По ту сторону греха

С самого рождения смерть прорастает в человеке корнями, и ему ничего не остается, кроме как холить ее и лелеять. (Юкио Мисима)

      Механический писк раздражал. Ангелика нехотя открыла глаза. В белой пелене едва различались окружности лампочек, погашенных из-за дневного света. Ватное тело не слушалось, разве что веки могли еще медленно опускаться и подниматься.       «Где я? Больница? Почему?..» И вдруг Ангелика вспомнила. Все, вплоть до каждого вздоха в тот день. Сколько прошло времени? Давно она здесь? Но голова, прибитая к подушке, не поворачивалась.       — Ангелика… — позвал тихий голос. Голос, который она хотела слышать меньше всего. — Ангелика, ты как? Как себя чувствуешь?       Рихард появился в белом поле ее зрения мертвенно-серым пятном.       — Позвать доктора?       — Не надо, — Ангелика вытянула из себя слова.       — Точно? Тебя едва откачали.       — Лучше б не откачивали.       В повисшей тишине остался только писк, отсчитывающий пульс. Ангелика снова закрыла глаза. По правде говоря, она не могла представить, что Кей сорвался бы, приехал к ней и сидел бы сейчас на месте Рихарда. Как ни старалась — не могла. Она сама нарисовала себе иллюзии, поверила в них и не справилась с болью от их крушения. Хотела стать для Кея королевой, лучшей из женщин, а угодила в рабыни. Эти отношения изначально были безумием. Сущим безумием, особенно с ее стороны. Слишком хотела привязать его к себе и вот что вышло.       В итоге даже умереть спокойно не дали. А она так устала. Сколько еще раз ей придется открывать глаза и заставлять себя жить, что-то делать, к чему-то стремиться. К чему? К чему человек всю жизнь стремится, если не к смерти?       Что бы сказал Кей, узнав о ее гибели? Шевельнулось бы хоть что-то внутри безупречной пустоты? Треснула бы фарфоровая улыбка?..       Ангелика почувствовала ладонь мужа на своей. Рихард сжал пальцы. Кусал губы, нервничал, хотел сказать что-то, но мялся. Справившись с болью в шее, Ангелика повернула голову. Посмотрела на мужчину, с которым прожила половину жизни. Рихард никогда не давил, не ждал, чтобы она взялась за семейный уют, как жены его коллег. Никогда раньше не попрекал неудачами в бизнесе, всегда помогал. И почему сейчас за маской мягкотелого интеллигента она увидела его другого?       — Почему ты ничего не сказала о ребенке? — произнес наконец Рихард.       — А что я должна была сказать? Он не твой.       — Я бы принял его как своего.       — А сейчас уже не примешь?       — Сейчас его уже нет. Тебя саму еле вытащили.       Снова это мерзкое ощущение: слезы размыли белую пелену и лицо Рихарда, покатились по щекам. Вроде бы того и добивалась — вытравить из себя все, что напоминало о Кее, — а ком в горле застрял намертво. И какой смысл ей жить теперь? Разломанной, разбитой вдребезги. Самое паршивое — даже сейчас она думала о Кее. Ненавидела его, и в то же время хотела сжать его руку, как сжимала руку мужа.       В дверь постучали.       — Извините, время заканчивается.       — Да-да, конечно, — Рихард поднялся. — Прости, уже пора.       Остановился у двери, сказал:       — Я отозвал заявление на развод.       Ангелика непонимающе посмотрела на мужа.       — Прости. Глупо было вообще его затевать. Рушить все созданное нами из-за какого-то мальчишки. Ты так не считаешь?       Вместо слов сорвался стон. Ангелика боялась завыть на всю больницу, старалась держать лицо, но губы дрожали. Спутанные волосы и подушка совсем вымокли от слез.       — Прости меня… — беззвучно выдавила она, но Рихард ее услышал. Услышал, подошел и мягко коснулся губами лба.       — Уже простил. Ты меня тоже прости. Если честно, я до последнего не верил. Ни сплетням в агентстве, ни журналистам. Но как увидел его тогда, у тебя в кабинете, с масляной физиономией, не сдержался. Столько наговорил, натворил… Будто помутнение какое. Прости. Давай вернемся в Мюнхен, когда тебя выпишут? Ясуко тут управится.       Ангелика кивнула.       — Управится.       Слабо и устало, но она все же смогла улыбнуться. ***       Кей ерзал в кресле, ожидая взлета. И не он один — модели позади него шептались, переговаривались, разрисовывая Италию в невероятных красках. Происходящее больше напоминало фантастический сон. Кей и не мечтал уже выбраться из Нитёмэ или за пределы Токио, а сейчас на борту самолета, и впереди полет через половину земного шара.       — Волнуешься? — Юкио коснулся ладони.       — Есть немного.       Объявили взлет. Загудели моторы. Сердце приятно сжалось — вот оно, дыхание свободы, о котором грезилось когда-то давно… Забытое чувство детского восторга.       Сказка закончилась, едва начавшись. К горлу подобрался ком, закружилась голова, уши заложило так, что Кей не слышал вообще никаких звуков. Видел, как Юкио шевелил губами, совал под нос пакет, о чем-то спрашивал взволнованную стюардессу… Надвигалась тьма. Нарастала, охватывала все тело, начиная с пяток, цеплялась за легкие, не давала дышать и лезла ко рту.       «Я умираю», — отрезвила вдруг мысль, и Кей потянулся к Юкио. Скрутившая внутренности тьма настигла в этот момент. Затухающим сознанием он успел уловить только запах собственной блевотины.       Боль — первый признак вынырнувшего на поверхность сознания. В груди жгло и в ушах все еще гудело. Зато что-то приятное, мягкое, но плотное прижато к щеке. Кей разлепил глаза, медленно, боялся, что даже движение веками, может спровоцировать приступ тошноты.       — Кей, ты как?       Мягкость из-под щеки пропала, Юкио отодвинулся, но быстро вернулся назад, снова подставляя плечо.       — Воды?       — Нет…       — Тебе надо выпить таблетку. И поспать. Лететь еще очень долго.       Кей хотел ответить, что в порядке, но стоило открыть рот, как жгучая рвота снова подступила. Юкио достал пакет и позвал стюардессу. Таблетки едва впихнули — Кей боялся разжать зубы, собирался все проглотить (и не такую дрянь глотать приходилось) и перетерпеть, как привык. Связать себя в узел и перетерпеть.       — Кей, давай, бери пакет. Не держи, пусть тошнит туда.       Голос Юкио доходил обрывками. Выпив таблетку, Кей снова примостил голову ему на плечо и прикрыл глаза.       — Спи. Может, лучше подушку?       — Не надо. Сиди. Так хорошо.       Но заснуть не получалось. Организм бунтовал против полета вовсю. Если б не массаж для больной головы в исполнении Юкио, Кей точно бы живым не долетел. Склонившись сильнее, чтобы никто позади не видел измученного лица, Кей стиснул в руках мягкую ткань свитера.       «О, герой переоделся… Кажись, я испортил ему рубашку».       Шутка ли — тринадцать часов полета. Вымотались все, что говорить про Кея, которому и час в воздухе сошел за пытку. Приходилось считать секунды до посадки. Спать он не мог, смотреть фильмы тоже. От вида и запаха еды становилось не по себе. Юкио рядом тоже не спал, хотя мог бы. Он-то явно чувствовал себя нормально и летел не в первый раз. И все же глаз не сомкнул, еще и багаж весь на себя взвалил при выходе.       Спустившись с трапа на твердый асфальт в аэропорту Фьюмичино*, Кей наконец-то почувствовал в себе силы, и кровь прилила к лицу. Закончилось. Ужасное время полета закончилось.       — Возвращаться буду на кораблях и поездах. Никогда больше не сяду в эту адскую машину, — пробормотал он и тут же заткнулся. Похоже, вытошнивший все за время полета желудок решил сам вылезти наружу.       — Уверен, второй раз пройдет легче. Заранее выпьешь лекарство и все будет хорошо.       — Ага, и выблюю его при взлете.       — Не перед самой посадкой же, — улыбнулся Юкио, загружая багаж в мини-автобус. — Садись. Чуть-чуть осталось. Потерпи до отеля.       Как и было обещано, разместили всех в отеле на побережье. Сезон только начинался, море еще прохладное, поэтому туристы заполонили город. Тем лучше, Юкио радовался, что не пришлось терять время в пробках и заодно можно рассмотреть дорогу вдоль берега. Если позволит время, он обязательно пополнит выставку итальянскими пейзажами.       С балкона в номере виднелся пустой причал и кусок пляжа. Оставив вещи, Юкио убрал штору, вышел. Вроде бы невысоко, третий этаж, а панорамный охват огромен. Повсюду внизу росли небольшие гостевые домики. В море кое-где мелькали белые треугольники яхт, блики от яркого, полуденного солнца на волнах, как россыпь бриллиантов. Сложно удержаться. Юкио вернулся в номер, откопал в вещах камеру и вернулся сделать пару снимков. За матовой шторой на соседнем балконе заметил знакомую фигуру и подошел к самому краю перегородки.       — Раз не спишь, значит, тебе лучше? М, Кей?       — Лучше. Гораздо.       — Прости, я уже привык к полетам, не подумал, что тебе может стать плохо. Знаешь, я, когда первый раз летел через океан, думал, седым выйду. Столько воздушных ям…       — А на корабле был когда-нибудь?       — Нет, не приходилось.       — И мне не приходилось.       Кей курил, не отрывая взгляда от линии горизонта. Что-то в нем неуловимо изменилось — на мгновение, не больше, — Юкио даже не успел поднять камеру. Как и тогда, у залива, Кей смотрел на воду, словно искал в ней что-то, что знал только он один. И мог найти только он один. О чем Кей сейчас думал? Наверное, Юкио никогда не узнает. Но если эти мысли помогают ему оживать, значит, все в порядке.       — Хочешь, вечером прокатимся на катере.       — Хочу.       — Но сначала отдохни.       Кей наконец-то повернул голову и слегка улыбнулся. Как же много скрывала его улыбка! Вершина — айсберг, но внутри — вулкан. Юкио уже успел убедиться не раз.       Стараясь не смотреть вниз, он перемахнул через балконную перегородку к Кею. Убрал у него изо рта сигарету и поцеловал.       — Что это на тебя нашло, герой?       — Ничего. Я, может, еще с Нарита хотел это сделать.       — И чего не сделал?       — Не хотел при всех.       Юкио обнял крепче. Многое хотелось сказать: и что любит Кея, как никогда никого не любил, и что готов ради него на все, лишь бы он доверился и отбросил от себя прошлое. Закрыть его от всех кошмаров и неурядиц, от врагов и завистников, как однажды закрыл от пули. Рядом с ним совсем не страшно. Но Юкио промолчал. Хватит того, что они просто сейчас вместе, и Кей не отталкивает его.       — Зайдешь после ужина?       — Хорошо. Не передумаешь?       — Держи карман шире, герой.       В номере зазвонил мобильный.       — Черт… Тогда увидимся вечером.       — Иди уже, скалолаз хренов.       Юкио перемахнул к себе. Еще раз оглянулся. Кей снова обернулся к морю и смотрел вдаль с очаровательной тоской в глазах. Тоской по мечте, той самой, что во взглядах людей с необъятной душой, которым на планете мало места.       Поспать вышло меньше часа, но проснулся Кей достаточно бодрым, перелет, словно ночной кошмар, стерся из памяти. Солнце клонилось к закату, но все еще светило непривычно ярко, прямо в окно спальни. Потянувшись, Кей отправился в душ. Не сразу услышал стук в дверь. Набросив полотенце на плечи, открыл.       — А, герой! Не передумал прокатить меня на катере?       Юкио резко шагнул внутрь, покраснел так, словно успел обгореть на солнце.       — Кей! Черт… оденься. Между прочим, итальянцы очень горячие. Накинутся — не вырвешься.       — Ты меня плохо знаешь.       — В любом случае, одевайся. Ты же не пойдешь голяком на катер.       — Почему бы и нет?       — Кей!       — Ладно-ладно. Как скажете, босс.       Вещи он еще не разбирал, вытащил первое, что попалось в сумке: футболку и джинсы. Когда вернулся, Юкио уставился во все глаза. Разбери его: что без одежды, что с одеждой, он одинаково смущался и продолжал разглядывать. Любовался, видимо.       — Вечером будет прохладно, — сказал Юкио после минутной паузы. — Давай дам рубашку, на плечи накинешь.       — Да нахрен! Идем, герой!       — Подожди!       Кей не знал дороги, не знал итальянских улочек и тупиков, просто бежал вперед на плеск волн, запрыгнул на высокое мраморное ограждение на набережной. Соломенные зонтики оказались прямо под ногами, а от моря потянуло свежим солоноватым бризом. То, что когда-то виделось в книжках, вдруг стало реальностью, возникло из ничего. Упасть бы туда, в море, забыться. Исчезнуть навсегда. Раствориться, стать морской пеной, как печальная русалочка из сказки.       — Осторожно! Не улети в песок, — послышался голос рядом.       Юкио тоже лез наверх. Запрыгнуть с камерой побоялся, подтянул себя, выпрямился. Правда, выставив вперед камеру, едва не сорвался. Кей вовремя подхватил его.       — За себя лучше бойся. У тебя куда больше шансов песка накушаться.       — Еще чего!       Кей хмыкнул. Приметил фонарный столб справа, до него в ограждении никаких препятствий. Отличный плацдарм.       — Спорим, ты даже до того столба не дойдешь.       — Спорим.       Недолго думая, Юкио отдал камеру и пошел, как по канату. Пошатнулся, замахал руками, но устоял и шагнул дальше. Герой есть герой, оправдал свое прозвище. Глупый и наивный, а в смелости не откажешь. Высота-то вполне приличная.       — Смотри! — Юкио коснулся столба и махнул рукой.       Легким шагом Кей отправился к нему.       — Молодец, герой. Я проиграл. Проси, чего хочешь.       — Вот так запросто, чего хочу?       — Ага.       — Раз так, то… Не оставляй меня.       Кей покачнулся, и Юкио подхватил, прижал к себе. На бесконечно долгое мгновение они снова сцепились взглядами. Ни острое желание, ни жалость, ни выгода — что двигало Юкио, когда он сказал не оставлять? Что он хотел? В памяти вдруг всплыло: старый диван, лежащий на нем бледный Хикаро, костлявые пальцы впились в запястье… И голос, хриплый, слабый: «Не оставляй меня». Кей первым отвел взгляд в сторону.       Просто слова.       «Не оставляй меня».       Скорее Кею надо так говорить. Юкио очень выгодный хозяин. Если бросит ради очередной невесты, где еще такого дурака найдешь?       — Странные у тебя желания. Лучше б загадал пиццу принести или типа того. Явно полезнее, чем изжога от моего постоянного присутствия.       — Пиццу я и сам заказать могу. Хочешь?       — Хочу.       — Тогда пойдем.       Но слезть не успели. Над побережьем раздался гудок — теплоход подходил к пирсу. Плавным ходом швартовался совсем близко. Белоснежный, огромный, массивный, важный, с едва колышущимся итальянским флагом на корме — будто адмирал на параде. Кей и не видел ничего больше рыбацких суденышек, жизнь почти сразу отвернулась от него, оставив место только для осколков мечты, гитары и борделя. Что-то забытое, убитое когда-то давно, взывало изнутри, возрождалось, занимало пустоту в душе. Что-то огромное, как ставший у пирса теплоход.       — Кажется, пиццу придется отложить, — улыбнулся Юкио. — Сейчас будут делать последний рейс. Пойдем. Слезай, Кей!       До пирса пришлось бежать, потом лавировать между вышедшими с теплохода людьми, расслабленно идущими, фотографирующимися после морской прогулки. Кей взлетел по трапу, не услышав возмущений контролера. Плевать, Юкио сейчас сунет ему под нос билеты. Главное, что под деревянным настилом палубы ощущалась качка и шуршание волн гасило почти все звуки, кроме крика чаек.       «Добро пожаловать на борт, Кудо-сан, — сдержав смех, Кей запрокинул голову и улыбнулся розовеющему закатному небу. — Я здесь. Я на корабле. Даже не верится…»       Наяву. Море, берег, теплоход — все наяву. Кей видел это собственными глазами. Не картинкой, а пропускал через себя.       Каким бы он стал, если бы осуществилась детская мечта?       — Кей! — Юкио подошел, слегка приобнимая. — Ты как? Не укачивает?       — Здесь меня не укачает, — взяв его за руку, Кей пошел к носу теплохода. Остановился. Чуть выше, прямо перед ним оказались тонированные стекла капитанской рубки. — Здесь я в своей стихии.       Пассажиров собрали, и теплоход дал гудок. Качка немного усилилась, но потом ход выровнялся. Нос лишь чуть приподнимался, настигая встречную волну. Кей стоял у самого края. Тело тянулось туда, вперед. К неизвестному, неувиденному, удивительному. В прошлой жизни точно довелось побыть путешественником или пиратом, иначе откуда взялась эта страсть к морю? Кей улыбнулся, раскинул руки. Вот его настоящий мир, далекий от тесных и шумных баров. И однажды он вернется туда, море заберет его, очистит, смоет гнилую плоть, выбелит кости и отправит навстречу вечности.       Послышался щелчок затвора.       — Эй, папарацци, чего там притаился?       Юкио стоял на два шага позади.       — Отсюда отличный ракурс. Очень красиво.       — Море не может быть некрасивым.       Теплоход зашумел, грянула музыка, началась развлекательная программа. Кей не сдвинулся с места, Юкио тоже. Даже не звал, просто тихо стоял рядом, иногда фотографировал, но не давал никаких указаний. На свидании с морем он оказался третьим лишним.       — А знаешь… — Кей опустил голову, глядя туда, где водная гладь рассекалась надвое. — Я ведь в детстве на полном серьезе мечтал стать моряком. Нет, даже не просто моряком, а адмиралом. После средней школы хотел попасть в навигационную. Была одна такая, при американской базе, правда, японцев там не жаловали. И обучение стоило очень дорого. Родителям на меня было плевать, вот я и сбежал от них. Решил, что сам на учебу заработаю.Только вот, когда заработал, уже не подходил по возрасту. Да и не мечтал уже ни о чем, кроме как сдохнуть поскорее…       Юкио вздохнул. Мог ничего и не говорить в ответ, на лице уже отражалась жалость. Зря Кей рассказал. Сочувствие было лишним. Он не бедная сиротка и не жертва обстоятельств. Он осознанно скатывался на самое дно, рвал себя на части, искал смерти. Самоубийц, тем более таких, не стоит жалеть.       — Ну, можно сказать, — Юкио вернул себе улыбку, — пусть заочно и на время, но твоя мечта сбывается сейчас. Разве нет?       — Наверное… — Кей накрыл ладонью его руку, сжимавшую перила палубы. — Я уже сбился со счета, сколько раз говорил тебе… Спасибо, герой.       — Не благодари. Я этого ничем не заслужил.       Сжав руку в ответ, Юкио переплел пальцы. Кей воспользовался затишьем, приблизился, словно хотел поцеловать, и выхватил у него камеру.       — Эй!       Не успел Юкио опомниться, как Кей уже нажал на кнопку.       — Ну и что ты делаешь?       — Ничего. Тебя вечно ни на одной фотке нету, а теперь будешь. Назови вот эту «Ищу ракурс среди волн». Хотя ты тут куда-то в пол смотришь.       — Отдай сюда, — Юкио забрал фотоаппарат, но щелкнуть в отместку не успел. Кей быстро отвернулся.       — Жаль, не получилось… Вышла бы шикарная работа, между прочим.       Кей заглянул в экран. Кадр вышел смазанным, но все же остались очертания профиля на фоне тонущего, красного солнечного диска.       — А по-моему, получилось. Назовем ее «Моряк, которого разлюбило море».       — Море, может, и разлюбило, — Юкио вернул камеру на место. — А я не отказываюсь от своих слов.       Он обнял со спины, уткнулся носом в шею. Заглушенные музыкой и шумом теплохода слова Кей не услышал, скорее, почувствовал в прикосновении губ к коже: «Я люблю тебя».