По ту сторону греха

Попав однажды в «мир вещей», выбраться ты оттуда не сможешь. У игрушки нет и не будет души…

      Щелчок.        — Поверните голову, смотрите в объектив.       Щелчок.       — Отлично, теперь пожмите друг другу руки.       Щелчок.       Юкио сменил ракурс и сделал дополнительный снимок на всякий случай. Мужчины, руководители крупных фирм, интервью с которыми готовил его журнал, наконец-то смогли расслабиться. Репортер, работающий с ним в паре, заглянул в маленький экран цифровой камеры.       — Неплохо, — усмехнулся он, хлопнув Юкио по плечу. — Сразу видно, профи из-за рубежа. Снимки точно как в «Форбс».       — У нас преподавал фотограф этого журнала, — собирая аппаратуру, проговорил Юкио.       — Ого… Ладно, крутыш. Осталось еще фото для рекламы парфюмерии. Поехали в редакцию.       Юкио работал всего вторую неделю, будучи на испытательном сроке, но устал, словно пахал два года без выходных. Ему было знакомо такое состояние. И называлось оно — отсутствие вдохновения. Да, он выполнял свои обязанности, но механически, мало задумываясь об эстетической ценности того, что делает, а это выжимало в два раза больше сил, чем бессонные ночи увлеченной работы. Если хорошенько покопаться в воспоминаниях — такая болезнь у него с детства. Болезнь творческих людей — неспособность следовать слову «надо».       В павильоне уже ждала модель, специально выбранная президентом парфюмерной компании. Симпатичная, полуобнаженная девушка с ярко-красными пухлыми губами — она бросала взгляды явно не с профессиональным интересом, скорее хотела заворожить и утащить в свои сети. Но, как положено фотографу, он на чары не реагировал, машинально нажимая кнопку, когда модель меняла позу. Вроде бы прошло немало времени, а до сих пор чудилось, что в видоискатель попал тот самый синеглазый хаслер. Сидит на высокой барной стойке, закинув ногу на ногу, и смотрит надменно и пошло…       Рассматривая сделанные за день снимки на мониторе ноутбука, Юкио вдруг наткнулся на старые работы. Там нашлось изображение однокурсницы — помнится, он делал для университетской газеты. Самая прелестная девушка из всего потока, если не из университета, — с пышными формами, светлыми кудрями и голубыми глазами. Только на фото ее глаза казались блеклыми в сравнении с ледяными океанами, в которые пришлось окунуться, глядя на Кея… Юкио невольно поежился. «Просто воображение. И слишком ярко поставлен свет, — успокоил он себя. — Скорее всего, камера точно так же погасит цвет и его глаз».       Интересно, почему они почти синие? Конечно, сейчас не проблема сделать глаза самого невероятного цвета или, быть может, от света в баре они показались такими. Чем больше Юкио думал, тем больше все это казалось сущей глупостью. Нет. В глазах Кея не было фальши — по крайней мере в их холодном оттенке. Неудивительно, он же и не похож на японца. А в Канаде Юкио видел многих с яркими и светлыми глазами без всяких линз. Кто знает, откуда Кей появился здесь. И где его родители? По возрасту он должен быть первогодкой в старшей школе и сидеть за уроками, а не продаваться пьяным мордоворотам.       Из головы не выходил пугающе пустой, кукольный образ. Чем бы Юкио ни был занят: работой, поисками нового жилья, попытками найти вдохновение хоть в чем-то, — почти каждый вечер на него волной набрасывались воспоминания. Бар, нелепые мазки света на темном холсте, блики в стакане с виски. И Кей. Слишком красивый, слишком идеальный, будто и вправду фарфоровый. Просто кукла… Другого такого не найти. Стоило его все же сфотографировать тогда. Может, еще раз наведаться туда?..       После работы Юкио первым делом набрал Сатору, но тот оказался недоступен. Судорожно вспоминая дорогу, поймал такси. Вместе с водителем пришлось немало поплутать вдоль берегов Аракавы*, повилять между зданиями в тесных переулках. Надежда найти тот бар таяла с каждым поворотом. Вдруг в быстро наползающей на город полутьме показалось знакомое, неровное свечение.       — Остановите здесь.       Подняв глаза на мигающую вывеску, Юкио набрал воздуха в грудь побольше и прошел внутрь. Всю решимость как ветром сдуло. Неловко, словно какую-то постыдную вещь, он убрал в сумку фотоаппарат. Не здесь. Если и фотографировать Кея, то точно не здесь. Почти на ощупь в пелене дыма прошел он к стойке, спрашивая, словно завсегдатай.       — Кей сегодня здесь появится?       Старик-бармен буркнул, не поднимая головы:       — Не знаю.       — Он у себя, с клиентом, — сказала вышедшая из подсобки девчонка, притащившая поднос с чистыми стаканами. В ее взгляде едва заметно промелькнула жалость, не совсем понятно к кому — к Кею или к гостю, обреченному на ожидание.       Юкио не стал уходить, остался возле стойки, оглядел зал. В ответ на него косились пьяные посетители, сверкая недовольством в мутных глазах. По спине бежал неприятный холодок. И ради чего такие жертвы? Какое ему дело до продажного мальчишки? Полюбоваться им, как Сатору? Сомнительное удовольствие. А поснимать можно и в другой раз, когда наведается уже не в одиночку. Но неведомая сила приковала к барному стулу, ноги стали ватными. Сердце на мгновенье замерло: Юкио увидел его. Чуть пошатываясь, уже будучи навеселе, Кей прошел вглубь зала, лавируя между столиками, вызывая ажиотаж своей персоной. Даже те, что сидели уже в компании проституток, протягивали руки к его упругой заднице: раз не хватало денег ее поиметь, то стоило хотя бы полапать. Кей прошел так половину зала, но внезапно развернулся и решительно направился к барной стойке.       — Фуджи-сан, плесни-ка мне, — бросил он, примостившись рядом, прямо на саму стойку.       Юкио опустил голову. Кей смотрел, не скрывая насмешки. Еще бы, Юкио ведь единственный из посетителей, кто всеми силами старался на него не пялиться. Жуть как нелепо.       — Ну что? — Кей наклонился и прошептал прямо в ухо: — Неужели передумал? Или появилось желание?..       Он был настолько близко, что запах его тела, смешанный с терпким дымом сигарет, проникал прямо в легкие смертельным, но чертовски сладким ядом. Опьяненный им Юкио едва нашел в себе силы произнести:       — Нет. Я не… такой. Мне это не нужно.       — Тогда зачем снова приперся?       — Отдохнуть после рабочего дня, выпить и…       — Чего выпить? Сока?       Кей рассмеялся, забирая протянутый барменом стакан.       — А если начистоту?       — Если начистоту… — Юкио обвел языком пересохшие от волнения губы.       Осенила странная мысль, будто этот хаслер — его персональный Дориан Грей, его погибель, соблазнительный огонь вдохновения, в котором непременно, как мотылек, сгоришь до тла. Одно несовпадение — Кей изначально был обличием похоти, а не образцом чистоты.       — Нет… — Юкио самому хотелось бы верить в силу сказанного слова. Но, как обычно бывает, едва что-то произносится вслух, оно теряет свой вес. — Я действительно пришел выпить. Просто ждал компанию.       — Не меня ли?       — Тебя.       Кей постучал по стойке, и старик Фуджи, как по команде, налил коньяк в еще один стакан, поставив его перед Юкио.       — Что ж, давай выпьем, и я пойду, — Кей приподнял свой стакан. — За отличную компанию. Кампай! *       Глотнув коньяк, он даже не поморщился.       — Знаешь, скажу прямо. Через меня столько «не таких» прошло… С пол-Токио. Ты подумай.       Снова наклонившись так, что губы почти касались уха, Кей прошептал:       — Я бы тебе отсосал, причем с хорошей скидкой. На первый раз.       Юкио сорвался с места, залпом хлебнул коньяк и ахнул от непривычного острого жжения в глотке.       — Сказал же, не нужно, — пробормотал он и, выложив из заднего кармана джинсов купюру, поплелся к выходу.       Нет, не то. Кей слишком доступный, слишком похотливый, слишком… Запечатлеть его мнимую красоту на камеру — идея плохая. Из его жестов, из самых невинных выражений лица, движений… из него всего струилась похоть. Это не красота… Не то, что Юкио ищет для вдохновения. Сатору ошибся.       Юкио хотел было привычно поправить ремень от сумки с аппаратурой, но не нащупал его на своем плече. А ведь там же самое драгоценное — фотоаппарат, совсем недавно купленный Canon! Он кинулся обратно, залетел в бар, ветром пронесся мимо столов сразу к бармену. На его месте уже сидел какой-то охмелевший гость. Кея не было. Фуджи отдал сумку, и вежливо попросил больше вещи не забывать.       — У нас тут публика хваткая, — предупредил он.       — Спасибо огромное, — Юкио прижал сумку к себе. — Простите…       Замявшись, он спросил, где находится уборная. Старик махнул рукой в сторону зияющего позади стойки прохода.       Пройдя в темный коридор, освещенный одной ненадежной, мигающей лампой, Юкио словно попал в плохо поставленный порнофильм. Тела смешивались. Плавились, как пластмасса. Лица терялись. Вместо людей — лишь полужидкое, кипящее вещество, концентрированное безумие. Неужели Кей тоже где-то здесь, заживо похоронен в безликой массе? Сложно даже представить, что он мог бы быть рядом с любым. Еще двое парней с клиентами, но они меркли в сравнении с юным воплощением похоти по имени Кей, особенно в такой мерзкой картине — стоя на коленях перед пьянчугами и расстегивая им штаны. От отвращения сводило скулы. Казалось, насквозь пропитанная сыростью и дерьмом грязь этого места так и липла к белой коже, оставляя на ней темные следы и гадкое ощущение тяжести. Юкио протиснулся к кабинкам и чуть не ударился о раскрытую настежь дверь одной из них. В разноголосье стонов он не сразу различил, что там тоже кто-то находился.       Согнувшись и удерживаясь за хлипкую стенку кабинки, стоял обнаженный Кей, а на него тяжким грузом навалился мужчина, чьи брюки валялись на полу вместе с трусами. Тесно прижимаясь к упругой заднице хаслера, он торопливо толкался в нее, на лице проступал пот, и мокрой щетинистой щекой он терся о смуглое плечо. Кей тихо постанывал под ним, лаская себя. Постанывал так сладко, что у любого бы встал. Если бы только не было липких ладоней клиента, сжимающих карамельную кожу до болезненно-синих крапин. Если бы не жуткое, взмокшее лицо и обрюзгшее от семейной жизни тело. Если бы не эта гримаса неземного удовольствия на лице Кея…       Вместе с приятной тяжестью в паху тошнота горьким комом застряла в горле. Даже дышать тяжело. Казалось, от любого неловкого движения хлынет поток рвоты. Буркнув едва слышное извинение, Юкио проследовал к свободной кабинке и заперся в ней. Нужно было прийти в себя. Одно дело — морщить нос, представляя себе что-то неприятное, и совсем другое — встретиться с грязью лицом к лицу, видеть ее, чувствовать на себе.       Когда стоны Кея, горячим медом разливавшие возбуждение по телу, прекратились, Юкио осторожно вышел, стараясь не смотреть за раскрытую дверь. И все же взгляд поймал то, как по влажным, пухлым губам скользила головка члена, размазывая сперму, и Кей слизывал ее так, словно не было на свете вкуснее лакомства.       Юкио почти выбежал из бара, даже не обернувшись на проститутку, что звала, приманивая стройными ножками в рваных чулках. Перед глазами стоял образ Кея с тем мужчиной: бабочка, на которую накинулась лягушка и облепила своей мерзкой слизью прекрасные крылышки. И приоткрытые розовые губы в белесых каплях… Рассыпалась вся порочная прелесть, превратившись в абсолютную черноту. Гадкую, липкую черноту, затягивающую душу без остатка. Пальцы, впивающиеся в смуглую кожу… И почему только все это так остро, так больно засело в голове?       Потеряв дорогу, Юкио плелся в самую гущу тьмы ночного Токио. Остановился, огляделся. Добрел до круглосуточного супермаркета, взял первую попавшуюся под руку бутылку вина. Надо было забыться, вытравить ком из горла, чем скорее, тем лучше. Надо было уехать поскорее и забыть сюда дорогу. Юкио выбежал к проезжей части и поймал такси. Прямо в автомобиле открыл бутылку, протолкнув пробку внутрь, и выпил немного. Одно дело — представлять. Другое — видеть. Юкио вздохнул, прикрыл глаза и прислонился лбом к стеклу. От вина легче не стало, лишь слегка потеплело в груди, но тошнота по-прежнему грозила вывернуть тело наизнанку.       Этот хаслер… почти мальчик. В его теле еще подростковая угловатость, а душа уже вытравлена. Ее нет. Он просто вещь, которую можно купить и, попользовавшись, выбросить. Самое ужасное, что самого Кея, похоже, все это вполне устраивает. Он наслаждается такой жизнью, как вкусом спермы со своих губ.       Юкио добрался до квартиры. Рыская по карманам в поисках ключей, достал мобильный и увидел пропущенные звонки от матери. Она и открыла дверь. Не сумев сомкнуть глаз, прождала полночи, но в ответ получила только горькое «прости» из уст пьяного сына, запершегося в своей комнате наедине с бутылкой вина.