Потерянная наследница

      Я просыпаюсь под мерный стук дождевых капель по стеклу. Под моей головой согнута рука Люциуса. Я провожу ладонью по его груди, и мужчина хмыкает во сне. Приподнявшись на локте разглядываю его лицо: резко очерченные тонкие губы, хищный нос, а под закрытыми веками прячутся льдисто-голубые глаза. Мерлинова борода, и этот мужчина принадлежит мне! От переполняющего меня самодовольства хочется засмеяться. Но я молча целýю своего мужа в шею, скольжу губами по резким скулам. Раздаётся бархатный голос:       — Если ты так говоришь: «Доброе утро!», то мне нравится этот язык.       — Нет, это переводится как «Я очень счастлива».       — Ты так неразборчиво говоришь.       Слегка прикусываю ему мочку уха:       — А это значит: «Я счастлива, несмотря на то, что мой муж — высокомерный слизняк».       Люциус глухо смеётся и сжимает меня в объятиях.       — Хорошо, у меня ещё будет время выучить твой язык.       Я не могу поверить, что так счастлива в его руках. Глубоко вдыхаю свежий цитрусовый запах его кожи. От этого мне становится ещё лучше, и я буквально таю от поцелуя.       Ещё немного понежившись в постели, мы вызываем домовика с завтраком. Едим прямо на кровати, и я чувствую себя героиней романтических фильмов, которые смотрела подростком. Неужели в моей жизни может быть что-то подобное?       После завтрака Люциус подаёт мне пергаментный свиток с сургучовой печатью:       — Это твоё разрешение на посещение Магической библиотеки Венеции.       — Мы снова вернёмся туда?       — К сожалению, я не смогу отправиться с тобой. Ты попадёшь туда через каминную сеть, заказан коридор. Если постараешься, успеешь вернуться домой к ужину. Я буду тебя ждать.       Мне жаль, что Люциуса не будет со мной, но его взгляд и лёгкий поцелуй в щёку успокаивают меня. В библиотеке я теряю счёт времени. Старинные фолианты по алхимии, исторические документы, о которых мало кто слышал, а ещё меньше волшебников верили в их существование, свитки с невообразимыми зельями. В себя я прихожу около девяти вечера и мчусь в мэнор. Колси говорит, что Люциус ждёт меня в своей комнате, где накрыт ужин.       Мой муж сидит за столом и покачивает в руках бокал с янтарным огневиски.       — Я уже думал, что ты заночуешь в библиотеке.       — К сожалению, они не дают остаться там на ночь.       Я подхожу и боязливо целýю его в щёку, ещё не привыкнув к роли настоящей жены. Но Люциус решительно притягивает меня к себе, и я оказываюсь на его коленях.       — Миссис Малфой, — произносит он грозным шёпотом, — понимаю, что требовать от участницы Золотого Трио соблюдения правил почти безнадёжно, но я хочу хотя бы попытаться воспитать из Вас достойную хозяйку Малфой-мэнора.       — О, воспитать значит. И каким же образом? — я игриво провожу ладонью по его груди.       — Методом кнута, — Люциус сжимает мои волосы на затылке до терпимой боли, оттягивая их назад, — и пряника.       Его губы обжигают поцелуем со вкусом огневиски. Параллельно я удивляюсь тому, что мне нравятся такие проявления его силы. Нравятся сильные пальцы, грубо прижимающие меня к нему и в то же время нежно ласкающие мою грудь. Нравятся его поцелуи, не дающие дышать. Нравится его взгляд, полный желания и триумфа. Я снова понимаю, что сдалась, и меня снова заполняет пьянящее осознание того, что я отдалась на его волю. Это как стоять спиной к пропасти и лицом к человеку, не зная — толкнёт он тебя в бездну или удержит от падения.       Люциус сметает со стола ближайшие тарелки и сажает туда меня. Встаёт и с новой силой начинает целовать. Его руки скользят по моим ногам, поглаживают бёдра. Пара секунд — и пуговицы на моей груди расстегнуты, а Люциус покрывает её поцелуями. Мои ноги смыкаются за его спиной, плотнее прижимая ко мне. Мне хочется крепче прильнуть к нему, чтобы унять дрожь внизу живота. Но от его прикосновений она разгорается только сильнее. Люциус заклятием сметает со стола остальную посуду, и я откидываюсь спиной назад, не отпуская его из объятий. Мои руки уже проскользнули под белоснежную рубашку и поглаживают его разгорячённое тело. От моего невербального заклятия сорочка полностью расстегивается, и мы с Люциусом касаемся друг друга оголённой кожей. На меня снова находит ощущение нереальности происходящего. Как в замедленной съёмке я вижу наши ласки, поцелуи, мои руки, блуждающие по его телу. Потом в сознание врывается напряжение, Люциус покусывает мою кожу, оставляя следы и рыча, как зверь, напряжение между моих ног начинает нарастать. Я выгибаюсь дугой, крепче прижимаясь к Люциусу, зарываюсь ногтями в его волосы. Словно издалека до меня доносятся наши стоны. Я захлёбываюсь криком от накрывшей меня дрожи и замираю в его руках.       Сознание возвращается ко мне только в кровати, когда мы с Люциусом лежим рядом, и он перебирает между пальцами пряди моих волос.       — Ты слышала меня?       — Что?       — Понятно, — хмыкает Люциус. — Тогда повторю: через пару дней я отправлюсь в Румынию. В моё отсутствие никого не пускай в мэнор. Я дам приказ домовикам. Скажи, что болеешь, и не принимай никаких подарков. Отправляй их сразу в сейф в моём кабинете. Это может быть опасно.       — Прекрати меня пугать, — я крепче обнимаю его и прижимаюсь к груди, прислушиваясь к стуку его сердца. — Мне только стало легче.       — Но я должен позаботиться о тебе, а ты должна быть настороже. Скоро я разберусь с одним вопросом, и, надеюсь, всё закончится, — Люциус целует меня в висок.       В дни до отъезда Люциуса я чувствую себя настоящей новобрачной. Муж окружает меня заботой и вниманием. А как только он уезжает, я начинаю тосковать. Раньше мне и в голову бы не пришло, что Люциус может вызвать у меня такую сильную зависимость.       За неделю до моего дня рождения в мэнор прилетает сова от Лизы. Она приносит приглашение на их с Томом помолвку, которая состоится в Хэллоуин.       Стиль письма у Лизы похож на её живую речь, такой же стихийный, скачущий и эмоциональный. Она рассказывает о путешествиях по Европе, подготовке к свадьбе, Томе. И только я начинаю радоваться, что теперь могу в ответ написать ей что-то хорошее и о моей личной жизни, как очередная фраза в письме ошарашивает меня: Неужели нападения на тебя не прекращаются? Мой отец видел Люциуса в юридической конторе, которая занимается делами нашей семьи. Оказалось, что Малфой узнавал у юриста что-то по поводу завещания. Поверенный дружит с моим папой, поэтому сболтнул ему, что Люциус интересовался не своим завещанием, а твоим. Спрашивал про то, кто будет управлять имуществом, если с тобой что-то случится. По словам юриста, Малфой обронил, что ты собираешься всё завещать ему…       Пергамент выпадает у меня из рук, и несколько секунд я просто сижу, бездумно глядя на жёлто-багряный ковёр опавших листьев под ногами. В парке Малфой-мэнора мне резко становится холодно, не спасает даже тёплая мантия, которую Люциус подарил мне перед отъездом. Едва перебирая ногами, иду в особняк, срываю из-под горла серебряную застёжку, и изумрудная ткань падает к моим ногам. Не отвечая на вопросы почуявших неладное домовиков, иду к камину и перемещаюсь в Блэквуд-мэнор.       Он похож на особняк из фильма «Призрак дома на холме»: красивый, но пустой и холодный, навевающий тоску и страх. Почти все комнаты заперты, и домовики судорожно открывают мою спальню и наводят там порядок, пока я пью на кухне обжигающий чай с успокоительным зельем. Энни с тревогой смотрит на меня, когда несколько её вопросов остаются без ответа.       — Что, Энни?       — С Вами всё в порядке, миссис Малфой?       — Не называй меня так, — сжимаю кружку крепче, хоть она и обжигает мои пальцы.       — Простите, что лезу не в своё дело. Вы поссорились с мужем?       — Вроде того. Пока я поживу здесь. Пусть домовики откроют библиотеку и лабораторию в подземелье.       — Будет сделано.       — И принеси мне ключи от дома.       Пока домовики, обезумевшие от безделья, рьяно бросаются прибирать особняк, я сижу в кабинете Селены, пытаясь разобраться в юридических вопросах наследования.       Зачем Люциус затеял эти дела в юридической конторе? Мы с ним и словом не обмолвились о моём завещании. Да и наследство моё довольно обременительно, насколько я знаю. Хотя, что я на самом деле знаю? Всё происходило так быстро, что я мало интересовалась правовой стороной вопроса. Но теперь пришла пора разложить всё по полкам, и мне нужна консультация адвоката.       Перед тем, как отправиться к Морнигтону, я вычёркиваю имя Люциуса из зачарованного пергамента, который содержит перечень лиц, допускаемых в особняк. Теперь без моего разрешения Малфой не сможет попасть в Блэквуд-мэнор.       После положенных приветствий, любезностей и отказа от предложенного чая мы подходим к сути дела.       — Мистер Морнигтон, какими активами владеют Блэквуды?       — Ты говоришь о деньгах?       — В том числе. Меня интересует всё, что принадлежит моей семье и что имеет какую-либо ценность.       — Ну, — протягивает старик, опираясь подбородком на сцепленные пальцы, — денег у Блэквудов осталось совсем немного по меркам таких семей.       — Для Малфоя это небольшие деньги?       — О чём ты? — поверенный поднимает на меня удивлённый взгляд.       — Просто ответьте.       — Насколько я знаю, твоё наследство составляет двадцатую часть официальных доходов Люциуса. А неофициальных доходов у него раз в десять больше, чем задекларированных.       — Хорошо, — я немного успокаиваюсь. — Дальше.       — Из недвижимости только Блэквуд-мэнор, всё остальное распродали. Немного драгоценностей и…       — Что ещё? — замолкнувшего Морнигтона приходится поторопить.       — И несколько магических артефактов, — вздыхает старик.       — Вот это уже интересно, — я стараюсь сохранить каменное лицо при участившемся пульсе. Похоже, именно в этом и есть корень ситуации.       — Они довольно ценные, но твоя бабушка стремилась обойтись без их продажи.       — И что это за артефакты?       — Как я понимаю, тебя интересует самое ценное? — Дождавшись моего кивка, Морнигтон вздыхает. — Есть один неприметный флакончик из неразрушимого стекла с золотой пробкой. А во флакончике капля крови женщины, маглы, родившей тёмного волшебника и умершей при родах. Это очень сильный артефакт. Он содержит столько силы, что даже не знаю, с чем это можно сравнить. Наверное, если использовать её всю разом, можно не оставить камня на камне от всей Британии. А если управлять силой и использовать её постепенно, можно жить века, и у тебя ещё будет запас волшебной энергии на все случаи жизни. Но управлять такой вещью очень сложно. Во времена войн Селена обращалась к артефакту, и ей удавалось немного помочь своей семье, но даже для такой опытной волшебницы это было слишком тяжело. Кстати, это и подкосило её здоровье.       — За таким артефактом могут охотиться?       — О нём знает ограниченный круг лиц: Селена, я, некоторые родственники.       — Люциус?       — Не уверен, но он мог знать. Селена ему доверяла.       — Почему не знала я?       — Твоя бабушка старалась забыть о нём.       — А вот Люциус, похоже, не забыл.       — О чём ты? Что в конце концов происходит?       — Не важно.       — Как это не важно? Ты сама не своя, сидишь, как замороженная.       — Ответьте на последний вопрос. Может ли Люциус как-то повлиять на моё завещание       — Я тебя совсем не понимаю! Он никак не может распорядиться твоим имуществом, это записано в вашем брачном контракте, каждый остается при своём. И вообще, помимо воли человека управлять его имуществом может только опекун или попечитель в случае недееспособности собственника. И то имеются очень серьёзные ограничения на такие действия.       — То есть, если я буду при смерти, Малфой сможет это сделать?       — Только в твоих интересах.       — Если мне, например, потребуется дорогое или энергозатратное лечение, он сможет использовать эту кровь?       — Чисто гипотетически — да, но ему придется предоставить серьёзные основания.       Я хмыкаю, уверенная в том, что тут у Люциуса сложностей не будет.       — Гермиона, объясни мне наконец, что происходит. У тебя проблемы? Нападения продолжились? Я давно говорил, что надо обратиться к властям, а вы с Люциусом не придаёте этому значения! Или Малфой тебе угрожает?       — Пока нет, но мы поссорились, а я тут наслушалась историй про коварных мужей, и мне всякое в голову полезло.       — Уезжай из Малфой-мэнора, — мрачно говорит Морнигтон.       — Уже. Я даже вычеркнула Малфоя из списка допущенных в дом.       — Правильно. Я буду приглядывать за ним. Не бойся, если он что-то задумал, ничего у него не выйдет.       — Буду надеяться.       В особняке я пытаюсь понять, что происходит на самом деле. Люциус понимает, что не может переписать за меня завещание. Наверняка он знал это и раньше. Так зачем спрашивал у юриста про изменение завещания? Готовил почву для будущего опекунства? Если я стану беспомощной, всем имуществом сможет управлять он. Например, после смерти Селены я так привыкла, что Люциус решал все проблемы. Управление очень плавно перешло к нему. И никакие ограничения его не остановят, Люциус сможет доказать необходимость любых действий. А я в таком случае должна валяться при смерти. И подобное со мной уже было после всех этих покушений. Но почему он тянет и делает вид, что заботится обо мне? Конечно, было бы подозрительно, если бы я умерла сразу после свадьбы. Стоп, но Люциус дал Непреложный обет! Он не может убить меня и причинить вред.       Я рву в клочья бумажный платок, выуженный из моей сумки. В этот момент пальцы застывают, сжимая обрывки бумаги. Люциус убить не может, но кто-то по его указу может. Какая же я дура! Но не мог ведь он быть со мной таким влюблённым, нежным и заботливым только для прикрытия? Даже его слизеринская выдержка когда-то должна была дать сбой. Каким чудовищем надо быть, чтобы спать с женщиной и думать о её убийстве. Хотя в истории и не такие ужасы встречаются. Но мне ужасно не хочется верить, что со мной может произойти такое. Что я вообще себе надумала? Неужели я никогда не смогу доверять Люциусу, ведь совсем недавно наша с ним жизнь казалась мне идиллией. А теперь из-за какой-то капли крови я считаю Люциуса меркантильным убийцей, который лицемерно заботится о своей же жертве. Стала какой-то истеричкой с этой семейной жизнью, вообразила себя героиней детективного романа. Может и нет ничего, что я там надумала. Может отец Лизы или их юрист ошиблись? Может Люциус мне всё объяснит, и надо всего лишь написать ему письмо?       Сплошные вопросы, от которых уже раскалывается голова, ещё и тошнота от дурацких предчувствий накатывает. Всё это сводит меня с ума. Копаюсь в сумочке, чтобы найти еще один платок и использовать его по назначению, вытерев слёзы, и натыкаюсь на гладкую поверхность стекла. И как я про него забыла!