не злится, когда я говорю о Кетти, и от этого мне хочется откровенничать с ним. Это удивительно приятное чувство. С Кетти мне все время приходится что-то прятать. Свои сомнения или дурное настроение, или что угодно еще - я же мужик, черт возьми, я должен быть как скала. Когда говорю об этом рыжему, он смеется: - Сам как скала, и эмоциональный диапазон такой же. А мне нравится, что ты такой... - подбирает слово, - страстный. - Страстный? - переспрашиваю, - вот уж чего бы я о себе не сказал. Рыжий усмехается: - Ничего ты о себе не знаешь, герой. Ты как вулкан. С виду - та же скала, только внутри совсем не камень. И когда давление зашкаливает, ты взрываешься. - И что же тут хорошего? Рыжий хитро на меня смотрит, и от этого взгляда у меня мурашки по коже. По старой памяти. - Мне нравилось ходить по грани, - говорит он. - Тебя ведь не просто выбить из равновесия. Я чувствовал себя причиной... И это льстило. Это было лучшим доказательством того, что ты меня любишь. - Можешь продолжать. Чувствовать себя причиной, в смысле. Никогда бы не сказал этого Кетти. С рыжим не просто хочется откровенничать, с ним это не страшно. Я не боюсь перед ним раскрыться, потому что он понимает. И, черт возьми, как же я скучал по этому! Будто подслушав мои мысли, рыжий говорит: - Знаешь, мне тебя не хватало. - Знаю, - смотрю ему в глаза. Глаза у него невообразимо голубые, именно такие, какими я их запомнил, и даже ярче. - Какие мы с тобой сентиментальные, просто розовый сироп, - смеется рыжий. Скажи такое Кетти, я бы смутился и зарекся бы от нежных слов, но с рыжим все иначе, и я тоже смеюсь: - Стареем, мой хороший. "Will you still love me, when I'm no longer young and beautiful" - строчка всплывает в моей голове сама собой, песня уже несколько месяцев играет в каждом кафе. И я почему-то уверен, что рыжий тоже о ней думает, именно об этой строчке. Он ведь наверняка боится постареть, красивый и холеный мальчишка. - Ты все равно останешься моей принцессой, - тихо говорю я. Это так. Даже если это наша последняя встреча. Даже если он никогда не будет со мной. Он улыбается мне. - Впереди вечность. Почему-то после этих слов я хочу его еще сильнее и через пару бокалов я решаюсь: - Пойдем наверх? Рыжий скалится: - А что же твоя Кетти? Согласна на секс втроем? Морщусь. - Она меня не ждет. Снимем еще один номер. Рыжий качает головой: - Конечно она тебя ждет, герой. Только вот ты к ней не хочешь. И даже если я уйду, ты сегодня не будешь спать с ней в одной постели. Потому что думать обо мне рядом с ней - это предательство. И ты об этом знаешь. - Тогда не оставляй меня одного, - ох, только бы это не звучало как просьба. - Я тоже как-то просил тебя об этом, помнишь? - зло усмехается. - И помнишь, что ты после этого сделал? - Я все помню, - отвечаю резко. - Но ты должен понимать разницу. Дергает плечом: - Нет никакой разницы. Мы столько времени искали друг друга. Нашли наконец. А ты делаешь трагедию из моей... - Из твоего блядства? - рычу. - Рыжий, ты болен! - А ты - нет? - шипит. - Дай-ка напомню: ты тащишься от моего блядства. - Придурок, я от тебя тащусь! - Подумал бы ты об этом два года назад, когда я сидел под твоей дверью! - Я думаю об этом все время! И позволь мне тоже кое-что тебе напомнить: ты там сидел после того как устроил оргию. Самую настоящую чертову оргию. И как тебе только наглости хватило... - А ты в этой оргии участвовал. Черт. Черт, черт, черт! Какой же он красивый. Даже сейчас, когда злится, особенно сейчас! - Я хочу тебя, - эти слова вырываются быстрее, чем я успеваю подумать. Рыжий смеется, но глаза у него злые. - Подрочи, сладкий. - Ты прекрасно знаешь, что этого никогда не бывает достаточно. Рыжий смотрит на меня и вдруг усмехается: - А знаешь, у меня есть к тебе предложение, - делает паузу, и я успеваю подумать, что согласен на все, - Мы пойдем наверх. Только не ты меня трахнешь, а я тебя. - Ты это серьезно? Я, наверное, бледнею, потому что его усмешка становится шире и злее. - Что, суровые мужики не дают в зад? - Да я бы никогда... Рыжий пожимает плечами. Его безразличие кажется мне наигранным, но я слишком хорошо его знаю: это был ультиматум. Теперь он не сдастся. - Ну, раз ты так бережешь свою мужественность - мужественно дрочи. А самое дерьмовое: он именно тот, кто может ставить условия. - А ты не боишься, что я тебя просто изнасилую? - щурюсь. - Не боюсь, - он отводит волосы от щеки и демонстрирует ссадину на скуле, - ты не станешь этого делать. И ведь он прав, чертов манипулятор. Я сомневаюсь еще равно одну секунду, а потом выплевываю: - Пошли. Направляясь в холл, я спиной чувствую, как рыжий победно ухмыляется. Castling - Желаете номер для романтического вечера? - безлико улыбается девушка-портье. Эта вездесущая толерантность меня смущает. Я уже собираюсь сухо отказаться, но рыжий кивает: - Да, и бутылка шампанского будет кстати. Когда мы поднимаемся в лифте, рыжий прижимается ко мне и гладит мой член через джинсы. Краем глаза я вижу нас в зеркале - набросившихся друг на друга, как животные. - И что, правда никогда? - улыбается мне в губы. - Я буду первым? Черт, я краснею. Как девственник, ей богу... То есть, я и есть девственник, в этом смысле. - У меня, знаешь ли, не тот типаж, - пытаюсь отшутиться, но выходит жалко. - А по-моему, только с такими и интересно, - шепчет рыжий. Хочется фыркнуть, но его чертовы руки так отвлекают. Он так близко, такой желанный, и мне становится совершенно все равно, как и что он будет со мной делать. Лишь бы он был рядом, прикасался, целовал и дышал вот так как сейчас, жарко и сбивчиво. Я толкаю его от себя - к противоположной стене, прижимаю к ней всем своим весом. Рыжий выгибается, как кошка, но не от удовольствия, он сопротивляется. Сегодня он намерен вести и уступать мне не станет. Вместо поцелуя я получаю укус, и кусаю в ответ. Это приятно ничуть не меньше. Только будь здесь, со мной, отвечай мне - никаких больше затуманенных глаз. И никаких нежных любовников, моих девочек, твоих мальчиков, к черту все это лицемерие. Ты же знаешь, что только так и должно быть, носится у меня в голове. Я закрываю глаза, и открываю снова, только когда рыжий вдруг усмехается. Эта усмешка привычно разрезает его рот, только сейчас я не вижу - я чувствую ее губами. Я открываю глаза в темноте, мгновение спустя лифт останавливается. - Блядь. - Сам ты, - смеется и обнимает меня за шею, прижимается, трется бедрами. - Мы застряли. - Я заметил, - отвечает он, но бесстыдные движения не прекращается ни на секунду. Он двигается точно и бесшумно, как будто видит в темноте, а я прикидываю: время - глубокая ночь, в отеле два лифта, шанс, что нас быстро отсюда вытащат, довольно мал. Если мы, конечно, сами не приложим к тому усилий. Но какие могут быть усилия, когда, черт возьми, рыжий так близко, такой знакомый и вместе с тем как будто бы забытый. И мои сны перетекают в явь, а явь утекает в сны. И нет ничего, кроме этой черной темноты и его рук, нет ни Кетти, ни Арта, ни этих чертовых двух лет, ничего вообще нет. - Я хочу тебя, - рычу я ему в губы и тяну за волосы вниз, чтобы откинул голову, он выгибается, подставляет шею под поцелуй. Я могу представить его во всех подробностях, хотя и не вижу резкий толчок кадыка на шее, когда он сглатывает, и острый подбородок, задранный вверх, и эти его бешеные кудри почти до самой задницы. Сегодня они перехвачены резинкой, получается пышный хвост. За него я и дергаю, как будто поймал лисицу. Рыжий на ощупь расстегивает на мне рубашку и тянет за воротник, чтобы добраться до кожи. С жужжанием в кабине включается аварийный свет. Мы будто в красной дымке, будто во сне. Когда я смотрю рыжему в глаза, взгляд у него осоловевший и пьяный. Губы у него настойчивые и горячие, он цепляет зубами чувствительный изгиб, ближе к плечу, и дрожь прокатывается волной по всему моему телу. Как же давно никто не ласкал меня так. Так, как нужно. Так, как делает это рыжий. - Черт, ты такой чувственный, я рехнусь, - пьяно мурлыкает он мне на ухо, и гладит руками везде, где только можно, и прижимается ко мне. Два твердых члена соприкасаются, и я только сейчас понимаю - у меня стоит. Рыжий трется, на редкость похабно, и я невольно отвечаю, тоже повожу бедрами. Черт, хочется трахнуть его, как же хочется его трахнуть… На мгновение лицо его проясняется, он смотрит на меня, и взгляд у него уверенный и жесткий. - Повернись, - голос рыжего звучит резко. Я хотел бы фыркнуть или съязвить, но не в силах. Его командный тон прогибает. Что же более унизительно? Эта предательская дрожь в коленках или то, что я даже не собираюсь сопротивляться? Рыжий знает, конечно, что уже победил. Этим своим согласием я признался ему во всем: в любви, в ненависти, в бешеном желании, в намерении вместе с ним состариться. Короче, полная капитуляция. Все, что вы пожелаете, Ваше гребаное Величество. Я прижимаюсь щекой к холодной стене лифта, прогибаю спину. Хочется то ли заскулить, то ли развернуться и дать ему в морду, мысли мечутся от одного к другому, но - вдох, выдох, - я не сделаю ничего. Интересно, так себя чувствует волк, уступающей вожаку? - Нервничаешь, - констатирует рыжий. - Ни капли, - рычу. Он не собирается церемониться. И я, наверное, благодарен. Когда все без лишних нежностей, отдаваться не так унизительно. Рыжий усмехается. Решительно берет меня за загривок и разворачивает лицом к зеркалу. Руки у него цепкие и неожиданно сильные. Я, впрочем, и не собираюсь сопротивляться - все ведь уже решено, верно? Я опираюсь руками на поручень под зеркалом. Рыжий заставляет меня нагнуться, чтобы в отражении было видно нас обоих. - Не вздумай закрывать глаза, герой, - усмехается. Он будто прочел мои мысли. Смотреть на собственное лицо, смущенное и взволнованное - невыносимо. Еще хуже - понимать, что он тоже смотрит. В приглушенном свете теряются детали, но наши глаза все равно видно - мои, которые лихорадочно мечутся из стороны в сторону, и его, которые смотрят прямо и ясно. - Смазки не будет, сладкий, придется потерпеть, - шепчет мне на ухо с усмешкой. - Но ты большой мальчик. Справишься. Дергает вниз мою одежду, и опускается на колени у меня за спиной. - Расслабься, - почти мурлыкает, поглаживая мои бедра. Чувствую себя отчаянно неловко. Кажется, что в таком виде просто невозможно ни возбудиться, ни кончить. Когда он языком касается сжатых мышц, меня разве что не передергивает. Не от отвращения, нет. Язык у него горячий и сильный. Не отрываясь, рыжий гладит мой член, и это больше, чем приятно. Хочется застонать, я из последних сил сдерживаюсь - не хочу чтобы он подумал что-нибудь снисходительное. Мне все еще ужасно стыдно, черт возьми. Прежде чем начать растягивать меня пальцами, рыжий поднимается на ноги. - Хочу видеть твое лицо, - шепчет, наклонившись ко мне. Он облизывает пальцы подчеркнуто медленно, и смотрит при этом мне в глаза через зеркало, чертов триумфатор, смотрит нахально, но без своей обычной усмешки, как будто серьезно. Когда палец проскальзывает внутрь, я невольно вздыхаю, гораздо громче, чем мне бы хотелось. Это неприятно. Я дергаю бедрами, хочется, чтобы он вытащил. - Потерпи, - снисходительно улыбается. Ужасно хочется стонать, потому что он вводит второй палец и гладит там, внутри. Он действительно знает, что делает, потому что гладит именно там и именно так. Становится приятно, даже лучше, чем приятно, и я выгибаю спину. Закрыть бы глаза, но он ведь велел мне этого не делать. Сделаю - а он поймет, что мне стыдно. Когда злишься - проще скрыть неловкость. Чтобы не застонать, рычу на него. - Ой ли, - скептически тянет рыжий в ответ. Он прекрасно знает, что делает мне приятно. Он слишком хорошо знает, что именно будет мне приятно. Он гладит другой рукой мой член, и это невыносимо, просто блядски невыносимо, даже если бы я не хотел его до этого, все равно бы не смог сопротивляться. А потом пальцы выскальзывают. Вход неприятно саднит, как будто жжет, но, черт возьми, он зря перестал, это было лучше, чем я думал. Гораздо лучше. Да что там - это было охуенно. У меня против воли вырывается какое-то сдавленное мычание, и он безошибочно понимает, чем именно я недоволен. - Ты же хочешь, - усмехается. Он облизывает пальцы, чтобы обновить смазку, и смотрит при этом мне в глаза. Взгляд у него все еще ясный, хотя он возбужден, и я будто кожей чувствую, опасен. Когда головка его члена упирается в скользкие мышцы, я сглатываю, надеясь, что он не заметит. - Боишься, герой? - насмешливо тянет он, прижимаясь ближе. - Ничего подобного, - рычу, прикрыв глаза. Рыжий тихо смеется: - А стоило бы, - и серьезно прибавляет, - я отыграюсь на тебе за все эти два года. Меня прошибает холодный пот. Ощущение, что я попал по полной, усиливается. Я, конечно, могу сопротивляться, но драка в кабине лифта... Рыжий тем временем берет меня за подбородок и заставляет встретиться глазами с моим отражением: - Твоя очередь быть маленькой сучкой. А потом он толкается внутрь. И это невыносимо больно, я невольно выгибаюсь, захлебнувшись стоном. Мое отражение напротив широко распахивает глаза и запрокидывает голову, пытаясь вывернуться и соскользнуть. Что вперед, что назад - одинаково больно. Рыжий удерживает мои бедра. - Стоять, - рычит он. - Больнее будет. Я замираю. Сколько раз я сам говорил тоже самое?.. - Вот, - одобряет рыжий. - Надо расслабиться. - Легко сказать, - огрызаюсь. Рыжий недобро смотрит мне в глаза через зеркало и усмехается: - Это, впрочем, не мои проблемы. Он тянет меня к себе, заставляет насаживается глубже. Его член входит туго и медленно, мне горячо и больно. Мое отражение морщится и показывает зубы, будто ощетинившись. Рыжий жарко выдыхает мне в загривок: - Черт, как узко, - и толкается глубже, снова и снова, пока не входит целиком. Теперь его тело прижимается к моему. Он жарко выдыхает и впивается зубами мне в плечо. - Ненавижу тебя, - рычит, - гребаный ублюдок... Он выскальзывает почти целиком, и снова толкается глубже, в зеркало я вижу, как он прикрывает затуманенные глаза. Толкаясь второй раз, закусывает губы, но стон все равно вырывается. Хотя трудно угадать, чей это стон - его и мой голос сливаются воедино. - Блядь, больно! Рыжий усмехается, но лицо его искажено, и усмешка получается как будто бы нервной. - Добро пожаловать... Нх... В мой мир... Он дышит жарко и сбивчиво, двигается с каждым толчком все резче. Мое лицо в зеркале потное, с мутными глазами и искусанными губами, но почему-то это не выглядит противно. Рыжий не церемонится и входит все быстрее и с силой. Это все сказки, про то, что боль уходит, уступая место феерическому наслаждению. Ничерта. Мне больно, дьявольски больно каждую секунду, но чем быстрее он движется, тем путаннее становятся мысли. Он внутри меня. Это так откровенно, как еще никогда и ни с кем. И не остается ни маски, ни лжи, ни притворства, ни одного рубежа. Я чувствую себя нелепо беззащитным и слабым... Но это не пугает. Наоборот, это ведь именно то, что было так нужно - раскрыться и довериться. Эта мысль вспыхивает внутри пустой головы, как сверхновая, и вырывается стоном: - Еще!.. В зеркале передо мной парень, подозрительно похожий на меня, облизывает пересохшие губы и прикрывает глаза от удовольствия, насаживаясь глубже. Это все еще очень больно, но слишком хорошо, чтобы остановиться. - Черт, да, трахни меня, - сбивчиво шепчу. Я мог бы смолчать, но сейчас мне не жалко сыграть в пользу его триумфа. В конце концов, он действительно получил меня так, как хотел... К черту гордость. Когда он гладит мой член, я, кажется, умоляю его не останавливаться. Не помню точно. Помню, что когда он кончает в меня это… это грязно, бесстыдно и это, наверное, лучшее из всего, что со мной было. Потому что именно в этот момент я окончательно ему доверяюсь, и точно знаю: я выбрал правильного человека. Я прихожу в себя, прижавшись щекой к зеркалу, забрызганному моей спермой. Рыжий лбом упирается мне в спину и дышит так же часто, как и я. Между ног липко и влажно, и из-за этого я чувствую себя... Использованным? Но это чувство исчезает в тот самый момент, когда рыжий разворачивает меня к себе и жадно целует, прижимаясь к зеркалу. - Эм... - когда он отрывается, я пытаюсь подобрать слова. Рыжий прикасается пальцами к моим губам. Это та рука, которой он мне дрочил, она тоже испачкана. Но я не испытываю отвращения. Он смотрит мне в глаза и качает головой: - Не надо слов. Я все знаю.