Потерянная наследница

      Гарри почти мгновенно откликается на вызов моего зеркала, как будто специально ждал его:       — Гермиона, привет!       — Привет.       — Что с тобой случилось?       — Почему сразу что-то случилось?       — Лицо испуганное. Так что-то произошло?       — Пока нет.       — Что значит «пока»? Малфой пакостит?       — Вроде нет, но я не уверена…       Гарри молча слушает мой сбивчивый рассказ, к концу которого я едва держу себя в руках.       — Честно говоря, твоя версия слабовата. Слишком рискованно для Малфоя. Ты ведь не одна, если что, шумиху поднимем я, Уизли, твой адвокат.       — Да, это глупо. Но… я боюсь ему поверить. Слишком у нас всё хорошо сложилось.       — Эм… В смысле?       Поздно я понимаю, что сболтнула лишнего:       — Просто он стал вести себя спокойно и вежливо, мы не ссоримся, не язвим друг другу.       — Понятно. А где сейчас Люциус?       — Он уехал в Румынию.       — Не принимай поспешных решений. Сиди у себя в особняке. Я постараюсь разузнать об этом артефакте и о тех, кто может им заинтересоваться. Держись, Гермиона.       — Спасибо, Гарри.       Вечер я провожу в гостиной в компании огневиски. Вспоминаю, как в первый раз оказалась здесь на Рождество. Тогда я и подумать не могла, к чему приду меньше, чем за год. Несмотря на первую волну подозрений сейчас я не верила, что Люциус хочет меня убить. Мне не хотелось выжигать ростки той привязанности, что зародилась между нами. Но, хотя моя версия была нестройной и слабой, она породила в моей душе сомнения, от которых было тошно. И огневиски тут помочь не могло.       Будит меня стук в окно. После беспокойной ночи и бутылки алкоголя проснуться сложно. Глаза еле открываются, их щиплет при каждой попытке взглянуть на мир. Во рту сухо так, что больно глотать, а желудок скачет вверх-вниз. Но сове, рвущейся в особняк, не до моего самочувствия. Приходится собрать в кулак все оставшиеся силы и плестись к окну.       В гостиную влетает сова Гарри, похожая на погибшую Буклю, роняет на стол пергамент и усаживается рядом, принимаясь за крекеры, которые служили мне ночью скудной закуской. Не успеваю я развернуть письмо, как в камине материализуется Морнигтон:       — Гермиона, добрый день! Я решил, что это очень важно и нужно сказать лично, чтобы ты не наделала глупостей.       — О чём Вы говорите? — голова у меня трещит так, что даже сидеть на диване тяжело. Кажется, что она сейчас треснет от давления изнутри. Разгадать смысл слов адвоката в таком состоянии практически невозможно.       — Тот артефакт, о котором мы говорили. В наследство его можно получить только кровному родственнику. Также это можно сделать по завещанию супругу владельца при соблюдении особой процедуры.       — Какой?       — Указание в завещании особой формулировки и проведение ритуала — приёма супруга в род владельца.       — Значит, без моего ведома Люциус не сможет провернуть экспроприацию.       — В общем, да.       Я машинально разворачиваю письмо от Гарри. Мой опьянённый мозг собирает остатки сосредоточенности и выделяет из краткого послания ключевые фразы: «кровный родственник», «муж или жена могут», «ритуал принятия в род». Гарри сообщил мне то же самое, что и адвокат.       — Так эти разговоры…       — Какие разговоры?       Совсем запутавшись в своих мыслях, я рассказываю старику о письме Лизы.       — Хм, удивительно уже то, что Люциус обратился к этому юристу, он ведь работает совсем с другой фирмой.       — Ладно, — мне надоели бесплодные размышления. — Я поговорю с мужем и всё выясню.       — Может, не стоит показывать ему, что тебе что-то известно?       — Нет уж, если я и дальше буду придумывать что-то сама, то с ума сойду.       — И всё же я советую сделать это хотя бы при свидетелях.       — Спасибо за беспокойство, я постараюсь.       В Малфой-мэнор я возвращаться не хочу и остаюсь в своём особняке. За день до намеченного возвращения Люциуса от него приходит письмо. Муж пишет, что вынужден задержаться. Тугой ком внутри меня, растущий с приближением нашего разговора, чуть отпускает. Но я не нахожу сил написать что-то в ответ. Находиться в четырёх стенах тоже становится сложно. Гарри очень занят работой, и мы общаемся только по зеркалам. Он нашел несколько кандидатур подозрительных волшебников, которые замечены в скупках сильных артефактов. Причем многие из них раньше тесно общались с Люциусом. Джинни мы решили в эту историю не посвящать, так как она занята уходом за приболевшей Молли. Креону и Лизу, ищущих встречи со мной, мне самой сложно видеть. Мои мысли путаются в голове, как у сумасшедшей. Я пытаюсь найти аргументы за и против моей версии, но все мои догадки выглядят как наивные попытки детской считалкой принять решение.       Решение приходит внезапно. Я ведь хочу домой! Пусть родителям не расскажешь обо всём, но одно их присутствие успокаивает и помогает. К тому же скоро мой день рождения. Я ведь собиралась отпраздновать его с близкими, но всё так закрутилось, что это вылетело из головы.       Мама встречает меня радостным возгласом и крепкими объятиями. Отец ещё на работе, и мы устраиваемся на кухне с чашками ароматного чая с мятой.       — Наконец-то, милая. Мы почти год тебя не видели. Это уже не работа, а рабство какое-то.       — Тут я с тобой соглашусь, — хмыкаю я. — Но мне оно, похоже, нравится.       — Ты у нас удивительный трудоголик, — мама гладит мою ладонь, и я едва сдерживаю слёзы облегчения, так хорошо мне дома рядом с ней.       — Ну, вот я и решила сделать себе подарок на день рождения. Выбила отгулы, чтобы провести его с вами.       — Умница! И нам хорошо, не придётся отправлять тебе подарки с совой, — смеётся мама.       Папа, вернувшись домой, в объятиях поднимает меня над полом. После волны расспросов и гнетущего меня вранья о придуманной работе, мы садимся ужинать.       — Ты изменилась, дочка, — улыбается отец, уминая запеканку.       — И в какую сторону?       — Не знаю, но ты выглядишь настоящей леди.       Эта фраза колет меня, как иголка, напоминая слова Люциуса. Он говорил, что мне не быть леди. Раззадоривал меня, чтобы успешнее дрессировать. И, видимо, справился со своей задачей.       — Да, я тоже заметила. Костюм стильный, волосы в порядке, и ты наконец-то ровно держишь спину.       — Спасибо за комплимент, — бурчу я. — Но лучше расскажите, как у вас тут дела.       Следующий день мы с родителями проводим дома вместе, ради этого они делают себе выходной. Мама наготавливает к моему дню рождения столько еды, как будто затевает вечеринку на полквартала. Но эти хлопоты меня умиротворяют. С папой мы играем в скрабл и шахматы. Я чувствую себя школьницей, вернувшейся на каникулы домой, и когда в окно стучится сова от Люциуса с описанием его путешествия, мне не хочется отвечать ему.       В день рождения мама с папой будят меня, как в детстве, с цветами и тортом, а потом вручают мне подарки: книгу о рунах, которую я давно хотела и горшочек с чихотником, нужным мне для одного экспериментального зелья. На короткое и счастливое время я отвлекаюсь от своих маниакальных мыслей, пока в мой дом не стучится аристократичное блондинистое напоминание о них.       Мама открывает дверь, когда я прохожу по коридору в гостиную, и мы обе застываем, увидев Люциуса. Одетый в магловский чёрный костюм и пальто, с убранными в хвост волосами, он категорически отказывается вписываться в наш интерьер.       — Добрый день, миссис Грейнджер. Я — Люциус Малфой, мы с вашей дочерью вместе работаем в Министерстве.       Я едва удерживаю истерический смешок при этом заявлении.       — Здравствуй, Гермиона, — кивает он мне.       — Привет.       — Здравствуйте, мистер Малфой, — мама постепенно приходит в себя, а потом идёт в атаку. — Вы собираетесь вызвать её на работу? Так я Вам вот что скажу…       — О, нет! — Малфой поднимает руки в умиротворяющем жесте. — Я бы не посмел в её день рождения. Всего лишь зашёл отдать подарок.       — Ох, тогда извините. Проходите в дом.       У меня бешено колотится сердце, но, собравшись с силами, я отправляю маму на кухню за чаем и начинаю разговор:       — Я хотела у тебя кое-что спросить.       — Да? — он изумлённо поднимает бровь. — Поэтому ты не отвечаешь на мои письма, сбежала из Малфой-мэнора и вычеркнула меня из круга гостей твоего дома?       Сейчас, когда он перечисляет мои поступки, со стороны они мне тоже кажутся детскими и нелогичными. Но признавать этого я не собираюсь. Не дожидаясь моего ответа, Малфой со вздохом говорит:       — Давай выпьем чай и прогуляемся. Надо поговорить наедине, а усыплять твоих родителей после того, как меня так радушно приняли, будет невежливо.       Какой воспитанный Пожиратель смерти, вы только посмотрите!       Мне едва удаётся пережить долгий ритуал чаепития и расспросов мамы, которая успела уточнить у меня, тот ли это Малфой, с сыном которого я ругалась в школе. Пришлось убеждать её, что с отцом Драко мы в нормальных отношениях. Даже больше, хотя ей об этом пока лучше не знать.       Но по мере разговора мама просто очаровалась Малфоем, его манерами. Наверное, скажи я ей, что мы женаты, она бы не была против. Папа тоже принял Люциуса тепло. Наверное, влияние оказали сообщение о собственном бизнесе Люциуса и его интерес к стараниям моего отца по созданию своего стоматологического кабинета. В общем, Люциус понравился всем, а у меня уже руки от волнения тряслись так, что я чуть чай не расплескала.       — Так что сподвигло тебя на такие действия? — спрашивает Люциус по дороге в парк, когда мы вырываемся из родительской хватки.       — Твои разговоры о моём завещании.       — Значит, Лиза теперь знает, — бормочет Люциус.       Я замираю, как вкопанная:       — Сейчас же объясни мне, какого чёрта происходит.       Даже Малфоя прошибает моё злобное шипение, и он покорно садится на скамейку, приглашая и меня.       — Когда тебя стали травить, я задумался, кому это выгодно. Ведь в корне любого преступления зарыты деньги.       Люциус выяснил, что в моём наследстве наибольшую ценность представляет треклятый артефакт. Деньги и всё остальное могут наследовать и не родные люди, а его — только кровные родственники.       — И кто же попал под подозрение?       — Креона и Лиза.       — Почему только они?       — Лиза — твоя родственница по линии отца, а он умер. Её мать замужем второй раз. Из кровных родственников остались только эти двое.       — Ещё артефакт можешь унаследовать ты.       Люциус ухмыляется, но говорит спокойно:       — Только вот для этого нужно пройти небольшие условности. И без твоего ведома их провести невозможно.       — Мало ли какие у тебя планы.       — Давай примем за аксиому, что я не собираюсь завладеть огромной магической силой и продать её на чёрном рынке или пойти по стопам Волан-де-Морта, пытаясь захватить мир.       Да, ожидать чистосердечного признания в покушении на мою жизнь ради запаса волшебного могущества от него сейчас было бы глупо.       — Хорошо, примем.       — Завещания у тебя нет, Креона и Лиза имеют равные возможности получить артефакт. По сути, если ты… если с тобой что-то случится, пузырёк получит первая из них, кто предъявит права на наследство.       — Зачем это Лизе? Её семья не бедствует. Да и Креона вроде удачно вышла замуж.       — Я же тебе говорил, что парадный фасад аристократии иногда скрывает много грязного белья.       Оказывается, у Лизы давно идёт холодная война с матерью и отчимом, которые диктуют ей, как жить. Предстоящая свадьба не даёт девушке никакой перспективы свободы, потому что финансово молодые зависят от родителей. Старшее поколение семьи Оллманов также не считает нужным давать волю сыну и невестке.       — Почему Лиза мне не рассказывала о спорах с родителями? — у меня начинает кружиться голова от мыслей о том, сколького я не знаю в своей жизни.       — Кому приятно рассказывать о семейных проблемах.       — Мне она казалась очень открытой и непосредственной. И довольной своей жизнью.       — Вот я и подумал, может у неё есть перспектива избавиться от родительской опеки?       — Лиза на такое не способна.       — Мне тоже более подходящей показалась кандидатура Креоны. Вот кто прожжённая аферистка. Это её далеко не первый муж, она много раз попадала в передряги, чудом выпутывалась, промотала своё наследство. Было несколько случаев, когда она была на грани поимки за серьёзные преступления. Даже сейчас она на мели. Надеялась облапошить старика, дождаться скорого наследства, но тот оказался не таким дураком. Креона получает деньги на карманные расходы, но для её широкой жизни этого мало, а в завещании она не упоминается.       — А не слишком ли много ты знаешь о посторонних людях?       — Годы службы у Тёмного Лорда научили меня добывать нужные сведения, — горько ухмыляется Люциус. — И провоцировать людей тоже.       — Хочешь сказать, что все эти разговоры о завещании не просто так?       — Да. И Лиза, и Креона могли тебя травить. И Лиза, и Креона узнали о твоём якобы новом завещании. Лиза, скорее всего, не при чем, хотя её всё ещё нельзя сбрасывать со счетов.       — Да уж, в магловских детективах преступником чаще всего оказывается тот, на кого никто не думает, — у меня внутри всё сжимается от навалившихся сведений. — Почему ты мне ничего не сказал?       — Во-первых, я собирался тебе рассказать, но не успел, меня вызвали в Румынию, а до этого момента у меня не было достаточно информации. Если бы я знал о своей поездке, то повременил с разговорами о завещании. Дурацкое совпадение. А во-вторых, ты ведь даже не хотела верить, что тебя травят. Скажи я тебе, что одна из твоих оставшихся родственниц пытается убить тебя ради артефакта, о котором ты и не слышала, на что можно было рассчитывать? Можешь даже не отвечать. Ты бы решила, что я хочу рассорить тебя со всеми близкими. Ты ведь не можешь до конца доверять бывшему Пожирателю Смерти.       На этих словах Люциус берёт меня за руку, которая дрожит. Я слышу в его голосе досаду, но смотрит он на меня так же, как в наш запоздалый медовый месяц — с нежностью и надеждой. Мне не хочется этого признавать, но Малфой прав. Вся эта история с покушениями и ядом с самого начала казалась мне дурацкой выдумкой, шуткой. Действительно, услышав от Люциуса предположение о том, что собственные родственники хотят отправить меня на тот свет, я бы только разозлилась на него. Вот ведь странно, когда под подозрение попал он, мне не составило труда поверить, что мне угрожает опасность. Значит, между нами всё ещё нет нормального доверия. Неудивительно, слишком мало времени мы провели вместе, слишком много плохого было между нами.       И всё-таки, когда мы сидим вот так рядом, я чувствую тепло его рук и вижу пронзительные серые глаза, мне кажется, что во мне что-то переломилось. Я до сих пор не могу поверить происходящему, но верить мужу мне хочется очень сильно. Хочется иметь хоть какую-то опору в моем шатком, постоянно меняющем очертания мире. В последнее время Люциус часто служил мне маяком и поддержкой в сложных обстоятельствах моей жизни. И сейчас те сомнения, что жгли меня изнутри несколько дней, рядом с этим мужчиной перестают царапать своими когтями.       — Прости, что так повёл себя, — Люциус прерывает затянувшееся молчание. — Я как всегда недооценил тебя. Думал о тебе, как об обычной женщине, которую не стоит вмешивать в решение проблем, которую нужно держать в стороне от всего. Как последний идиот, забыл о том, что женат на совершенно исключительной гриффиндорке.       Я очень стараюсь не терять головы и осторожности от желания скорее прекратить эти глупости и вернуться к Малфою. Но, похоже, мои чувства к нему сильнее.       — Хорошо. Я тебе верю, — сжимаю его ладонь в ответ и замечаю облегчение в серых глазах. — И что же будет дальше в твоей провокации? Мне нужно выступить в роли приманки?       — Почти. Преступник сам себя выдаст, а тебе просто нужно быть настороже. И, желательно, держаться ближе ко мне.       Я делаю то, чего мне так давно хотелось и чего не хватало всё время отсутствия Люциуса: обнимаю его за шею и прижимаюсь к плечу, вдыхая уже ставший родным мне запах терпкого парфюма, а в ответ на моей талии смыкаются сильные руки мужа, крепко прижимающие меня к нему. Когда он слегка целует меня в макушку, у меня с улыбкой вырываются слова:       — С радостью.