Рыжий

Proposition Когда я открываю глаза утром, он спит рядом. Гора рыжих кудряшек рассыпалась по подушке. Во сне рыжий морщится — маленький завиток щекочет нос. Убираю прядь с его лица. Он от этого не просыпается. «Впереди вечность. Да, Ваше Величество?» Все выглядит таким очевидным, таким ясным в это утро. А за окном — просыпается Париж, самый романтичный город на земле, город любви и праздника. Хороший был бы медовый месяц. Хотя, о чем это я? Медовый месяц — это для мужчины и женщины. Удовольствие для приверженцев традиционных ценностей. Для нормальных. А мы — так, парочка сумасшедших извращенцев. Мама, конечно, расстроится. Как же так, скажет, ты же рос таким нормальным мальчиком. Я сам сказал бы — пугающе обычным, но у мамы, ясное дело, свое мнение на этот счет. Рыжий рядом со мной потягивается. Закидывает за голову тонкие белые руки, растопыривает и снова сжимает пальцы. Выгибается всем телом и издает разморенный стон. Я смотрю. Его грациозная повадка — дразнит. Это мгновение хочется сохранить в памяти, чтобы вспоминать в старости. Золотистый свет, по-гостиничному белые простыни, и рыжего — похожего на нимфу рыжего, моего рыжего. - Я хочу, чтобы ты остался, - тихо и очень четко говорю я. Слова срываются сами, и я не смог бы их остановить. Просто это солнечное чувство, наполнившее меня, хлынуло через край. Я не могу молчать. Картинка как будто разбивается вдребезги. Рыжий смотрит на меня, медленно склоняет голову набок, как птица. - И тебе, пожалуй, доброе утро, - щурится едва-едва, глаза серьезные. Молчу. Садится в постели, тянется рукой за шампанским, которое мы не допили ночью. Горлышко бутылки разумно заткнуто моей рубашкой. Рыжий лениво роняет рубашку на пол, делает глоток из бутылки, морщится, снова делает глоток. Я некстати думаю о короле какой-то далекой страны и усмехаюсь. - Видел бы вас папа, Ваше Величество. Отставляет бутылку, валится обратно на подушки и вдруг смеется: - Кажется, эту фразу можно сказать в любой момент моей жизни – и она прозвучит уместно. Смотрю на него, и беспокойство нарастает с каждой секундой, пока не становится невыносимым: - Я жду ответа. Рыжий медленно закрывает глаза. Вздыхает. - Ты не будешь со мной счастлив, герой. - С тобой — я буду на своем месте. - На своем месте, - повторяет эхом. - А что, если я хочу, чтобы ты был счастлив? Остается только фыркнуть: - И ты думаешь, что после всего — я буду счастлив без тебя? С кем, например? C Кетти? Пожимает плечами: - Если тебе хватит жестокости. - А что насчет тебя? Спускает ноги с кровати, поднимается. Не стесняясь свой наготы, обходит комнату, поднимает с пола свитер и джинсы. Не спеша одевается. - Считаешь, я обязан на тебе жениться после того, что я с тобой сделал? - усмехается. - Хочу знать, что ты думаешь по поводу собственного счастья. - Я говорил тебе — это невозможно. - Что за пораженческие настроения? Рыжий стоит ко мне спиной и смотрит на себя в зеркало, пытается разобрать руками спутанные кудряшки. Потом подходит ко мне, садится рядом на постель. “Скажи, что тебе надо подумать”, - мысленно умоляю я. Прильнув ко мне, прижимается к моим губам. Невольно закрываю глаза. Как хорошо с тобой. Как же хорошо. - Я собираюсь вернуться к Арту, - тихо говорит рыжий. Он порывисто поднимается, еще до того, как я осознаю смысл его слов. - Но почему? Почему, черт возьми? Чем он лучше меня? Уже на пороге рыжий оборачивается и смотрит на меня — серьезно и долго. - От него — я смогу уйти. Дверь за рыжим закрывается со щелчком, похожим на выстрел. Тихо. Так тихо… и солнечно. Proposal - И как, интересно, я должна все это понимать? Кетти наконец взрывается. Она смотрит на меня не со злостью, но с обидой. Ей по-детски грустно, что я оставил ее одну. Мне совестно, но... к черту. - Мне нужно познакомиться с твоим отцом, - говорю, как будто не слышал ее восклицания. - Что? - моргает. - Я собираюсь просить у него твоей руки. К чёрту этого рыжего ублюдка, пусть милуется со своим мешком денег. Пусть подавится своей свободой, пусть нажирается вдрызг в пафосных барах, пусть трахается, с кем хочет, пусть сдохнет от передоза и какой-то венерической херни... Пусть будет счастлив, если знает как. Пусть хоть один из нас будет счастлив. - О, - тихо выдыхает Кетти и опускается в кресло. Она не падает в обморок и не закатывает глаза. Но взгляд ее на минуту становится растерянным и озадаченным. Наконец она выдает: - Я, конечно, согласна… если ты собирался спрашивать. Чувствую себя неловко. - М-м... да, конечно собирался! Смотрит на меня исподлобья и улыбается — почти робко. - Ну, что ж, ты выбрал очень удачное время. Он как раз звонил сегодня и приглашал нас. - Погоди, кто? Куда приглашал? - Как кто? Мой отец, конечно. На торжественный банкет в честь своего шестидесятилетия. В Фонтенбло. - В Фонтенбло? Твой отец живет во Франции? Почему ты никогда не говорила? Кетти пожимает плечами: - Ты не спрашивал. И, честно говоря, я не очень люблю рассказывать людям, что папа страшно богат. Мне кажется, это как-то меняет отношение ко мне, - подмигивает. Усмехаюсь. Похоже, шанса передумать у меня уже не будет… ну, почему нет. Через два дня я стою у дверей отеля. На мне смокинг, в котором я чувствую себя идиотом. В руках ключи от взятого напрокат автомобиля. “Только не надо ничего кричащего, типа “Порше” или - не дай Бог! - “Феррари”. Возьми что-нибудь немецкое и в меру дорогое”, - напутствовала меня Кетти по телефону. Вообще, стоило сказать “эти самые” слова, как все вдруг сорвалось с места и завертелось. “Тебе обязательно нужен смокинг, туда другое не надевают”. “У меня примерка платья в среду в семь. Утра, конечно. Нет, это не рано, мне вообще очень повезло, что смогла записаться к этой модистке!” “Папа любит всякие торжественные штуки, поэтому просить моей руки придется публично. Я посмотрела сценарий: в 20:25 он представит тебя гостям и даст тебе слово. Ничего страшного не будет, просто говоришь пару фраз, и все рыдают. Но лучше отрепетируй”. “Мама прилетает завтра утром, она хочет позавтракать с нами в том ресторане на Елисейских”. “Кстати, ты уже думал про дату свадьбы? Мама волнуется - у свадебных организаторов все расписано на год вперед”. “Синий автомобиль не сочетается с моим платьем, ты не мог бы взять черный?” - И это еще даже не свадьба, - горестно усмехаюсь я как-то вечером. Кетти вдруг оборачивается ко мне: - Кстати, ты купил кольцо? - Какое кольцо? - смотрю на нее. Она смеется: - Это же помолвка. Ты должен подарить мне кольцо. Не переживай, я обо всем позаботилась. Их доставят завтра в полдень. Когда ты попросишь моей руки, я поднимусь на сцену, и ты наденешь на меня кольцо. Потом смотрит на меня и говорит: - Не бойся, эта суета для родителей. Потом все станет, как было. Ничего удивительного, этот торжественный юбилей оказался просто кошмаром. То есть, там была куча народу, сплошь дорогущие тачки и силиконовые красотки, столы с накрахмаленными скатертями и варварские цветочные композиции в огромных вазах. Все это сопровождалось аккомпанементом немаленького оркестра и вспышками фотокамер. - Когда ты сказала, что отец страшно богат - я не думал, что ты всерьез, - наклоняюсь к Кетти. У нее вечерняя прическа. Длинная серьга с бриллиантом покачивается в ухе. Тень от серьги падает на голое плечо — и я бы должен считать это соблазнительным. Должен ведь?.. - Что, испугался? - вполголоса смеется Кетти. - Ничего ужаснее еще не видел. - Сейчас увидишь. К нам идет тетя Аманда. Улыбайся и кивай. И позади всего этого - тети Аманды, нескольких сотен гостей, столов, цветов, снующих официантов и оркестра была обитая драпировкой сцена - и повинуясь моему воображению, она стремительно обретала черты эшафота. Слоняясь между гостей, раздавая дежурные улыбки или рукопожатия, в сотый раз выслушивая "Кетти у нас такая скрытная" и прочие вздохи, я украдкой периодически поглядывал на часы. Зловещее сочетание 20:25 приближалось медленно, но неуклонно. А потом это случилось. То есть, что-то подобное просто обязано было случиться. И всё равно сначала я подумал, что мне показалось. Он стоит вместе с Артом и какой-то дамочкой. На нем до черта официальный костюм-тройка, и волосы убраны в хвост. Этот официальный стиль - как наваждение. Вроде как трудно поверить, что такой парень-с-иголочки может быть моей отвязной рыжей блядью. Он, конечно, ловит мой взгляд. Извиняется перед собеседниками и подходит ко мне. - Вот уж не думал, что буду гостем на твоей помолвке, - усмехается. Кривая усмешка выглядит больной и... настоящей? Никак не вяжется ни с его равнодушной миной, ни со светским великолепием вокруг. - О, ты уже знаешь, - невольно опускаю глаза, словно школьник. Стыдно? Да, стыдно. - Впрочем, - берет бокал с подноса проходящего мимо официанта, - эта шутка судьбы действительно остроумная. Если помнишь, один мой верный подданный обещал мне, что я буду гостем на его свадьбе. Забираю бокал из его рук: - Про гостя там ничего не было. Я обещал не жениться без твоего благословения. - Хм, - рыжий щурится. Глаза у него голубые, как ясное небо в горах, в то наше самое последнее утро. - Благословляешь? - усмехаюсь. В то наше самое последнее утро в горах мы ведь искренне верили, что нет препятствий, которые могут помешать нам найти друг друга. И быть счастливыми. Пусть даже ни один из нас не предполагал, что мы можем быть счастливы друг с другом - все равно, никто не думал, что счастье для нас возможно поодиночке. - Благословляю, - небрежно пожимает плечами. - Что мне еще остается. - Как глупо это все. Найти друг друга и вот так... Вдруг смеется: - Можешь убедить себя, что тебе все это показалось. Ты ведь мастер самообмана. - Замолчи. - Отношения ради отношений, герой, - нараспев произносит рыжий. - Неправда, - хочется по-детски помотать головой и заткнуть уши руками. - И даже если ты согласен на этот суррогат, то достойна ли этого она, твоя девочка? Я слишком хорошо знаю, что он прав. Кетти уверена, что будет счастлива со мной, уверена, что именно я - тот, кто ей нужен. Соглашаясь с ее выбором - я как будто перекладываю на нее ответственность. Мол, ты сама этого хотела. А я? Я хочу только забыться. Притвориться, что ничего не было. И все это, конечно, самообман. Странный человеческий инстинкт: несчастен сам, сделай несчастным другого. Я как раз собираюсь сказать об этом рыжему, но стрелка на часах наконец подползает к двадцати пяти минутам после восьми. - А сейчас я хотел бы пригласить на сцену особенного для меня гостя. Человека, который делает счастливой мою дочь... - голос отца Кетти в колонках искажается. Все это похоже на дурацкий кошмар, полный детских страхов. В духе тех снов, когда тебя вызывают к доске на уроке географии и просят показать Атлантиду. Время не ждет, заминка становится гнетущей, я смотрю на рыжего - и на лице у меня, должно быть, видна вся моя беспомощность. Рыжий молчит и улыбается. Как будто оставляет решение мне. "Ваша дочь - невероятный подарок судьбы. И в этот торжественный день я хотел бы попросить у вас ее руки", - вот что написано на бумажке у меня в кармане, эти слова я репетировал перед зеркалом. Ничего сложного, верно? Кетти обеспокоенно ищет меня глазами в толпе. И когда наши взгляды встречаются, на лице ее отражается облегчение. На ватных ногах я поднимаюсь на сцену. "Он меня бросил, я ему назло выйду замуж за другого. И кто из вас ведет себя как принцесса?" - ехидничает у меня в голове подозрительно знакомый голос. Но Кетти, брак, семья, дом, дети - это ведь правильно. Это проверенный веками рецепт счастья. - Ваша дочь - невероятный подарок судьбы, - так, голос в порядке, уже хорошо. Отец Кетти - немолодой мужчина с живыми глазами. Сама Кетти - концентрация солнечного, светлого и веселого. Встречу ли я еще когда-нибудь человека, который будет понимать меня так же хорошо и так же неотступно поддерживать? Кетти - идеальная супруга. - Кетти станет идеальной супругой, - продолжаю я. - И сегодня я хотел просить у вас ее руки. Зал порывается было зааплодировать, а счастливый отец, пропустив мимо ушей прошедшее время, уже хочет сделать шаг в мою сторону, чтобы обнять. Только Кетти - я вижу ее глаза среди гостей, - смотрит серьезно и вопросительно. Я продолжаю, и все стихает. - Но ваша дочь заслуживает большего, чем я. Среди гостей прокатывается недоуменное "Ох..." Я киваю замершему в нерешительности отцу Кетти и спускаюсь со сцены. - Ты самое странное, что со мной было, - тихо говорит Кетти. Глаза у нее влажные. - Прости, - голос срывается на шепот. Мы расходимся в разные стороны. Я больше никогда ее не увижу.