Если не иметь надежд, в жизни нечему будет рушиться.
— Ты слишком напряжен, — ласково прошептал женский голос, а тонкие руки проникли за ткань рубашки. Прилипшая к телу от пота — после долгой поездки на метро в час пик, — она расходилась в расстегнутых полах, словно слой кожи, и тело казалось запредельно чувствительным и абсолютно беззащитным. — Много работы, — выдохнул Юкио, стараясь расслабиться. Наконец-то за последнюю неделю ему повезло: пригласила поужинать старший менеджер отдела по рекламе — объект желания всей мужской половины редакции. Кто бы мог подумать, что ее привлечет мрачное выражение, не сходящее с его лица. Равнодушно Юкио наблюдал за тем, как обведенные бордовой помадой губы обхватывают член, как розовый язычок приятно щекочет чувствительную головку. Когда так делает девушка, это красиво. Так, как должно быть. Правильно. Правильно — зарываться в густые черные волосы, волнами рассыпающиеся по плечам, правильно — оставлять следы на нежной молочного оттенка коже. Правильно — взять ее грубо, показать другую сторону любви. Будучи на пределе, Юкио не сводил с нее глаз, не хотел упустить ни искорки в жадном взгляде. Но будто что-то ударило в голову — и вместо женского лица в замутненном сознании возник Кей. Приоткрытые губы, их шепот, глаза, смертельно холодные, глядя в которые не видишь ничего. «Я бы тебе отсосал», — и обманчиво-страстная полуулыбка на кукольном личике. А следом картинка, где личико залито вязкой спермой. Юкио отстранил девушку, сказав: — Достаточно. Она послушно подобралась ближе, стала целовать, тереться и прижиматься мягкой грудью, но все это — совершенно не то. И ее тепло, и горячие стоны, и лицо… Не маска. Ей действительно хорошо. И Юкио хотел бы раствориться в ней, хотя бы на остаток ночи, но чего-то не хватало. Да, коллега прекрасна и просто сногсшибательна в постели, да, с ней хорошо — только телу. Душа по-прежнему опустошена. Кончив, Юкио опустился на кровать, прикрыл глаза. Вспомнился тот злополучный вечер — до мельчайших деталей, до блестящих крупиц пота на карамельной коже. И грязь все еще оседала липким слоем, похожим на следы чужих прикосновений. Будто не Кей, а сам Юкио тогда прогибался под тяжелым, влажным от пота телом, будто на его губах застыли мерзкие густые капли. Противно. И сам этот хаслер противен. Красавчик, «жемчужинка», как любит говорить Сатору. Как же! Чушь собачья. Без внутреннего света красота не стоит и гроша. А Кей именно такой — пустой. Фарфоровый. Хуже всего было то, что его образ не покидал голову. Его будто раскаленным металлом выжгли на живой ткани сознания. Юкио мутило, выворачивало, в висках пульсировало отзвуками сладких стонов. Ничто не помогало: ни выпивка, ни девушки. Неплохо было бы выпасть на время из реальности, забыться и вернуться уже спокойным и расслабленным. Спасение было одно — работа. Очередной творческий порыв мог все затмить, но вместо него Юкио ощущал упадок сил. Единственный источник вдохновения оказался паршивой подделкой. Или же он что-то упустил? Но в любом случае, в тот бар Юкио больше не наведается. А значит, так и останется запертым наедине со своим проклятым подсознанием, захваченным испорченным мальчишкой. Пока очаровательная коллега постепенно засыпала, Юкио поднялся с постели и открыл ноутбук. — Ты что, сейчас работать собрался? — она удивилась, бросив взгляд на часы. — Да, надо доработать фото той капризной актриски. Все-таки на обложку пойдут. — Ты из-за этого сегодня такой? Весь сжатый, как пружина. Брось. Если хочешь, я замолвлю словечко перед начальством. — Сам как-нибудь. Юкио уткнулся в монитор, правда, долго работать не смог. Несколько раз экспериментировал с контрастностью, размытием фона, оттенками, но не находил нужного сочетания — того самого, идеального, чтобы изображение непроизвольно притягивало взгляд. Сейчас сама его жизнь, как выцветшее фото. С того вечера в ней не осталось красок, кроме одной — черной, цвета тьмы и безнадеги. Выспаться бы, но закрываешь глаза и проступают во мраке очертания бара, стойки и… Кея. Как же это вымотало, выжало, не оставило ни капли от былого, почти детского безрассудства. Юкио оглянулся на уже спящую девушку, забравшись на кровать, прижался к ней, вдохнул нежный запах духов. Вспомнились ее поцелуи со вкусом только что выпитого вина, но даже они не смогли вытеснить мерзкий образ хаслера. Интересно, какой же вкус у губ Кея? Какой вкус у продажной любви? Юкио не стал открывать глаза, позволил памяти вновь и вновь, как при нажатой кнопке repeat, проигрывать тот вечер в баре. Рано или поздно все сотрется и не вспомнится больше никогда. Он не заснул — провалился в черноту. В бесконечность. Утро навязчиво постучалось в окно, разлило свет сквозь шторы, проникло во все щели и защипало глаза. Нащупав и отключив трезвонивший по третьему кругу будильник, Юкио нехотя проснулся. Рядом никого не было. Надо подниматься, идти на работу, но тело будто пришили намертво к мягкому матрасу, а сознание приковали к воздушной перине сна. Юкио из нее выдрали резким хлопком двери. «Ушла. Ну и черт с ней», — вздохнул он, поднимаясь. Легче не стало. Сатору попросил встретиться в выходной, но Юкио совершенно не хотелось с ним видеться и вообще как-то связываться. Еще слишком живы были воспоминания о том проклятом баре: словно кто-то перебирает внутренности — тщательно, стараясь ничего не упустить, а ты чувствуешь малейшее прикосновение. Поскорее бы вытравить из себя все это, но нет лучшего врача, чем время. Отказать Юкио не смог, тем более знал, что Сатору не станет лезть по пустякам. Его старший друг, несмотря на свой авантюризм, умел дорожить чужим временем. К тому же, если идея Сатору с фотосалонами устоялась, вполне можно договориться о работе. Юкио просто душили запросы редакции, артистов, моделей — все сводилось к типичным приемам, а так точно не будет возможности творчески себя реализовать. Стоило войти в кафе и подойти к нужному столику, как Сатору заявил вместо приветствия: — Хреново выглядишь, дружище. Юкио опустил голову, будто извиняясь, и пробормотал: — Хорошего в жизни мало. — Понимаю. На работе проблемы? — И там тоже. — Будто не спишь вообще. Не перенапрягайся особо, — Сатору взял меню, быстро пробежался по строчкам и сделал заказ им обоим. Юкио возражать не стал. — Смотрю, ты тоже не блещешь радостью. Жена приехала? — Нет. Снова прогорел, представь себе. Месяца не дали продержаться. Неважная была идея с арендой помещения в Адати*, но расположиться поближе к центру не хватило денег. — Извини, но если ты меня по этому поводу позвал, то я вряд ли смогу помочь. Я ни черта в бизнесе не смыслю. — Если бы ты не мог помочь, я бы тебя сюда и не позвал, — ухмыльнулся Сатору. Его глаза снова горели, как и тогда, в баре. Юкио стало не по себе. — Ты не вороти нос, Ю. Я все продумал. Нам просто надо вложиться пополам. А если еще и твои фото в салоне развесим, успех обеспечен! Тебя ж как профессионала любая редакция с руками оторвет. — Ну, не любая… — Любая, не преуменьшай. А еще представь, возьмем того мальчишку. Помнишь, я в баре показывал. Сатору снова сыпал комплиментами в адрес «жемчужинки», а Юкио готов был провалиться сквозь землю, только бы не слышать о нем. Вполне хватало собственного, уже отравленного сознания. Кея хотелось проклинать и ненавидеть, особенно за то, что никак не получалось его забыть. Сатору потряс его за плечо. — Эй, Ю, ты чего? Замечтался, что ли? Или влюбился, м? — Нет! — резко ответил Юкио. Под косыми взглядами некоторых посетителей он повторил тише: — Не влюбился. Просто, думаю, что идея провальная. Я рад, что ты не сдаешься, но с этим парнем… Ничего от его фото ты не выиграешь. — Это ты зря. Знаешь, как люди пялятся на образцы? И выигрывают именно те, в которых милее изображена модель. С твоим умением и с его кукольным личиком… — Пожалуйста, Сатору, давай не будем больше о нем! Тошнит уже. Сатору прищурился. Похоже, догадался в чем дело. — Так ты к нему все-таки заходил? — Заходил, — буркнул Юкио. — И давай закроем тему. Он опустил голову, помешивая ложкой кофе. Перед глазами снова темные стены, Кей под пьяным клиентом, его напряженное тело, удовольствие на лице… Не такое уж фальшивое, как показалось сначала. Вспомнилось, как он сидел на стойке и курил. Словно в замедленной съемке, подносил сигарету ко рту, втягивал дым, а затем, откинув голову назад, выдыхал… Юкио мысленно видел каждый кадр. Внезапно, осененный идеей, он поднял глаза. — Я знаю, что надо открыть! Не фотосалон, а модельное агентство! Сатору покачал головой. — Глухой номер. В модельном бизнесе мы продержимся еще меньше. Чтобы пробиться в хорошие журналы, одного таланта маловато. Это невозможно. — Нет ничего невозможного, Сатору. Начнем с малого: рекламок, буклетов, визиток. Моделей я сам могу подбирать. — Ты что-нибудь слышал про агентство Donna? Юкио кивнул: — Естественно. Лучшее в Японии. Даже за рубежом их приглашают. — Потому что там во главе модель с мировым именем. Немка, Ангелика Кёстер. Говорят, мегера та еще. Обожает мужиков унижать, даже среди своих. Что говорить о конкурентах. Donna не даст нам и дня продержаться. — Не попробуешь — не узнаешь. Твои слова, между прочим. Мы можем подключить Алекса. Он у нас тоже модель с мировым именем. — Ты только не напоминай ему об этом, — хмыкнул Сатору. — Сомнительная идея, Ю. Прогорим. А если я влезу в еще один кредит, жена прямо из Монреаля протянет руки и задушит. — Извини, но на других условиях я не хочу вкладываться… — Юкио развел руками. — Упрямый дьявол. Но учти, если что, расхлебывать будешь сам. Юкио довольно улыбнулся — почувствовал прохладную освежающую волну. Именно ее и не хватало. Новая работа будет отличным шансом выкинуть из головы надоедливый образ грязного мальчишки из захудалого бара. Или еще лучше — очистить его, оставив в памяти лишь прекрасную кукольную внешность — непорочную музу. Очистить и навек связать с самой идеей модельного агентства. Слабый узелок двух судеб-ниточек, что легко разорвется под натяжением времени.***
Как и положено служителю ночи, Кей почти всегда появлялся в баре у Фуджи после полуночи, садился на стойку и оглядывал до смерти приевшуюся публику. Здесь проституток всегда много — старик берет по-божески, всего десять процентов от дохода. Кей отдавал ему половину в качестве платы за комнату в этом же доме на верхнем этаже, правда, жил там мало, разве что отсыпался по утрам. Иногда мог особенно приглянувшихся клиентов приводить к себе, ведь лучше на жесткой кровати, чем прижиматься к шершавой столешнице или холодной плитке к кабинках. Раз в неделю Кей отправлялся на выход*. Готовился к нему, приводил в порядок одежду, а главное, себя: тщательно оттирал следы чужих рук с кожи, обязательно замазывал заметные синяки и засосы и сбривал появлявшийся над верхней губой надоедливый пушок. Чтобы игрушку купили, в ней не должно быть видимых изъянов. А уж для поддержания идеальной внешности требовалось немного: чистое тело, умелая подача и капля концентрированного обаяния. При таком раскладе даже потрепанный жизнью парень становился объектом желания. В этот раз перед выходом Кей забежал в бар, выискивая светлое пятно среди серых лиц. Жаль, больше не появлялся тот блондин, который смущался, просто разговаривая с ним. Отшив пару хмельных мужиков, Кей подошел к стойке и привычно заправил организм коньяком. Это стало своеобразным обрядом, чтобы потом по ходу дела противно от себя не было. Немного подумав, он решил предупредить хозяина на всякий случай. — Фуджи-сан, если появится тот белобрысый парень, скажи, что я решил прогуляться до клуба в Кита. — Будь осторожен, — вздохнув, произнес старик. Подмигнув ему, Кей вышел из бара, направился прямиком через парк, где уже горели фонари. Поблизости ни души. С виду. На территории парка ночью всегда кипит своя, особая жизнь, и если прислушаться, можно было легко распознать ее шуршащие звуки. Достав сигареты, Кей невольно поежился от прохладного ветра, несколько раз тщетно чиркнул зажигалкой и раздраженно отбросил ее в сторону. — Черт… К счастью, в стороне парковки маячил огонек чьей-то зажженной сигаретки. Рядом со светло-бежевым митсубиси стоял мужчина и объяснялся по телефону на повышенных тонах. На вид вполне приличный, в фирменном костюмчике, что сидит на крупной фигуре как влитой. И судя по тому, какие золотые часики сверкали на его запястье, отражая свет фонаря, — для него пятнадцать тысяч за час не цена вовсе. Кей уверенно подошел к мужчине, как раз когда тот закончил свой разговор, и поймал на себе его крайне заинтересованный взгляд, просканировавший с ног до головы. — Прикурить не дадите? — промурлыкал он. Мужчина поднес зажигалку, буркнув: — Пожалуйста, — хотя сам так и впивался взглядом в губы. Кей выпустил изо рта дымок и, не став отходить, проговорил, будто сам с собой: — Тоже денек не задался? — Вроде того. — Могу помочь расслабиться. Мужчина устало вздохнул. — Ну, веди уже сюда свой товар, посмотрим. — Зачем вести? Мой товар всегда при мне, — ухмыльнулся Кей и, приблизившись, прошептал сумму. Прямота во сто крат облегчала задачу: сразу становилось понятно кому надо, кому нет. Тот сначала отпрянул в сторону, поморщился. Кей не уходил — добыча еще не сорвалась, судя по тому, как жадно его оглядывали. Он слегка улыбнулся, и мужчина, словно нехотя, открыл заднюю дверь своей машины, нервно озираясь при этом по сторонам. — Черт с тобой. Садись. Кей нырнул в митсубиси. Автомобиль тронулся, отъехав от парка совсем недалеко и свернув в темный, пустой переулок, где в домах уже не горели окна. Всего пара минут, и он курил уже сидя на члене своего клиента, выдыхая вместе с дымом сладкие стоны, не значащие ровным счетом ничего. Весь такой из себя сильный и уверенный, на деле мужчина быстро иссяк. Кончил, отдышался, и едва дал натянуть штаны — вытурил из машины, бросив вслед деньги. Кей молча подобрал и пересчитал их. Он успел привыкнуть к подобным закидонам клиентов. То ли им было слишком стыдно за то, что отымели парня, то ли еще какой бзик, но многие спешили побыстрее избавиться от его общества, не выжидая положенного часа. Главное, что исправно платили. Пока шуршали в руках купюры, остальное было неважно. До клуба Кей так и не добрался, поймал еще одного, который долго с ним развлекался на квартире. По дороге домой он снова свернул в парк, привычно сокращая путь. — Мы тебя, кажется, предупреждали. Из серого, предрассветного полумрака позади него всплыли три силуэта — мужской и два женских. — Здесь наша территория, Кей, — проговорила одна из дам, поправляя свою ядовито-рыжую шевелюру. — И ты это знаешь. А моего постоянного клиента все равно увел. — Того мужика на митсубиси? — Кей повернулся, оглядев компанию. — Ну извини. Территория, может, и ваша, а вот на клиентах печати не стоит. — Не хами, — хрипло отозвался Дзиро, единственный сутенер в этом районе без собственного заведения. — Я давно предлагал работать здесь со мной, ты сам заартачился. — Да на хер ты мне сдался со своей территорией. Пометь ее тут еще. Где хочу, там и ловлю. Я вольный*, в отличие от твоих сук. Дзиро в один прыжок подлетел, собираясь ударить. Кей увернулся. Пустился было бежать, но девушки мертвой хваткой вцепились в запястья и завернули руки за спину, а их хозяин, одернув жилет, с размаху ударил ногой в живот. Кей, скорчившись, упал на землю, но его потянули за волосы, заставляя подняться. — Глянь-ка, вольный он. Скажи спасибо Фуджи, который за тебя горой стоит, давно бы уже сдох под очередным хозяином. Гони сюда что наработал! — Пошел на хуй! — Кей схватил Дзиро за воротник рубашки и ударил точно в челюсть. Сутенер взвыл, ослабил хватку, но все равно вырваться не дал, приложил затылком о землю. У Кея яркие пятна заплясали перед глазами вопреки царившей над городом полутьме. Он попытался снова подняться, но получив удар каблуком под дых, прекратил сопротивление. Воздух застрял в легких, в глазах помутнело. Последнее, что он сумел сделать еще осознанно, — укрыть от посыпавшихся ударов лицо. Утром около бара Фуджи все стихало и начиналась мирная, обычная жизнь. Ника со своим приемным отцом наводили порядок, мыли посуду, убирали захламленный зал, стирали салфетки. Будучи маленькой, но дружной семьей, они легко приняли когда-то найденного избитым и изможденным Кея. Как сломанную игрушку, его выбросили в подворотне; ведь вещи именно так и заканчивают — медленно гниют, не нужные никому. Ника тогда случайно нашла его, можно сказать, спасла от неминуемой смерти. Весь день проплакала у кровати, ожидая пока несчастный юноша очнется, ведь кому, как не ей, приютской девочке, понимать всю боль своего брошенного ровесника. Со временем она стала чувствовать, что ее тянет к Кею, несмотря на его холод и безразличие. Что-то отдаленное, но знакомое всплывало в памяти, когда они вместе обедали, или Ника выхаживала его после попыток оставить жизнь, когда касалась его случайно или специально. Постепенно Кей стал для нее названным братом. Но вот любовь к нему Ника испытывала совсем не родственную, способную полностью разрушить их маленький, спокойный мирок. Потому и молчала, хоть с каждым днем это давалось все тяжелее. Иногда Ника находила под дверью бара записки, адресованные Кею. Он все равно выбрасывал их не глядя, и можно было смело открывать и читать их. В каждой черточке Ника слышала хмельные голоса посетителей, зовущие: «Посиди с нами, Кей!», но иногда попадались такие письма, от которых все переворачивалось в душе. И она видела в них себя… такую же трусиху, которая не сможет сказать о том, что чувствует, глядя прямо в стеклянные, невидящие глаза. Ника замерла на пороге, снова зачитавшись очередной запиской, как вдруг заметила из окна знакомую фигуру. — Кей! — она выбежала ему навстречу. Увидев, что Кей едва плетется, подлетела к нему и подставила свое плечо. — Опять клиент избил? Согнувшись, он навалился на Нику почти всем своим весом. — Не клиент. Свои. — Дзиро? Кей слабо кивнул, простонав от прострелившей голову боли. — Снова нарвался. Нечего там ходить. Ты как специально… — Ника осеклась, вспомнив, сколько раз приходилось ей с приемным отцом вытаскивать Кея почти с того света. Они так и не знают, что тогда случилось. Казалось, не сумев сам расправиться с собой, он до сих пор намеренно ищет смерти. — Не специально, так получилось, — Кей постарался улыбнуться. Ника в ответ на это лишь сильнее нахмурилась. Они слишком разные… А ей так хотелось его понять. Что заставило Кея так возненавидеть жизнь? И что вообще такое «жизнь»? Все ведь представляют по-разному. Что если это невесомый, но очень сложный узор из нитей-судеб, красивый, как кружевная салфетка. И ты тянешь, тянешь свою ниточку, но никогда не знаешь, в каком месте она оборвется или же свяжется с другой ниткой в узелок: может, крепкий, а может, слабый. Через одну нить проходят тысячи таких мелких и больших пересечений. Не бывает ничего случайного. Без этих узелков, без боли и страданий нельзя стать собой. И в разбитых мечтах есть свой смысл — без их осколков не стало бы на свете дорогого и красивого хаслера по имени Кей. Его ниточка ужасно тонкая, и, наверное, если б не узелки судеб других, оборвалась в самом начале. Ника довела его до кровати, обработала полученные синяки, принесла завтрак. Присев рядом, ласково коснулась как всегда растрепанных, мягких каштановых волос, пропуская их сквозь пальцы. Невольно залюбовалась сонным личиком. Уставший, Кей заснул почти сразу, едва его голова опустилась на подушку. Осторожно накрыв его пледом, Ника вышла из комнаты и прижала ладонь к груди, стараясь успокоить гулко бьющееся, беспокойное сердце.