По ту сторону греха

Немало смелости надо, чтоб заглянуть в уродливое, полное шрамов лицо своего истинного «Я»…

      Давно ничего не снилось. Любые картины по другую сторону реальности превращались в кошмары, становились проводниками в прошлое, то самое, которое хотелось забыть. Хорошо, что последнее время у мозга не оставалось ресурсов запоминать сны, — Кей засыпал, провалившись в черноту и выныривал из нее со звонком будильника. Ночь у Окумуры, короткая, еще и под тяжестью усталости и алкоголя, была обязана стать такой же.       Солнце пекло в спину. Вокруг сад, стена дома… Дома, из которого убегал без оглядки. Окошко с тонкими кружевными шторами, как в игрушечных домиках, — мама любила вещи, что под стать ей самой. Белые лилии в вазе, точно те, какие герой принес сегодня. Знакомое до боли и незнакомое одновременно. Эту часть жизни Кей отбросил от себя. Семья умерла для него, как он умер для семьи, и если бы не возникший из ниоткуда Икиру, так и оставалось бы до сих пор.       Кей вытянул руку с короткими детскими пальчиками.       «Я сплю».       — Братик! — звонкий голосок эхом пронесся по всему пространству дома из тумана воспоминаний, слившемуся частью с нынешним особняком Окумуры: бассейн, внезапно уместившийся в скромном дворе, слишком высокая ограда… И тут же качели, те самые, любимое место, на котором часто запрещали находиться после появления малыша Икиру. А переверни седушку — там нацарапаны иероглифы «Ка-дзи-цу». Выведены с силой отчаяния и злобы, чтоб наверняка. Кей тогда чудом не прорезал пластик насквозь лезвием школьных ножниц. Рядом розовый куст, посаженный няней.       На качелях она. Мама. Держит на руках Икиру, тот брыкается, хочет слезть, всем телом вытягивается навстречу.       — Братик!       — Иди. Он ждет, — за спиной словно стоял Юкио. Кей скорее догадался, что это он, под ослепляющим, палящим солнечным светом не разглядел лица. Но голос точно принадлежал ему. — Иди, не бойся.       — А ты?       Тишина в ответ. Никого позади и не было, Странно, что герой вообще забыл в этом странном сне.       Мама ничего не говорила, одного ее взгляда всегда хватало, чтобы почувствовать и понять: ты чужой здесь, ты мешаешь, и если бы тебя не было…       «Если бы меня не было, тебе жилось бы гораздо проще, правда, мама?»       Кей бы ушел, будь это все в реальной жизни. Ни секунды не жалея бросился бы прочь из проклятого дома, повторил бы историю заново. Лучше быть последней шлюхой, чем продолжать проглатывать почти звериную ненависть от той, от которой больше всего хотелось хоть немного тепла.       Но это всего лишь сон, а во сне можно творить что угодно.       Кей сорвался навстречу Икиру, выхватил его, обнял, поднял над собой.       Проснулся.       В спальне Окумуры не было, орал с кем-то по телефону на веранде. Содрав чулки и трусы, Кей подошел к окну, открыл его, закурил. Созвонился с Некодзавой узнать, насколько расписание на ближайшие дни загружено. Если есть шанс, почему бы им не воспользоваться? Неко-чан мало утешила: помимо сериала еще столько всего. Черт возьми, Кей, когда подписывал договор с дьяволом-Сатору и представить не мог, что модели занимаются чем-то, кроме позирования перед фотографом. Максимум прогулки по подиуму, как с Ангеликой. Теперь, оказалось, ближайшие дни расписаны поминутно с учетом затрат на передвижение из пункта А в пункт Б. Икиру, с которым явно мало будет нескольких минут, мало часа, мало целого дня, никак не вписывался…       — Я сегодня вечером со съемок немного раньше освобожусь?       — С чего вдруг?       — Важная встреча. Очень важная. Вопрос жизни и смерти.       — Если ты про Юкио-сана, вы с ним увидетесь на фотосессии послезавтра.       — Да причем тут он! Будто вокруг меня людей вообще нет!       Смех Неко-чан прозвучал как подтверждение этих слов. Черт бы побрал героя, который действительно, даже при встрече с братом умудрился сыграть не последнюю роль.       — Так что?       — Ладно. Сегодня так сегодня. После съемок все равно ничего не запланировано.       — Спасибо, фея планов и истребитель моих нервов.       — Всегда пожалуйста, мистер пожиратель алкоголя. Приедешь с отекшей физиономией, буду гримировать лично.       Надо сказать, угроза подействовала, Кей присмотрелся к отражению в окне. Похоже, сегодня Неко-чан не быть гримером на полставки.       Нашел номер Юкио. Начинать день с разговора с ним все равно что признавать над собой власть привычки, которую не расшатал даже ненормированный график в Ито. И все же палец опустился на кнопку вызова. Кей обещал, подумал, принял решение… Он должен был сказать.       — Алло, — ответил на том конце женский голос. Надо же, а влюбленный страдалец быстро нашел замену.       — Здравствуйте. Мне нужен Юкио-сан.       — Простите, он отошел, перезвоните… а, нет, стойте-стойте, вот он, передаю трубку!       Усталый и чужой, совсем не такой, каким был во сне, прозвучал голос Юкио, выдавил приветствие, будто и не рад слышать. Да и с чего ему радоваться Кею?       — Я готов встретиться с мальчишкой. Либо сегодня, либо послезавтра. Передай ему.       — Спасибо. Обязательно.       Договорились о месте и времени, Кей хотел было сбросить звонок, но услышал:       — Как ты?       Странный вопрос.       — Это имеет какое-то значение, герой?       — Огромное.       — Со вчерашнего дня ничего не поменялось. Я в норме.       — Рад слышать.       Он хотел что-то еще сказать, явно хотел, потому Кей и держал телефон у уха.       — Тогда… до встречи, — раздалось наконец.       — Да. До встречи.       Кей отбросил телефон. Вошел Окумура.       — Тебе в агентство?       — Нет. Поеду с тобой в студию, заберу мотоцикл с парковки.       — Хорошо, — Окумура подошел сзади, стал целовать от лопаток до шеи. — Плохая новость, Кей. Сын хочет приехать. Я, конечно, сказал ему про тебя, но не хочу лишний раз ссориться. Обещаешь, что будешь хорошим мальчиком?       — Не знаю. За притворство вне площадки мне не доплачивают.       — Это ненадолго. Мой ангелочек, тебе же не впервой, просто сыграй милую гейшу на один вечерочек. Ты же способный мальчик.       Он мял ягодицы, терся о спину, облизывал ухо, будто мог купить своим никчемным телом. Да и деньгами не мог больше купить, просто подвернулся в нужное время. Но так и не понял, что на сей раз они поменялись местами. Кей использовал его, как когда-то делал сам Окумура.       Кей поднес истлевшую сигарету к его щеке. Окумура замер, испуганный взгляд стоил того, чтобы сократить расстояние до кожи, увидеть как она вздувается пузырем от ожога, оставляя клеймо… почти такое же, что стояло и на коже Кея в свое время, принося невыносимую боль. Пронеся сигарету мимо лица Окумуры, Кей затушил ее в стоящем на подоконнике горшке с орхидеей.       — Иди к черту, папочка.       Вечерние съемки проходили без Саюри. Не сказать, что за время, проведенное в Ито, она стала кем-то значимым, но на площадке и под постоянным наблюдением Окумуры без нее неуютно и одиноко. Никто не подбадривал после неудавшихся дублей, не вносил суету в съемочный процесс, заботливо притаскивая стаканчик с кофе или водой, по мнению режиссера, невовремя и не доводил его невинным выражением смущения и мило хлопающими от удивления глазками. И никто не расспрашивал Кея о делах заговорщицким шепотом, хотя после вчерашнего вечера Саюри, пожалуй, обходила бы стороной. А может, и нет. Многие в группе заметили, что она в жизни стала веселее и немного оттаяла. Расскажи ей Кей про Юкио и Икиру, она бы со стопроцентной уверенностью дала очевидный ответ. С братом — уговаривала бы пойти на встречу несмотря ни на что, а с Юкио — поговорить по душам, только… Нечего говорить, они все выяснили. Им не по пути. Прошлому лучше оставаться в прошлом.       «Подумал тот, кто до сих пор живет мыслями о покойнике», — усмехнулся Кей отражению в зеркале. Снимать грим уже закончили.       — Я нашла несколько вариантов квартиры-студии, одна в Синдзюку, недалеко от метро, вторая в центре Тоо, третья здесь, в Роппонги, можем прямо сейчас заехать, посмотреть, — доложила Некодзава.       — По цене?       — От семи миллионов и выше.       — Пойдет. Но посмотрим потом.       — Сегодня поедешь в отель?       — Нет, — Кей снял костюм, переоделся в привычные шмотки, хоть Некодзава и ругала, что одни и те же джинсы нельзя долго носить. — Я пока у Окумуры поболтаюсь.       Некодзава ничего не ответила, хотя в лице явно читался вопрос: «Тебя действительно все устраивает?» Знал бы Кей ответ, успокоил бы Неко-чан, а пока нечего говорить.       — Тебя подвезти? — спросила она.       — Нет, не нужно. Спасибо за работу.       — Хорошо. Спасибо за работу. До завтра. В семь утра здесь, в студии.       — Да, до завтра.       Юкио написал, что приедет с важным гостем к студии сегодня. Смешно сказать, Кей сдался из-за сна… Из-за щемящей, болезненной скуки, что проснулась сегодня вместе с ним. Оттолкнул же в первый раз Икиру от себя, хватило сил. Не стоило начинать. Что хорошего он мог принести ему?       Но увидеть братишку, обнять снова, когда появилась возможность, когда сама приплыла к нему в руки — надо быть дураком, чтоб ее упустить. Теперь он уже взрослый, не поднять над собой, как малыша. Когда Кей уходил, Икиру первый год сидел за партой. И всегда в школе и после школы бегал хвостиком. Доходило до смешного: Хикаро дулся и ревновал, шел на любые уловки, толкал, отбирал у Икиру конфеты, пока старший брат не видел. А Икиру редко жаловался. Маленький, он не плакался маме или няне, терпел и продолжал цепляться до последнего… Наверное, чувствовал, что ничего хорошего от Хикаро лучше не ждать.       Будто Кей не вспоминал, смотрел фильм о ком-то другом. Не о себе.       — Кей. Мы едем? — появился в дверях гримерной Окумура.       — Я сам приеду к тебе позже.       — Что-то случилось?       — Нет. Одна важная встреча.       У старика желваки заиграли. Кей сделал вид, что не заметил вспышки гнева. Застегнул рубашку, взял мобильный, вышел, как оказалось, вовремя. Позвонил Юкио.       — Мы подъехали.       Уже. Не верилось, что возле студии уже ждал Икиру… Спускаясь по лестнице, Кей сам не заметил, как с шага перешел на бег. Сквозь стеклянную дверь проглядывался приближающийся силуэт — самого родного во всем этом чертовом мире человека. Едва створки разъехались, они оказались друг перед другом.       — Кадзицу… — Икиру тоже тяжело дышал, видно, бежал к студии.       — Малыш, — вырвалось по привычке. Кей часто звал его так в детстве.       Икиру повис на плечах. Худой, хрупкий, совсем как мать, почти ничего не взял от своего отца, кроме иссиня-черных волос, собранных в тонкий хвост. Он щупал лицо и смеялся сквозь слезы:       — Ты! Это же правда ты! Я сразу понял! И нечего было отпираться!       — Прости. Прости, малыш. Думал, без меня тебе будет лучше.       — Вот так всегда! Совсем не изменился, братик, — Икиру ткнулся лбом в плечо, всхлипнул. — Я знал, что ты жив. В глубине души я никогда не верил родителям.       — Давай не сейчас, ладно. Лучше пойдем куда-нибудь и там поговорим. Хорошо?       Юкио стоял в стороне. Поняв, что его заметили, махнул рукой и собрался нырнуть обратно в машину.       — Герой!       Кей пожалел, что окликнул, что догнал. Оказавшись рядом с ним, не смог выдавить ни слова, кроме банального:       — Спасибо.       — Не стоит. Я выполнял обещание данное твоему брату. И мое счастье, что ты быстро согласился.       Икиру согнулся перед ним в низком поклоне.       — Спасибо вам, Юкио-сан, я ваш должник.       — Не стоит, Икиру-кун.       — Герой…       — Скоро увидимся на фотосессии. Помнишь?       — Неко-чан бы меня убила, если б забыл.       Любое слово грозило перерасти в вопль, раздирающий связки. Он не хотел отпускать Юкио. И видеть его больше тоже не хотел. И все же, не стой рядом Икиру, поцеловал бы его. От Кея подобный жест и не воспринимался бы как благодарность… Просто порыв, попытка задержать мгновение и понять, что с силой трепыхалось в груди сейчас, не давая вдохнуть и капли воздуха. И почему больно. Почему снова невыносимо больно?       Юкио уехал. Если бы не Икиру рядом, черт знает куда бы Кея потянуло снова. Вряд ли в постель к мало на что способному старику режиссеру, скорее туда, где можно было набить отменный, пробирающий до костей косячок.       — Голодный? Может, пойдем перекусим и заодно поговорим?       — Давай, — кивнул Икиру. — Только прости, я не могу долго. Подруга обещала прикрыть меня максимум на полтора часа.       — Понял. Извини, подвезти к калитке не предлагаю. Не хочу приближаться к дому.       — Ничего, — Икиру поник. — Я понимаю. Ты не волнуйся, метро тут рядом, долечу.       Кей заправил ему за ухо выбивающуюся прядь, как бывало делал, собирая его в школу или домой.       — Вырос, малыш…       — А ты как думал?!       Внешне он изменился, но внутренне оставался прежней «маленькой принцесской Судзуки», как любил обзывать Хикаро. Чем дальше, тем глубже Кей погружался туда, откуда сбежал… И его тянуло в то время, несмотря на ненависть матери, на злобное рычание отчима по поводу и без. Тянуло к бумажным корабликам, которые он обожал складывать и пускать вдоль реки по весне, к запаху прожаренного омлета няни и теплого молока. К качелям, на которые забирался по вечерам, пока все были заняты чем-то дома и никто его не видел. Каким бы чужим его ни считали в доме, там был его свет, его братишка, его малыш Икиру, «хвостик», восхищавшийся любым мелочам. Столько лет ждал, оказывается. Ждал, несмотря ни на что.       Набросив капюшон толстовки, Кей пошел с ним пешком до ближайшего кафе. Вечерами в Роппонги забиты почти все подобные места забиты до отказа, те что свободны оказывались забронированы. Пришлось остановиться в «Сладких грезах», Саюри говорила, что здесь неплохие коктейли и несмотря на дальностью от студии, многие забегали в обеденный перерыв сюда. Кей выбрал самый дальний столик, чтобы поменьше попадаться на глаза, и все же от просьб с автографами это не спасло. Кей протянул братишке меню, пока расписывал пожелание в блокноте светящейся счастьем официантки.       — Какой ты стал… — смущенно прошептал Икиру, когда она ушла. — Хотя, чему я удивляюсь? Ты всегда умел добиваться чего хочешь. Помню, региональные по плаванию. Смутно, конечно, больше по рассказам мамы. Ты тогда чуть сознание не потерял, но выиграл доли секунды и взял первое место.       — Спасибо, конечно, но карьера актера не моя заслуга.       — Да ну! Ты что? В актеры просто так не берут! Я когда киностудию твою увидел, чуть не взорвался от гордости. Мой братец, оказывается, такой знаменитый. Юкио-сан сказал, что у тебя главная роль.       — Да уж. Свободного времени почти нет.       — А где сейчас Хикаро?       Сам того не зная, Икиру ударил в самую болезненную точку. Обычный вопрос. Они же убегали вместе. Не скажешь же, что Хикаро лучше больше не упоминать, он сам придет, ворвется, измучает кошмарами.       — Хикаро… больше нет, — Кей сам удивился, насколько буднично прозвучало. Точно не про жизнь человека говорил, а попросил сдачу в магазине. — Лучше расскажи про себя. Чем живешь, как учишься? Собираешься перенять дело отца?       Икиру удивился, открыл было рот, и тут же замолчал. Больше Хикаро не упоминал. Говорил о том, что занимается творчеством, играет на скрипке, рисует… Показал скетчбук, который взял с собой в качестве прикрытия, поскольку родителям сказал, что вместе с подругой вышел в парк на пленер. Кей мало что смыслил в большом искусстве, что заразило братишку, рассматривал разрисованные пейзажи, карандашные штрихи, тени скорее как фотоальбом. У Икиру получалось невероятно точно, несмотря на карандашный рисунок можно было заметить легкое покачивание цветов на клумбе от ветра, ощутить их легкий аромат, или заметить качающиеся из стороны в сторону большие уши проходящего по тропинке щенка. Его рисунки выглядели живыми…       — Ого! Это же наш дом!       — Да, — Икиру показал на маленькое окошко на втором этаже. — А это окно твоей комнаты. Помнишь? Правда, сейчас она гостевая. Я просился туда перейти, но мама, почему-то не разрешила.       — Она как всегда… — Кей перелистнул страницу, невыносимо было рассматривать дальше. Казалось, мама сейчас покажется из-за входной двери и снова произнесет отрешенно: «Живо в дом, дьяволенок. И перестань так на меня смотреть».       — У тебя выходит чертовски круто. Прям, настоящий художник.       — Да ладно тебе, — Икиру засмеялся. — Я вот видел у Юкио-сана рисунок тебя. Так здорово у него вышло. До его уровня мне еще расти и расти.       — Рисунок? Не фото?       — Нет… Хочешь сказать, ты не позировал ему?       — Для рисунка точно нет.       — Выходит, он тебя по памяти нарисовал! Здорово! Я хотел бы у него узнать про университет, где он учился, поступить туда. Он сказал, там есть кафедра художественного и декоративно-прикладного искусства.       Вот же герой, умудрился всплыть даже в этом разговоре, окружал со всех сторон.       Время пролетело незаметно. Не так уж много его нашлось в этот вечер у них обоих. Кей проводил брата до метро.       — Кадзицу…       Забытое имя. Кей не сразу откликнулся на него. Он оставил имя Кадзицу мальчику, мертвому ровно с того дня, когда тот пересек порог дома, принадлежавшего человеку по фамилии Мория.       — Кадзицу…       — Малыш, зови меня Кей, ладно?       — Ну… ладно. Кей, — Икиру скривил губы. Для него это имя чужое. — Можно хоть иногда с тобой видеться? Так же, как и сегодня, когда у тебя будет время, поужинать вместе часок. Можно?       — Братишка…       — Пожалуйста! Знаю, ты не хочешь возвращаться домой. На твоем месте я бы тоже не хотел, но родители — одна сторона медали, а мы — другая. Кадз… Кей, я никому не скажу, клянусь, не буду хвастаться, хоть и очень хочется. Без тебя … Без тебя будет слишком одиноко.       — Не могу тебе много обещать. Но я постараюсь.       Кей протянул руку и, когда Икиру пожал ее, оставил в его ладони визитку.       — Звони.       — Спасибо, братик! Ты лучший!       — Рад стараться, малыш.       Он вдруг порывисто обнял, снова повис на плечах, как в детстве. Разница в росте теперь была заметно больше, Кей наклонился, чтоб братишке не пришлось тянуться на носочках. И вдруг услышал:       — Как же я рад, что ты жив, Кадзицу.       «Я тоже», — Кей не произнес вслух. Прижал Икиру к себе крепче. Если б он знал обо всем… Если б знал, сколько раз Кей должен просить у него прощения за все от собственной глупой детской зависти до каждого клиента, кому продавался. Кей не заслуживал его объятий, ни капли его любви и переживаний не заслуживал.       — Пока! Я позвоню. Обещаю!       — Буду ждать, братишка.       Стоило поезду увезти его, зазвонил телефон. Окумура. Кей не хотел брать, не хотел разрушать чистоту этого вечера, к черту старика, переживет. Но поговорить пришлось, хотя бы оповестить, чтоб не ждал. Кей лучше переночует сегодня в отеле.       — Глупый мой ангелочек, прошли те времена, когда ты был нужен мне только ради секса. Как я усну, если твоего тепла не будет рядом?       — Как раньше засыпал, — Кей завершил вызов и побрел вдоль улицы. В паре кварталов должна быть ночлежка, знакомая еще со времени работы у Фуджи. Не Гранд-отель, но Кею не требовалось много: горячий душ и мягкая кровать. И одиночество.       Поздно сожалеть, время вспять не повернуть. Но если б было возможно, то лучше бы до конца жизни оставаться Кадзицу.