Чем чище облик, тем больше грязи он притягивает к себе.
— Хина-тян, я отъеду ненадолго, — Юкио закрыл ноутбук. Снял очки, потер сдавленную переносицу. Зрение в относительном порядке, но стоило засидеться за ретушью дольше обычного, в глаза будто песок сыпали. А последнее время Юкио уходил в искусственные краски цветокоррекции, искал что-то необычное, новое, свежий глоток вдохновения, которого катастрофически не хватало… И возможность оставаться на плаву в единственном деле, с которым с самого детства наладилась взаимная любовь. Погружаясь в игру света, в четкие и туманные образы, в резкость и плавность контуров, ракурсы, плоскости, Юкио переставал существовать. Он становился линзой, пропускал мир через себя и показывал то, что видел. Вместе с Кеем ушло нечто важное, но что именно — самому Юкио было сложно понять и сформулировать. Поэтому приходилось искать новые подходы, чтобы не отстать от быстро набирающей обороты Хины. Со времен студенчества не пробовал рисовать. Мать всегда называла стремление к живописи «детскими порисульками» и не понимала, как можно заработать деньги на бессмысленной мазне красками. Она ждала, когда Юкио повзрослеет. И Юкио вырос, правда, немного не так, как ей бы хотелось. Забросил не рисование, а ее. И все же проклятие над ним висело. Чем ближе дело шло к выпуску из университета, тем белее оказывались скетчбуки, масляные краски перед отъездом в Токио пришлось собрать и выбросить, несмотря на то, что некоторые тюбики даже не довелось открыть. Фотография, более быстрая и четкая, заменила долгие часы работы над картинами. Сегодня явно особенный день. Стоя в пробке Юкио открыл чистый лист в ежедневнике, взял карандаш. Навыки не те, что раньше, рука не твердая, еще и приходилось поглядывать за дорогой. Сначала проявились контуры гитары, повисшей в воздухе в середине листа. Потом… сами собой стали возникать знакомые черты. Опущенный в никуда взгляд, растрепанные волосы, губы, приоткрытые, словно напевающие что-то. Очередь двинулась, Юкио сунул карандаш в ежедневник, отложил набросок. Сложно представить, что наступит момент, и этот образ начнет понемногу тлеть и стираться из памяти. Однажды Юкио уже пытался… Нет, даже дважды пытался. В первый раз смаковал, искал в Кее нечто, в чем нуждался сам. Второй раз безуспешно пытался выдрать с корнем и мечтал заработать амнезию, лишь бы не помнить каким дураком оказался и не чувствовать больше дикой боли и стыда. Замкнутый круг пошел на новый оборот. Съемочная группа из Ито должна была прибыть в студию возле Старрайз, по словам Некодзавы, в районе пяти вечера. Сейчас они еще в пути, а значит, Юкио успеет встретить… и, если удастся, поговорить. Другого шанса не найти, съемки решили ускорить, трансляцию выкупили и уже назначили дату премьеры — Сатору на совещании объявил с гордостью, довольно потирая руки. Ему же плевать насколько вымотается в безумном графике Кей. Откуда почти постороннему человеку знать, как быстро Кей выгорает, как ему порой необходимы тишина и одиночество. Он не скажет. Даже если неприятно, он привык улыбаться, бордель научил его всегда держать «товарный вид». И Кей брал своим обаянием, давал понять, что может невозможное, причем легко и непринужденно, будто ему самые сложные и невероятные задачи даются по щелчку пальцев. Про возвращение актеров, как оказалось, знали многие. Толпа народу стояла возле студии, кто с открытками, кто с плакатами, кто с цветами. Понятно ради чего они собрались. В соцсетях активно распространяли посты с фотографиями с бэкстейджа, Хина иногда делилась, она тоже ждала премьеру, и особенно гордилась тем, что работает в агентстве, откуда главный актер. Кей редко мелькал на этих фото, а если и появлялся, то в темных очках на вторых планах. Порой соцсети — настоящее зло. Достаточно намека. Его мгновенно разгадают, и вот результат: пробиться в первые ряды можно только дракой. Юкио купил букет белых лилий, придерживал его над собой, чтобы не смять в толпе, двигался мелкими шагами ближе ко входу в студию, стараясь протиснуться незамеченным. Поднялся визг, когда из-за поворота показался микроавтобус, а за ним — конвейер из машин, в том числе и знакомая темная мазда Некодзавы. Но почему-то пустая. Там Кея не было. Юкио точно не видел, не знал, обыкновенное предчувствие, что Кея нет ни в одной из машин. Пока микроавтобус парковался, затихшую трассу прорезал шум мотоциклов. «Вот и он…» Юкио различил бы рычание его «зверя» несмотря ни на что. — Мужчина, три шага назад, — сурово проговорил охранник, стоявший у входа в студию. — Извините, я сотрудник агентства «Bravo», — Юкио протянул визитку. — По срочному делу к Некодзаве-сан и ее подопечному. Охранник с подозрением покрутил карточку, вернул, пропустил. Внутри еще один проверил, отзвонился и пропустил. Съемочная группа к тому времени выгрузилась, Кей и еще один мотоциклист, вернее, мотоциклистка, его партнерша по площадке, вошли первыми, а следом за ними другие актеры и персонал. Кей загорел, потемнел, а волосы наоборот выгорели на солнце. Словно он приехал из долгого отпуска, а не со съемок. Единственное, что настораживало — он почти не улыбался. Заметил. Поднял темные очки на лоб, сделал шаг навстречу. И Юкио — почти одновременно с ним. — Привет. Кей кивнул. — Привет. — Это тебе, — Юкио протянул букет. — На кой черт? — С завершением очередного этапа съемок. Как тебе? Понравилось? Кей пожал плечами. — Неплохо, да. — Кей, тебя ждать? — весело махала рукой его партнерша. — Иди пока, Саюри-тян, я позже подойду. С сияюще-белым букетом в руках, несмотря на черный костюм, Кей напоминал статуэтку из католических храмов в Монреале — печального ангела. Из-за него Юкио ощущал себя там неуютно, мраморные глаза словно выворачивали наружу его истинную сущность. Перед ним стоял живой такой же ангел. Некогда ЕГО ангел. — Ты только за этим пришел? — спросил Кей. — Нет. Извини, что задерживаю, но у меня серьезный разговор. — Мы вроде как все выяснили. — Не о нас. Кей хмыкнул. — Ладно. Пойдем в гримерку. Он схватил за руку. Не спрашивая, просто взял и схватил по привычке. Грудь сдавило от тоски, захотелось остановиться, перецеловать каждый палец, прижаться губами к запястью, почувствовать его частый пульс. Юкио черт знает в какой раз внушал себе, что отвыкал понемногу, что уходил в рутину, и пока над ним нависали дедлайны, думать просто некогда. Но с Кеем всегда так, стоит ему оказаться рядом, то, что старательно гасишь в себе, внезапно восстает из пепла и накрывает с головой. Обнять его — не желание, жизненная необходимость. И Юкио почти… почти… где-то в другом измерении он стиснул его руку в своей, развернул, прижал к себе и прошептал на ухо: «Поехали домой». Но здесь и сейчас просто проследовал за ним до гримерной. — Проходи, садись. И выкладывай, что хотел. Кей запер дверь, бросил букет на стул у зеркала, стянул с себя куртку. — Я по поводу того мальчика, Икиру. Помнишь? Он приходил к нам, то есть, к тебе, перед отъездом в Ито. — И что? Какое тебе до него дело? — Он приходил в агентство. Кей, прошу тебя, просто поговори с ним. Объясни как есть, он парнишка неплохой и правильно воспримет все, что ты скажешь. Из моих уст это, конечно, звучит неубедительно, но я прошу не для себя. — О! Включил альтруиста? — Я пообещал ему, что помогу встретиться с тобой. — И на что ты готов, чтобы выполнить свое обещание? — Кей наклонился, уперся в подлокотники. Его дыхание касалось губ, Юкио едва не потянулся машинально. Нельзя. Они больше друг другу никто. — А чего ты хочешь? — Может, я хочу, чтоб ты выпрыгнул из окна. — Глупо жертвовать жизнью ради обещания, не находишь? Как я тогда проверю, что ты его выполнил? — А разве глупости больше не по твоей части? — Кей усмехнулся, но тут же изменился, скривился, словно что-то горькое попало ему на язык. — Но учтите, Нода-сан, если с мальчишкой станет неладно после разговора, это будет на твоей совести. Я не собираюсь лгать. — Хотя ужасно хочешь, да? — Я избежать этого разговора хочу. Хотел. — Он в самом деле твой брат? Кей, немного подумав, ответил: — Да. — Тогда незачем прятаться. Наоборот. Ему есть чем гордиться за брата, — Юкио не удержался, все же коснулся смуглой щеки, провел линию от виска к опущенному уголку губ. Чуть не сорвалось привычное: «Я соскучился» — первое, что они говорили друг другу после долгих разъездов. — Позвони, пожалуйста, чтобы мы договорились о месте и времени встречи. Кей убрал руку от лица. — Позвоню. Номер не удалял, так что без проблем. — Спасибо. Обнять бы его голые плечи, притянуть к себе, просто постоять так немного, впитать в себя частичку его тепла. Проклятое желание душило, жгло в груди, готово было оставить от сердца горстку пепла. Надо уходить, но почему тогда один шаг равносилен прыжку с небоскреба? Кей открыл было рот, хотел сказать что-то, и Юкио тоже, тоже хотел сказать ему так много, внутри слова лились беспрерывным потоком. В дверь постучали. — Кей, ты тут? — Это Окумура. Мне пора, — Кей отвернулся к зеркалу. — У тебя все? — Да. — Ну, пока. — Да. Пока. Кей крикнул режиссеру, что скоро спустится. Шаги удалились, Юкио собрался уходить. Против воли — уходить. — Герой! От оклика сердце рухнуло вниз. Юкио обернулся. — Не надо подкатывать ко мне, как к барышне, — Кей примял упаковку букета, отчего лилии дрогнули, словно от ветра под стеклянным куполом. — Цветы я принес как актеру. Привыкай, теперь тебе их будут часто дарить. — Раз так… тогда спасибо. Юкио улыбнулся напоследок. Когда вышел, людей стало меньше, но все же многие с телефонами и фотоаппаратами наперевес ждали актеров. Сел в машину, достал из бардачка пачку сигарет. Попробовал затянуться в очередной раз — сколько бы ни старался, схватывал приступ кашля. Сейчас снова. Уперевшись лбом в руль Юкио выхаркивал дым и горечь, что косвенно объединяли его и Кея. Своеобразный символ обреченных отношений. Смяв наполовину истлевшую сигарету, Юкио завел машину. Пора возвращаться к работе.***
Герой ушел, наконец-то. Пришел именно сегодня, еще бы на въезде в Токио поджидал со своими цветочками. — Эй, ты не много накидываешь? Саюри сидела рядом. Корпоратив по случаю возвращения из Ито решили провести сразу в студии, зачем далеко ходить, снимать рестораны, символически набрали закусок, притащили шампанского, с которым носились, разливая добрую половину в пене. Кей не пил его, зато коньяк, который поставил щедрый Окумура, зашел очень даже. Какой по счету стакан? Черт знает. Почти всю бутылку Кей уговорил в одиночку. — Нормально. И сильнее накидывал… Жить буду, — Кей усмехнулся и вдруг прижался к Саюри, втиснулся лицом в ее мягкую грудь. — А ты беспокоишься обо мне, Саюри-тян? Как трогательно. — П-пусти… Пусти, я закричу сейчас!!! Пришлось ее оставить. Взбешенная, Саюри почти сразу сбежала, скрылась из зала вместе с менеджером. Кей нашел ее возле парковки. Неудобно было прощаться на неприятной ноте, Саюри хоть и с причудами, но неплохая, стоило извиниться. Правда, вряд ли она легко простит. Давить на страхи подло… Но что поделать, на всем японском архипелаге нет хуже подлеца, чем Кей. — Саюри-тян, не злись, ладно? Прости. Я перебрал. — Забыли, — Саюри не повернулась, не показала лица. — До завтра. — До завтра. Она улетела на своей серебристой пташке. Кей тоже завел мотор. Куда ехать? Снова в отель? Все предложения Некодзавы о квартире он сам же отмел, ни в одной из них не было ощущения дома. Такой же номер, разве что на постоянной основе. Есть ли смысл в квартире, когда сам он в постоянных разъездах, занят с раннего утра до поздней ночи и отлично отсыпается по дороге в машине у Некодзавы. Может, там и прописаться ночевать? — Тебя подвезти? Кей перевел взгляд на источник голоса: Окумура стоял возле своей тачки с уже открытой передней дверью. Приглашение, от которого не хотелось отказываться. Неко-чан, наверное, снова проест мозг, что без нее уезжать нельзя и вообще нельзя теряться никуда дальше радиуса ее всеобъемлющей опеки. Только частенько забывает, что Кей обожает нарушать выставленные ему правила. — Я могу ехать и сам, Окумура-сан. — Ты же выпил много. Не хотелось бы, чтобы главный актер влип в скандал с вождением в нетрезвом виде. — Какая трогательная забота. — Конечно. Ты ведь мне почти как сын. — Почти. — Раньше ты был менее капризным. Или мне так кажется? — Кажется, Окумура-сан. Раньше я зарабатывал деньги, чтобы выжить. А сейчас мне это уже незачем. И я могу делать то, что хочу. Могу поехать сам, а могу — с вами. — Жаль, я не могу многое из того, что хочу, — пожал плечами Окумура. — И что же вы хотите? — На данный момент хочу просто проехаться с тобой, Кей. Черт с ним, старикан не отцепится так просто. И раньше от него покоя не было, а сейчас, на тонкой грани потери всех прелестей жизни с возрастом, неудивительно, что он цепляется за каждую, даже самую нелепую возможность. И готов как джинн, за мелочь исполнить любое желание. — Поехали. До ближайшего отеля. Кей слез с мотоцикла и проследовал к открытой двери автомобиля. Взгляд Окумуры, как у одержимого маньяка, наконец-то заполучившего главную жертву, прожигал одежду. Проехали мимо возмущенной и недовольной Неко-чан. — Я помню, завтра в восемь здесь! — прокричал Кей в открытое окно, махнул ей на прощание. Окумура, похоже, успел нафантазировать своего, хотя исправно привез к отелю, объехал его, заехал на подземную парковку со стороны южного фасада, подальше от основной подъездной дороги, чтобы не светить ни себя, ни Кея. Мотор заглох. Вместе с ним стихло до полушепота и радио в магнитоле. — Спасибо, что подвезли, Окумура-сан, — Кей наклонился к нему, скользнул пальцами за воротник, погладил по шее, чувствуя, как волоски на затылке режиссера поднимаются дыбом. Поцеловал в награду, вернее мазнул своими губами по его. Окумура будто ждал этого, впился, ворвался языком в рот. Он откинул сидение, задрал футболку, присосался к животу, на ощупь расстегивая ремень. Пусть делает что хочет, лишь бы на время забыться, вернуться в прекрасные времена, где маленький косячок напрочь стирал плохое и заполнял тело чистым, концентрированным удовольствием. Окумура сосал, не жалея слюны, старался взять полностью, давился, стискивал головку горлом так, что воздух из легких выбивало. Кей не смотрел на него. Не думать. Главное не думать об оставленных в гримерной лилиях… и о том, кто их принес. Окумура с причмокиванием облизнул ствол, пощекотал языком головку. Почти накрыло, Кей вцепился в сидение, ахнул, выгнулся, щетинистый подбородок старика уперся в лобок. Окумура едва не задохнулся, отпустил, довел дело до конца рукой. Не так приятно, как хотелось бы, но хоть что-то. Главное не думать… Не думать ни о брате, ни о чертовом герое, засевшем в голове со своей дурацкой милой улыбочкой. — У меня есть бассейн… Поехали ко мне, Кей. Бассейн… звучало заманчиво. Окумура знал на что давить. Его вариант вне конкуренции в сравнении с задолбавшими в конец отелями, люксами, гребаными скрипучими кроватями и строящими глазки горничными, так и норовящими в эти кровати запрыгнуть. — А поехали.***
— Останешься жить у меня? — Окумура гладил по груди, отрывал вишни, подносил к губам. Расслабленный после бассейна, Кей лежал у него на коленях, радовал «папочку». Что ни говори, бассейн в доме — лучшее изобретение человечества. Пусть небольшой, но стоило лишь окунуться в воду, повиснуть в ее невесомости, стресс и напряжение уходили далеко на дно. У Окумуры он находился под навесом, и если лежать на спине у бортика среди случайно прибившихся алых листьев клена, можно видеть звезды. В прохладе ночи мокрое тело покрылось мурашками, голова протрезвела, проснулось притупленное ощущение «бабочки в паутине». Кей испытывал его, когда попадал в руки непредсказуемых клиентов — сам же загонял себя в ловушку, из которой мог и не выбраться живым. Окумура к таковым не относился, зато его маниакальная одержимость настораживала. Чертяка, знал, чем манипулировать. Кей ни за что не смог отказаться от предложения лишний раз «поплавать». Вода была спасением и слабостью, а после сегодняшнего дня: дороги, погрузок, мини-корпоратива по случаю возвращения, и особенно встречи с Юкио — тянуло лежать в бассейне безвылазно, забыв обо всем. Вишенка ткнулась в губы, Кей приоткрыл рот, пуская ее, и заодно облизывая пальцы Окумуры. — Подумаю. — К тебе сегодня приходил Нода-сан. Чего хотел? — Да так, по работе. — Слышал, вы были близки. — Разве что так же, как и в свое время с тобой, папочка. Что, ревнуете меня к клиентам? Окумура вместо ответа опустил руку к животу и ниже, Кей напрягся, но больше тело никак не пыталось отозваться на ласку. Не хватало маленькой детальки, и цепочка рушилась. Юкио приучил к тому, что стоило сблизиться, по нервам проходилась искра, от которой в груди нарастало пламя. Сейчас ничего. Тишина. Из всех чувств отзывалось только одно — безразличие. И от него хотелось избавиться, как угодно, чем угодно, даже болью, лишь бы вернуть себе хотя бы подобие той искры. Пока Кей ополаскивался после бассейна, Окумура успел приготовить костюм для вечеринки: белые чулки с кружевными трусами, помада и внушительной толщины вибратор. «Ты не обязан, если не хочешь», — прошелестело в голове мягким голосом Юкио. «Уйди. Хочу. Хочу избавиться от тебя, выветрить из башки». — Ангелочек мой, иди сюда, — Окумура потер шершавым пальцем губы, поцеловал. Выкрутил на полную ядрено-красную, гадкого цвета убранства в «Кукольном доме» помаду». И запах у нее мерзкий — запах сгнивших цветов. Толстым слоем она покрыла губы, моментально перекрывая облегчение чистого тела после душа. Кей чуть улыбнулся, изобразил фальшивый воздушный поцелуй и стал облачаться в то, что вывалил Окумура. Очень напоминало один вечер… После того раза клиент в маске затих, и Кей сам не вспомнил бы о нем, если бы не чулки, почти такие же, что были на нем и тогда, в гостинице. Довольный режиссер смотрел с кровати, откинув халат и наглаживая свой вялый конец, который никак не сообщался с бурей, происходившей в его взгляде. — Настоящий ангелочек… Жаль, я не могу снять фильм про тебя. — Порно на большие экраны не пропустят, Окумура-сан. — Папочка. Назови меня папочкой. — Хорошо. Папочка, — Кей закинул ногу ему на бедро, и тут же щетинистая щека вжалась ему в живот, а кончик языка протиснулся во впадину пупка. Свободной рукой Окумура оттянул кружево трусов, подлез между ног, массируя пальцами там, куда так хотел бы войти. — Ложись. Раздвинь ноги. Кей лег. Прикрыл глаза, стараясь не вслушиваться в возню. Не думать. Выкинуть из головы все, кроме ощущений, кроме языка, толкающегося внутрь расслабленной задницы. Не думать, что этот язык мог бы принадлежать Юкио, что пальцы, сжимающие соски, могли тоже быть его. Кей сам оставил его в прошлом, и незачем пытаться вернуть то, чему больше не вспыхнуть с прежней силой. Как тогда, в первый их раз, под светом рождественских гирлянд… Как тогда, когда с Кеем впервые хоть кто-то был по-настоящему нежен. Скользкая резиновая головка прижалась к анусу. Кей слегка дернулся, и Окумура, похоже, принял это как сигнал к действию, просунул вибратор наполовину, если не больше. Не думать… Кей за этим и приехал сюда, лишь бы не думать ни о чем, сосредоточиться на искусственном пенисе внутри себя и вытащить толику удовольствия из происходящего, как делал в борделе. Он хотел секса, жаждал его, и Окумура, словно отвечая на дикое желание пихал вибратор с остервенением, кусал за плечи, терся о бедра, пачкая смазкой чулки, целовал, размазывая по лицу помаду. Как ни крути, хоть старик и твердил о своей чистой и стопроцентной любви к мальчикам, он тосковал по жене, кайфовал, когда стоны становились выше, напоминая женские. Кей повернул голову, столкнулся с ее улыбчивым лицом на фотографии, висевшей над кроватью. Каково ей наблюдать за мужем с того света? А Хикаро — наблюдать за ним? Нравится? — Испорченный мальчик, — Окумура увеличил силу вибратора, сдвинул подобие трусов и присосался к члену. Кей вскрикнул, невольно выгнулся дугой, толкаясь ему в рот, но даже так — не накрывало до конца, чтоб лежать потом и медленно приходить в себя, возвращая душу с вершины удовольствия. Вибратор гудел, пульсировал внутри, Окумура старался еще активнее, чем в машине… И вроде бы вот-вот, Кей ухватится за нужную ниточку, потянет за нее и захлебнется от сумасшедшего кайфа. Но нет, не хватало считанных миллиметров. Да, он кончит на радость Окумуре, вольет ему в рот столько, сколько тот захочет. Кончит без собственного удовлетворения. — Получилось! — за секунды до оргазма Окумура вскочил и прижал руку Кея к своему концу, уже достаточно твердому и набухшему. — Возьми его. На автомате Кей поработал немного рукой, потом обхватил губами, оставляя красное кольцо от помады. Вылизывал, пускал слюни, причмокивал, пока тоненькая струйка спермы не выкатилась, пачкая подбородок. Содрогаясь в эйфории, Окумура опустился рядом. — Не снимай ничего… Давай так полежим, — обнял со спины, прижал к себе, протиснул уменьшающийся член между бедрами, там, где еще ощущалось действие вибратора. Надрачивал Кею, помогал так, видимо, добраться до оргазма. Кей не ощущал ничего. Там, где еще откликалось тело, голова не реагировала. Всю ночь Окумура душил своей нежностью. В полусне его касания все равно что липкая губка — пропитывали кожу слоем, похожим на кремообразную тяжелую помаду. И зачем Кей поехал с ним, зачем остался? Наверное, потому что по-своему тосковал, как и Окумура. Тосковал по другим рукам, которые больше не смогут согреть, как прежде. Видно, их обоих притянула необходимость замены тех, кто по-настоящему нужен и… не доступен.