По ту сторону греха

В суете забывается главное: человек по своей природе одинок

      Хина, похоже, вычеркнула тот вечер из памяти. Ни грамма неловкости, она как и раньше: то приносила кофе и напоминала про обед, то делилась впечатлениями от жизни в своей «многодетной», как она говорила, семье. Юкио тоже старался не думать, и все же осадок оставался. Не проявил ни грамма сочувствия к ней, а если подумать, они оба в похожем положении. Каждый стремится любить, и почему-то выбирает для этого совершенно неподходящие кандидатуры. Теперь рядом с ней становилось неловко, потому что за маской жизнерадостности, веселья и доброты Юкио видел настоящую Хину, отвергнутую, печальную и одинокую.       Стоя у истоков агентства, он верил, что способен сам управлять судьбой, что каждый его шаг верен, потому что он знает, что делает. В деле это давалось легко. Сомнения были лишь надоедливой пылью, от которой удавалось отмахнуться… ровно до тех пор, пока прямой и ясный путь не поглотила песчаная буря. Иначе чувства к Кею не назвать. Судьба вдоволь насмеялась над Юкио, сделала его беспомощным и унесла прочь с проторенной дорожки. Незаметно и неизбежно все это время судьба клонила чашу весов в свою сторону. Все происходящее неслучайно. И Хина не зря оказалась рядом и призналась именно сейчас, когда Юкио потерял всякий интерес к жизни. Возможно, она указатель к другому пути, тому самому, в котором Юкио всегда видел себя: с семьей, детьми, размеренной жизнью, как у всех. Подобно отцу, всегда спокойному и счастливому, неунывающему до последних своих дней, умирающему рядом с любимыми женой и сыном.       Телефон дрогнул от вибрации.       «Кей?!»       С чего ему писать? Он занят съемками. Скоро вернется в Токио, а поговорить насчет его младшего брата так и не удалось. Вряд ли удастся, в ближайшее время фотосессии не планировались, а из-за сериала его график расписан по минутам. Обещание, данное мальчишке, душило. Икиру не навязывался, однако время от времени мельком появлялся около агентства, словно напоминал о себе. Один раз Юкио успел его поймать. Потерянный мальчишка кивал и извинялся непонятно за что, благодарил за то, чего еще не сделано, и своей детской кротостью вешал дополнительную гирю на душу.       Выездов сегодня не планировалось, две съемки в павильоне, с закрытым светом. Судьба намекала, что лучше закрыться от мира. Стоило бы позаботиться об отпуске, взять перерыв на пару недель, прийти в себя, вспомнить, что Юкио не отражатель образов через объектив, а прежде всего человек.       Сообщение, что пришло от Алекса, не стало внезапным. Говоря начистоту, Юкио не хотел его читать, не хотел вспоминать какой сегодня день. Мать оказалась права — он превратится в старика с фотоаппаратом, с которым так и будет бегать до конца жизни. В итоге, даже она не хотела с ним разговаривать, кажется, вычеркнула из своей памяти тот день, когда ее стараниями Юкио увидел свет.       По иронии судьбы именно в день рождения слишком остро ощущаешь себя одиноким.       — Стоп. Поправка.       Юкио загасил боковой софит не полностью, направил приглушенное свечение в сторону модели. Мягкие тени размыли контур, превратили пышную, полупрозрачную юбку в сказочно-туманный шлейф.       Сатору не сказал ни слова, прошел по коридору, будто мимо пустого места. Сатору — человек, знавший с малых лет, поддерживавший наивного мальчишку за границей и не считавший бредом мечту «покорить мир». Так много прошли вместе… До последнего момента он помогал как мог, позволил продолжить работу в агентстве. В какой момент все полетело прахом? Друзья, некогда заменявшие семью, испарились, словно никогда их и не было рядом. К двадцати восьми годам Юкио ничего толком не приобрел, зато успел потерять то, чем по-настоящему дорожил: семью, карьеру, друзей… любимого человека.       — О, Юкио-сан, я вас нашла! — Хина появилась возле автомата, взяла банку с колой. — Оцените мою работу.       — Ты почти профи, мои оценки ни к чему.       — Но я хочу, чтобы вы оценили. Пойдемте.       Последние фото она сделала в полутьме на контрасте с насыщенным персиковым светом, плотно облегавшим силуэт модели, что тонкие чулки стройную ножку. Вышло достойно восхищения. Чем больше Юкио вглядывался в ее последние фотографии, тем яснее становилось — ему в агентстве не остается места.       — Потрясающе. Очень чувственно, Хина-тян.       Раньше у него получалось поймать настрой, схватить незримую нить от образа в своем сердце и дотянуть до зрителя, и чтобы обязательно возникло то же чувство, те же мурашки пробежали бы, возбудив те же клетки, что и у фотографа при спуске затвора. Сейчас же на банальную похвалу Юкио не хватало эмоций. Выжат, иссушен и пуст — сам виноват. И стыдно демонстрировать перед Хиной никчемное подобие радости — полную разочарования улыбку.       — Признаю тотальное поражение.       — О, нет. Мне все равно далеко до вас. Как думаете, сойдет на рекламный баннер? Вот эта, например?       Она остановилась на изображении с профилем модели крупным планом.       — Более чем. Взгляд сразу цепляется. Думаю, заказчик и это, и остальные твои фото с руками оторвет.       Хина расцвела, будто Юкио и был ее заказчиком.       — Я пойду к себе, Хина-тян. Много работы.       — Конечно! До вечера.       Ровно в семь она преданно ждала у выхода, несмотря на то, что Юкио пришлось задержаться с корректировкой расписаний из-за возвращения Кея. Как и ожидалось: ему не выделили ни одной свободной минуты.       «Невезение — мое второе я», — Юкио вышел, раскланялся, извиняясь, Хина, впрочем, не обиделась и без раздумий села в машину.       — Вы не против заехать сегодня к нам? Ненадолго, хотя бы на час.       Причин отказать ей не нашлось. И сил ехать в пустой дом, чтобы слушать тишину в бесполезных попытках выспаться тоже. Если заснуть вообще получится. А потом проснуться под надоедливый стрекот цикад с одним лишь отличием — на год старше.       — Добрый вечер, Юкио-сан! Спасибо, что присматриваете за моей непутевой дочкой. — Мать Хины встретила у ворот. Она оказалась не такой уж пожилой, Хина говорила, что родилась поздно, у ее матери не было никакой надежды, но боги смилостивились и ближе к сорока у нее все же родился ребенок. У Юкио язык бы не повернулся назвать маленькую, миловидную даму шестидесятилетней.       За воротами вместо приветствия зазвучал протяжный и высокий лай, но Хина внимания не обратила, провела внутрь дома мимо вольера, кажется, пустующим. Но лай явно доносился оттуда.       — Проходите, присаживайтесь. Мы с мамой скромно пригототовили тут к ужину…       «Скромно» — неуместное слово для пиршетсва, которое открылось перед Юкио. С уходом Кея для себя он не готовил и не ел домашней пищи, оттого, наверное, обычные блюда воспринимались как нечто особенное, пропитанное уютом и спокойствием. Чем-то из прошлой жизни.       Хина никак не успокаивалась, то приносила приборы, то салфетки, суетилась изо всех сил, пока мать ее не усадила.       — Я сама все принесу. Ты после работы. Отдохни.       — Верно. Мне уже неудобно, что доставил вам хлопот своим визитом, — Юкио слегка поклонился на ответные любезности.       Они ненадолго остались вдвоем. Молчали. К счастью, мать Хины выглянула из кухни быстро и… с тортом в руках. Несколько свечей стоявших по кругу зажжены и словно ждут, чтобы их скорее погасили в жертву одному единственному и несбыточному желанию.       — У вас ведь день рождения сегодня, верно?       — Откуда ты узнала?       — От Натсуки. Она же готовила вам небольшой сюрприз, разве не отдала?       — Вот же болтушка, — Юкио покачал головой. — Нет, не отдала. Видимо, замоталась.       Узоры из крема напоминали детство. Первая круглая дата, десять лет. Юкио тогда возвращался из школьной поездки и отец встретил с огромным тортом в руках: ребят из двух параллельных классов смогли угостить. Все кругом веселились, поздравляли… И мир казался огромным, а ты в нем — большой и значимый человек. Ведь у тебя сегодня день рождения.       — Не стоило, Хина-тян. Я после двадцати пяти и не отмечал.       — Почему?       Юкио честно пожал плечами. Что-то в нем тогда перегорело, жизнь стала выцветать, как фотокарточка на солнце. В привычный распорядок ворвался ураган по имени Кей, снес подчистую то, что раньше казалось до смерти важным, и Юкио забыл про себя. И сегодня не вспомнил бы, если б не сообщение от Алекса и не оповещения из соцсетей с поздравлениями от совершенно чужих людей. Всех, кроме тех, без кого действительно праздник имел бы хоть каплю смысла.       — Знаете, я хочу нарушить эту традицию. Пусть без громкой вечеринки, но давайте отметим ваш день рождения, Юкио-сан! Вот.       Хина положила на стол коробку.       — Не стоило, Хина-тян…       — Скромный подарок. Я приметила у вас статуэтку… и подумала, что не к лицу симпатичной гейше быть одинокой.       Внутри оказалась статуэтка самурая эпохи Сэнгоку, безумно дорогая, судя по детализации, украшенным позолотой доспехам и сияющему мечу с узорными ножнами.       — Ого. Спасибо. Спасибо огромное, Хина-тян. Мне и впрямь неловко, ты позвала к себе, накрыла на стол, еще и подарок…       Сделала больше, чем все, кого в душе Юкио считал своей семьей.       — Все в порядке. Вы же именниник сегодня, а значит должны только принимать поздравления и есть торт.       Его словно вернули в детство. Задувая свечи, Юкио мимолетно вспомнил о том, кого сейчас так сильно не хватало за столом. Если бы Кей был рядом, что сказал бы? Наверняка, что-нибудь язвительно-смешное, в своем стиле… Да и неважно что. Сыграл бы, ведь он знал, что Юкио обожает его музыку.       Мечта растаяла вместе с легким дымком от потухших свечей. Мать Хины разлила чай по чашкам. Она оказалась женщиной мягкой и спокойной, полной противоположностью матери Юкио. Правда, компанию долго не составляла, сославшись на срочные дела, ушла к подруге в соседний дом, снова оставила наедине.       — Так-то лучше. Мы по-настоящему отметили ваш день рождения, — Хина убирала посуду на край стола.       — Спасибо. Спасибо тебе огромное. Правда, не стоило ради меня так…       — Стоило. Вы сегодня выглядели ужасно несчастным, несчастнее, чем обычно.       — Настолько заметно?       Хина засмеялась, разлила вино.       — А я так старался казаться счастливым и полным сил.       — Сделали только хуже. Ваше притворство легко раскрыть. Давайте лучше выпьем. С Днем рождения, Юкио-сан! Кампай!       — Кампай.       Как делал Кей — Юкио осушил бокал почти залпом и стал искать по карманам сигареты.       — Из-за него, да? — прошептала Хина.       Холодок пробежал по спине — до того горькой была ее интонация. Очевидное бессмысленно отрицать.       — Наверное. Отчасти.       Невозможно же во всех бедах винить Кея. Без него многое поменялось, оттого Юкио и сознательно губил себя, продолжал вытравливать нежное и светлое до пустой оболочки. Так он видел власть над собственным «я»: мог бы, конечно, взять себя в руки и продолжить движение вперед, но теперь медленная смерть влекла куда сильнее. Наверное, все же влияние Кея. Он хотел видеть в Юкио покойника, и Юкио воплощал его желание.       — Вы и правда его любите?       — А что по-твоему любовь, Хина-тян? — и в усмешке проскальзывало что-то от Кея. Неуловимое, но приятное и в то же время пугающее.       Хина напряглась, задумалась. Хотя могла бы говорить что угодно, в ответе на этот вопрос нет истины. Дважды два равно четырем, других вариантов нет, а у любви не существует похожего ключа. Нет измерений. Нельзя взять термометр и определить, на каком делении теплота и забота, а на каком дикая страсть… и где между ними заветная шкала, способная оцифровать чувство, сделать из него предельно ясный ответ… Юкио не раз наедине с собой задавался этим вопросом. Что это такое «любовь»? Любил ли он Кея? Как осознать это, если теряешь голову напрочь? Если не представляешь в каком из множества проявлений она спрятана? Все ли они равнозначны? И все ли сопровождаются хоть и сладкой, но нестерпимой болью?       — Думаю, что любовь… — начала Хина. — Любовь — когда тебя непреодолимо тянет к кому-то. Когда хочется быть рядом с ним, хочется, чтобы он был счастлив. Даже если невзаимно, все равно. Не оставлять в трудную минуту, что бы ни случилось. Жить любимым человеком, как любимым делом. Наверное, так.       С ее словами оживало внутри острое чувство, шевелилось, охватывало и сжимало сердце рукавицей с жесткими иглами. Стоило подумать о Кее, и оно просыпалось, давило на грудь, мешая полноценно дышать, но без него Юкио точно умер бы. Возможно, появился бы на свет другой человек с тем же именем, более жестокий и замкнутый, но тот Юкио, что сидел сейчас перед Хиной, готовый, как ребенок, упасть к ней на колени и разрыдаться, исчез бы без следа. Это чувство, жестокое и прекрасное, пробивающийся шипами через тело розовый бутон, — оно на самом деле спасало. Мучило, но избавляло от того, что заставляет человека сделать роковой шаг за порог смерти. Изводило, заставляя вспоминать поцелуи до головокружения, вечную усмешку и надменный взгляд, гитарные мотивы, раскуренный на двоих косячок сладкой и запретной, как и сам Кей, марихуаны…       «Герой». — Стоило закрыть глаза, и он, как и раньше, материализовывался из тьмы. До смерти захотелось взять телефон и написать ему прямо сейчас. Пускай не ответит и посчитает глупым и навязчивым придурком.       — По твоим словам, да. Я его люблю.       Хина подлила себе еще вина.       — Я сужу по себе. Сама испытываю подобное, но, боюсь, без ответа.       — Мы все меряем по себе. Других мер у нас нет, — Юкио отвернулся, не хотел видеть ее расстроенного лица. До сих пор стыдно, что сказал про шанс, вселил слепую надежду и теперь крошил ее остатки. — Прости.       — Ничего, я сама виновата. Думала, что стоит сказать о своих чувствах. Но вижу, что зря это сделала.       — Хина-тян, ты поступила правильно. Это в манге и дорамах герои понимают друг друга с одного взгляда. В жизни надо говорить, как бы ни было при этом страшно.       — Мне не страшно. Бессмысленно, — она перегнулась через стол, посмотрела прямо в лицо и вернулась на место. — Юкио-сан, будь я парнем, вы переспали бы со мной?       — Хина-тян, ну что ты…       — Нет, ответьте.       — Дело не в том, девушка или парень… Переспать можно с любым. Но вряд ли это показатель любви, правда? Я встречался с девушками, на одной даже готов был жениться. Кей, как говорится, спутал мне карты. Не знаю, как объяснить, когда дело доходит до слов, я всегда теряюсь. С Кеем мне хорошо. Сначала, конечно, я сомневался, думал, что с ума сошел, раз заглядываюсь на мальчишку. Но когда увидел его улыбку, настоящую, не для фарса, вдруг понял, что хочу быть с ним рядом. Оберегать, делать все, что в моих силах, лишь бы эта улыбка как можно чаще светилась на его лице. Хочу проводить с ним все свое время… но… Забыл кое-что спросить. Сдался ли ему я? Ты очень привлекательная, и, наверное, встреться мы раньше, стали бы неплохой парой. Но… В общем, я люблю его.       — За что? Он же бросил вас!       — Ну и что. Внутри меня ничего не поменялось. Больно, конечно, но пока он доволен жизнью, доволен и я. Прости, пожалуйста, Хина-тян. Но пусть между нами все останется как есть. Понимаю, жестоко получается по отношению к тебе. Ты дорога мне, правда, и терять твою ценную дружбу, честно, я бы не хотел. Ты еще найдешь своего человека, я уверен. К тому же парень из меня совсем никчемный, другом я куда больше пригожусь.       Она горько вздохнула.       — Сильно сомневаюсь.       Повисла неловкая тишина. Хина долго собиралась с мыслями, но едва открыла рот — скрипнула дверь.       — Ой, боже, выползли! Опять не соберем, — Хина подорвалась, схватила на руки черно-рыжий комок, издавший слабый писк. — Юкио-сан, не хотите на наших щенков посмотреть?       — Давай. С удовольствием.       В соседней комнате под зефирно-розовым светом ночника в углу на одеялах лежала немецкая овчарка в окружении трех таких же комочков, что и лежащий на руках Хины.       — Чудо, не иначе, мы всем щеняткам нашли хозяев, на неделе их должны забрать. Так что мамочка скоро вернется в вольер.       — Хорошенькие, — Юкио присел рядом, протянул руку. Овчарка оскалилась, зарычала, готова была наброситься несмотря на команды Хины, но все же обнюхала ладонь и внимательно вгляделась в того, кто собирался прикоснуться к ее деткам. Рычание прекратилось, и она положила морду на лапы, а Юкио, получив одобрение, погладил активно перебирающих лапками щенят, одного поймал вместе с Хиной и вернул к матери.       — А кто же у вас в вольере? Там кто-то лаял.       Хина отмахнулась, едва не упустив еще одного бегуна.       — С предыдущего помета остался. Единственный выжил. Его забирали, но вернули на днях, жаловались, что уж больно агрессивный для такого малыша.       — Малыша?       — Тогда да, а сейчас ему четыре месяца, вряд ли уже кто-то возьмет. С ним и мне тяжело. Никак не перевоспитать.       — Неужели никаких вариантов?       — Боюсь, что нет.       Оставив щенят, вышли во двор, и Хина указала на огороженное пространство внутри вольера, Юкио, еще когда вошел, обратил внимание на темную, слившуюся в сумерках с жесткими кустами шерстяную шубку, а теперь смотрел точно в спину отвернувшегося от мира пса.       — Ричи! Ричи!       Тот не шевельнулся, лишь глухо рычал.       — Видите какой. Точно как человек, раз бросили и больше никому не доверяет.       Напоминал кое-кого, однажды брошенного, преданного и больше не желающего верить никому, кроме самого себя.       — Эй, Ричи, — Юкио протянул руку к металлическим прутьям и пасть тут же сомкнулась на пальцах.       — Ричи!!! Фу!       — Стой, все нормально, Хина-тян, — Юкио просунул вторую руку и погладил щенка по загривку. — Все нормально. Он поздоровался.       Ричи фыркнул, прищурив светлые серо-голубые глазки, впился зубами сильнее, еще немного и затрещали бы кости. Кровь потекла по ладони, пара капель оставили след на траве в вольере. Но Юкио его не отпускал. Пока Хина бежала в дом за аптечкой, он все еще держал пса за загривок, почесывая иногда от шеи к уху.       — Я тоже один, малыш. Меня тоже бросил человек. Но, знаешь, я не обижаюсь. Он для меня все равно хороший. И чем-то похож на тебя. Тоже делает больно и выжидает, когда же лопнет терпение. Пойдешь со мной, Ричи?       Щенок будто понял. Медленно и осторожно, готовый в любой момент снова броситься в атаку, разжал пасть. Немного отошел, сел и уставился на Юкио. Проверял.       — Ох, извините, извините, Юкио-сан. У вас кровь… — Хина приложила к ране медицинскую салфетку. — Пойдемте в дом, промоем и обработаем как следует. А Ричи еще получит за свое «гостеприимство»!       — Хина-тян, позволишь его забрать? Думаю, нам вдвоем будет веселее, и мы соседи, я всегда смогу проконсультироваться у тебя, если что.       Она застыла и удивленно моргнула.       — К-конечно, я и контакты знакомого ветеринара дам, но… Вы уверены, Юкио-сан? От него уже отказывались, боюсь второго раза…       — Второго раза не будет. Мы притремся друг к другу, правда, Ричи?       Ричи неожиданно громоко тявкнул и махнул хвостом, не сводя с Юкио испытующе-пронзительного взгляда. Похоже на сумасшествие, но в нем угадывалось что-то от Кея. Холодное и пугающее, но манящее идти навстречу.       Хина не настаивала, хоть и боялась отдавать щенка, смотрела на бинт на руке всякий раз и снова напоминала, что не стоит браться за перевоспитание того, кто не способен измениться. Спрятав руку в карман, Юкио поклонился и поблагодарил ее за ужин, за прием и подарки. Взял поводок и отправился к себе. Ричи семенил следом, оглядывался.       — Не волнуйся, мы будем к ней заходить, обязательно.       Не похоже, что Юкио поверили, но по крайней мере Ричи покорно зашел за калитку в свой новый дом.       — Теперь будешь жить тут, парень, — Юкио потрепал его по голове, принимая рычание и возмущенный лай за согласие. Лучшего подарка судьба ему подкинуть не могла — в доме больше не будет пусто.