Дом там, где ты можешь быть собой.
Окумура сопел над ухом, из-за его хрипов и рук, сжимавших бедра, заснуть не вышло, Кей лежал, стараясь не думать о том, где он. О том, зачем его вообще принесло сюда, и как же сильно хочется напиться и накуриться до полного бреда. В Нитёме за травкой теперь не наведаешься, а Некодзава за один намек влепит выговор и внеочередной круг ада в спортзале. Окумура повернулся на спину, захрапел. А буквально несколько минут назад пытался пристроить свой плохо работающий стручок между бедер. И это при том, что для него Кей спал. После встречи с Икиру нужно как-то забыться, и Кей поехал… Тем более старик одолевал звонками, все равно что влюбленная девочка. Кей приехал, выпил с ним немного и лег. Усталость взяла свое раньше, чем Окумура созрел. Сквозь сон трусы спустили, о ягодицы терлась грубая мочалка лобковых волос. Окумура кряхтел, пока двигался, пачкал, но хотя бы не хватался за член Кея и не пытался сунуть в зад, боялся разбудить. То ли наелся виагры, то ли забыл как сдерживаться: наигрался, обкончал и заснул мертвецким сном. Кей хотел сразу встать в душ, но не стал. Еще немного попытал счастья провалиться в блаженную темноту, успеха не достиг, взял телефон. Накуриться. Машинально организм скрутило дикое желание. Сейчас или никогда, если не сунет себе в рот косячок, точно сойдет с ума. Он не на месте. Душа не на месте. Может, после фильма пройдет… может, получится вместе с ролью отпустить то, что мучило сейчас. Зачем-то написал Саюри. Четвертый час ночи, человек спит, тем более, съемки ей даются не просто… «Давай. Я не против покататься по Радужному мосту», — ответила, не прошло и десяти минут. Кей выбрался из душа, оделся, на цыпочках прокрался к выходу. Храп Окумуры еще слышался из спальни. Похоже, до Нитё снова он не доберется, Саюри быстро приедет к месту встречи. Пришлось купить по пути сигареты покрепче и банку пива. Не возьмут они, так гонки с Саюри послужат отличной дозой адреналина. Покружив немного, Кей выехал из Синагавы, проехал вдоль канала, остановился возле знакомого отеля. Сюда он приезжал с дизайнершей из агентства Ангелики… Имя уже стерлось, в отличие от улыбчивого лица и мягкости ее тела. Все постепенно уходило, отпускало и исчезало, Кей продолжал плыть по течению. Точно как тогда, почти мертвый, выброшенный в реку. Волны проходили мимо него, достигали и уходили. И люди… Мучения, казавшиеся бесконечными в плену Мории прошли, теперь он — закованный в гранит прах. Фуджи и Эйдзоку, казавшиеся цунами, перевернули жизнь и исчезли во времени. Ангелика, бережно качавшая и прибивавшая к берегу совместной жизни, тоже укатилась. И Юкио… легкий бриз, гнавший за собой. Его время тоже ушло. Один Хикаро подводным течением выталкивал со дна зачем-то. Выталкивал бесполезное бревно, которому давно суждено было утонуть. И это течение занесло в совсем другую жизнь… Не такую, о какой они мечтали. Съемки, камеры, постоянное внимание, спонсоры, суета — Кей никогда не видел себя в этом. Просто плыл. Просто потому что туда уносило, все дальше и дальше, Некодзава умелый рулевой, ей можно довериться, несмотря на то, что течение жизни повернуло против внутреннего естества. Двадцать минут — достаточная фора, Кей бросил пустую банку, докурил. Втопил на максимум и не сбавлял, пока не показался Радужный мост, а потом и знакомый мотоцикл на подъезде к нему. Саюри размахивала руками. — Финиш! Финиш, спидрейсер! Шины заскрипели об асфальт: Кей развернулся, резко затормозил, разогнав облако пыли перед ее лицом. — Привет. — Привет. Ты вроде бы поздняя пташка. Случилось чего? — Освежиться захотелось. Вспомнил про Ито, решил написать. Кто бы мог подумать, что ты ночами не спишь, ждешь мои сообщения. — Размечтался, — Саюри закатила глаза. — Я просто люблю кататься в это время. — Учту. Где финишируем? — Делаем круг вдоль Эдо, потом до Империала, следом до Башни… Финиш в саду Эбису. Ну что, не заглохнешь на половине дороги, спидрейсер? — Лучше побеспокойся о себе, Саюри-чан. — Погнали на счет три! Кей покрепче затянул шлем. Отсчитывали вместе: старт вдоль Радужного моста стал разгоночным трамплином. Машины застыли — может, в другом измерении они и ехали, но там, где сейчас находились Кей и Саюри им катастрофически не хватало скорости. Перед поворотом в Эдо удалось вырваться, первым проскочить по узкой дороге, но, зная Саюри, Кей оглядывался в зеркало. Она не теряла из виду, ждала момента, почти прижавшись грудью к рулю. И ей ничего не стоило найти слабинку и обогнать, выдав на спидометре значение, которое и Синкансену не снилось. Вот оно, возбуждение, не то, что в постели со стариканом Окумурой. Вот оно, то, что позволяло забыться и ощутить, что ты не плывешь по течению, а управляешь им. Эйфория. Вкус той, настоящей жизни. Вкус окрыляющей свободы, который когда-то удавалось разделять… не только с Хикаро. Горная дорога Окутамы показалась за светом фонарей. И чистая вода маленького озера блестела вместо канала. И Кей ехал вокруг него, ощущая спиной тепло. «Кей» — не столько слышал, сколько считывал с касаний прижатых к шее губ. — «Я буду ждать тебя…» Поворот Кей не дожал. Мотоцикл протаранил ограждение, но не перевернулся и не покатился вниз, иначе точно можно было везти сразу в крематорий. — Твою ж… — Кей поднялся. Вроде бы ничего не сломал, зато колено пульсировало адской болью. — Живой?! — на ходу снимая шлем, бежала к нему Саюри. — Живой. Кей сел на траву, тоже скинул шлем. Гонка отменилась. — Скорую? — Да не, я легким испугом отделался. Все в порядке, Саюри-чан. «Зверь» тоже вроде бы цел. Чуть погнулся впереди от столкновения, но вполне дееспособен. Если б ноги не тряслись, как у обкончавшегося после долгой оргии, Кей готов был бы продолжить. Саюри прибежала с бутылкой ледяной воды вовремя, Кей вытянул ногу, еле разогнул, положил холод под распухшее колено. — Спасибо. — С тобой сегодня явно что-то не так. — Думаешь? — Вижу. Она нагнулась, заглянула прямо в лицо. Можно поспорить, хотела поцеловать, слишком близко были ее губы. Но едва Кей дернулся вперед первым, она свела брови и отстранилась, помахав у носа рукой. — Ты что, пил? — Ну… пивка глотнул. Чуть-чуть. — И гонять поехал. Сдохнуть захотел? — Давно хочу. Саюри села рядом. Занесла руку над поврежденной ногой и так и застыла. — Кей, ты чего? Что ты себе надумал, что жить перехотел? — Я и не хотел никогда. — Из-за своего друга?.. Она не показывала жалости. Просто готова была слушать, даже когда Кей не собирался говорить. — Наверное. Хотя времени прошло достаточно. Я смирился уже. Знаешь, страшно не разбиться с мотоцикла или упасть с моста. Там ничего понять не успеешь и — бум! — ты в небытии. Страшно держать нож или веревку в руке и сознательно идти к цели. Когда все существо заполнено болью настолько, что ты ничего другого не ощущаешь. Жить в таком состоянии страшно. А я в нем уже много лет. — Ты не похож на самоубийцу. Не верю, что тебе совсем не хочется жить. Хочется. Впервые за столько лет Кей снова захотел просто жить… встречать Рождество, кататься вокруг озера или выезжать к океану, фотографироваться, летать в самолетах, пусть и со свернутыми кишками. Увидеть весь огромный мир. Но в мечте оставалась одна пустующая деталь — ключевая, без которой все остальное теряло свою суть. — Черт знает… — Посмотри с другой стороны. Неужели за те «много лет» с тобой не произошло ничего хорошего? Ты же пробился в актеры, получил главную роль. С премьерой станешь настоящим айдолом, а на это способен далеко не каждый. — Угу. — Что еще вспомнил? Героя. Все самое хорошее было связано с ним. И как он ни бесил, невозможно отрицать, что без него жизнь уже не кажется столь яркой, как прежде. Его безрассудство не раз спасало. Кто еще спрятал бы Кея от якудза, рискуя жизнью? Кто сидел бы в больнице с ним и заново учил дышать и ходить? Только… все правильно. Кею нет места в жизни Юкио. И нет лучше благодарности, чем оставить его и дать начать новую жизнь, не доламывать, как Ангелику в свое время. — Эй! Ты меня слышишь? — Саюри махнула перед глазами. — Слышу. — Ушел в воспоминания с головой? Рассказывай, что нашел там. — Да так… Одного любопытного товарища. Он милый, конечно. Но я не могу быть с ним. Сделаю только хуже. Так что, с него хватит. Чуть порадовал меня и довольно. Хорошего понемножку. — О, ты его любишь! — просияла Саюри. — Как ты определяешь? — Элементарно! — она встала, повернувшись к дороге, где уже прибавилось машин. — Ты проговорился, что не можешь быть с ним. Но хочешь? Верно? Ты о нем думаешь, переживаешь за него и не хочешь сделать ему больно. А еще скучаешь. Иначе не вспоминал бы о нем с такой мечтательной моськой. — В тебе говорит Хидзуно. — Да ну тебя. Я же серьезно. — Серьезно и точно не про меня. Единственный человек, за которого я переживаю, — я сам. Саюри покачала головой. — Мы не на площадке, Кей. Хватит играть. Мало кто способен любить так сильно, как ты. Ты же до сих пор страдаешь по своему покойному другу и потому запрещаешь себе быть счастливым. Ты точно неравнодушен к тому человеку и боишься навредить ему, потому что думаешь, что не готов еще, не искренен, что тебя еще мучает твой покойный друг. И вообще, как можно так нелепо врать! Говорить, что не хочешь жить, когда, оказывается, беспокоишься только о себе. — Сдаюсь, — Кей поднял руки. — Ты меня поймала. — То-то же, — Саюри немного помялась, но все же переборола себя. Прильнула, подставила плечо, помогла подняться. — Как нога? Может, все же в больницу? — Нет. Я в порядке. Могу ехать сам. Кей согнул и разогнул ногу. Боль еще простреливала, но терпимо. — Сам так сам. Тогда поехали. У меня есть знакомый доктор, пусть осмотрит хотя бы. — Ты не отступишься, упрямая женщина. Поехали.***
На площадке было тихо, персонал ходил на цыпочках и перешептывался. Кей и Саюри ворвались как два громких колокола с громким смехом. — Тссс! — зашипели со всех сторон. — Что случилось? — огляделась Саюри. — Окумура-сан не в настроении. — И где же он сам? Кроме пиджака на стуле, от Окумуры, казалось, ни следа. — Отошел за кофе. Тихо! Кажется, идет! Все растворились, словно Кея и Саюри в павильоне и не появлялось. Режиссер зашел, однако, не сказать, что не в настроении, скорее наоборот, он явно разрывался от нетерпения. — О, сладкая парочка, явились-таки, изволили, — встретил он язвительной улыбкой. — Только вас и ждем. Передав стаканчик с кофе помощнику, Окумура сложил рупором руки: — Минутку внимания! Остановитесь и подойдите сюда. Важное объявление. Когда все собрались вокруг, он продолжил уже спокойнее. — У меня для вас две новости, хорошая и плохая. С какой начать? — Давайте с плохой. — Хорошо. Мы не сможем застать премьеру первой серии. Разочарованный вздох прокатился по павильону. — Как же так? — Столько стараний… и не увидеть премьеру на Фуджи-ТВ! — Тише, тише. Причина в хорошей новости. Через неделю мы… едем в Сеул! Нам выделили финансы на пару недель проживания там, и мы сможем отснять завершающие сцены на месте! График, конечно, будет максимально плотный, но оно того стоит, не правда ли? Рады? Всеобщим ликование сложно было назвать, хоть большинство и аплодировало в восторге. Кей молчал, слегка улыбаясь довольной Саюри. — Есть пара нюансов, — продолжил Окумура, когда аплодисменты стихли. — Во-первых, поедут не все, основной состав и необходимый минимум персонала. Масовку будем набирать на месте. Во-вторых, не готова открывающая тема сериала, точнее есть текст и музыка, но нет подходящего голоса. Предлагаю нашему главному герою записать ее. Кей-кун, тебе необходимо успеть до отъезда. — Я не певец. — Не стоит скромничать. Я легко отличу хорошо поставленный голос от обычного. К тому же с тобой будет работать команда профессионалов студии, направят, исправят, скорректируют где надо. Прошу тебя. Нам просто некогда искать кого-то еще. — Давай, — подключилась Саюри. «Спой мне еще разок», — повторил за остальными голос Хикаро. После уроков, пока он наигрывал на гитаре, Кей иногда подвывал его аккордам, а если песня оказывалась с текстом, то мог и спеть, потянуть слоги. Натренированные плаванием легкие с одного вдоха захватывали много воздуха и тянуть получалось долго. Хикаро нравилось. Он не говорил, просто просил спеть еще. И это была на самом деле лучшая похвала. — Черт с вами, согласен. Выбора и не предоставляли. — Отлично. Те, кто останется, зато смогут оценить премьеру, рассказать нам. В обиде не останетесь. А теперь продолжим работу. Все на позиции! Едва прозвучало: «Стоп, снято! На сегодня все», Окумура подорвался с места, Кей не успел дойти до гримерной, он преградил путь. — Давай отметим сегодня, — полушепотом, с красноречивым взглядом. Он даже не скрывался, похоже, вся съемочная группа знала в подробностях, что, как и когда Окумура делал с Кеем. — Смотря как вы собираетесь делать это, Окумура-сан. — Конечно же так, чтобы всем было хорошо. У меня есть две бутылки крепкого сливового вина и кое-что еще, что тебе должно понравиться. Я знаю, ты очень увлекался этим… Кей наклонился, услышал то, что вправду, хотел бы услышать. И даже то, что старик намеренно касался губами уха не испортило впечатления от одного единственного и сладкого: — Ма-ри-хуан-на. Окумура знал слабые места. — Только с одним условием, — Кей точно также нагнулся над ухом Окумуры и шепнул. — Я приеду сам. — Договорились. Кей устроил гонку с закатом. К Окумуре подъехал после спортзала, ровно в половину десятого, остановился ровно в тот момент, когда солнце макушкой коснулось горизонта. Вино и впрямь оказалось очень крепким, травка — отменной. И где только режиссер, рискуя своей седой задницей, смог ее добыть? Кей пускал дым к потолку, лежа голым на столе, раздвинув ноги. Чавканье Окумуры не раздражало, отчасти даже возбуждало — так влажно и приятно становилось внутри. Окумура не трогал член и яйца, вылизывал только зад, запихивал язык, шевелил им, пускал слюни. После него вибратор вошел как по маслу без смазки. Но хотелось большего… больше чем зажатый внутри холодный латекс. — Хочу вас… Нижняя часть подрагивала, извивалась, а головой Кей был где-то далеко. Где-то там, где слишком хорошо, настолько, что хотелось кричать и плакать, где в кайф тонуть, задыхаться, царапать руки об углы стола, к которому ты словно прикован. Главное удержать в пальцах косячок, поднести к губам, затянуться… — Папочка… Хочу вас! Вас! Ха-а… уберите вибратор, вставьте мне!!! — Тсс… — Окумура склонился, забрал самокрутку. — Ты знаешь правила, сладкий. Сначала подкрась губки. Но не вынимай ничего из себя. Кей сполз со стола, поднялся, удерживая в себе игрушку. Дошел до ванной, раскрыл дверь. Жужжалка внутри зашевелилась сильнее, вместе с задницей он вибрировал весь, вплоть до кончиков пальцев, которыми удерживал помаду. Старик игрался, усиливал темп, отчего член стоял как каменный и с каждым толчком внутри терся о прохладную раковину. Кей накрасил губы с третьей попытки, бросил помаду куда-то вниз, хорошо бы в пропасть. Опустился перед Окумурой на колени, пока расстегивал ему штаны, посасывал пальцы: старик с упоением размазывал кроваво-красную мерзость по лицу. Но каким бы умасленным и возбужденными ни был его взгляд, член болтался засушенным хвостиком. Кей пощекотал его языком, обхватил. Окумура заерзал на диване, застонал — толку не было. Кей продолжал, удерживая его бедра, сосал, как в борделе, хотя в этот раз получил себе предоплату. И зад не оставался без дела: ощущения были бы еще круче, если бы там стоял кто-то, шлепал по ягодицам и долбился глубже. В какой-то момент старик напрягся: за доли секунды Кей успел отвернуться и зажать рот. — Блядь! Старик обоссался от счастья, окатил своей вонючей струей лицо и плечи. Устроил золотой дождь. Кей закрыл нос, поднялся. Ничего говорить не стал, молча заперся в ванной. — Подожди! — завыл Окумура. Начал ломиться, стуча в дверь. — Прости, прости меня, Кей! Это случайно… случайно вышло! Прости! Отражение с полуразмазанными накрашенными губами смотрелось хуже Митсу. Грязная обоссанная шлюха, чье место — валяться в переулке и почитать за счастье открыть для кого-то рот. — Кей! — Пошел на хуй! С клиентами и мысли не было злиться за подобное. Тебе платят, ты терпишь — справедливый закон. Но сейчас-то все иначе. Совсем иначе. И терпеть унижения Кей больше не обязан. — Прости! — Оставь меня, дай отмыться, — Кей стукнул кулаком, чуть не сбил костяшки пальцев. — Свинья. Он вытащил вибратор, стал под душ. Стояк не спадал, внутренности содрогались от силы игрушки, но использовать ее никакого желания. Нет, ему нужен тот, кто сумеет удовлетворить большим членом. Тот, кто в отличие от старика, закроет недостающую частичку в пазле чистого удовольствия. Кое-как Кей набросил одежду, застегнул куртку на голое тело, выбежал к мотоциклу. Зря не завез его к старику в гараж: на улице настоящий ливень, сидение вымокло, вода набралась в шлем, природа, похоже, тоже над ним издевалась. Окумура вылетел в халате, бормотал что-то. Из-за дождя не слышно, да и Кей не хотел слушать. Куда ехать? На мокрой дороге заносило, голова еще не выветрилась после травки, в паху свербило. Кажется, он знал самый правильный ответ.***
— Подними лапу, Рич. Не скули, а подними лапу. В прогулку под дождем пес выпачкался весь с головы до хвоста, будто в луже валялся. Юкио еле удалось усадить его в ванной и вымыть, оставалось высушить хотя бы полотенцем, но строптивый Ричи не давался, пока не попал на руки снова. Юкио обмотал его всего, тяжелого, полотенцем, вытер как следует, несмотря на жалобный скулеж и попытки укусить. Стоило отпустить, он дернул хвостом, прошел к углу за книжным шкафом, сел, повернувшись к Юкио спиной. Обиделся. — Ладно. Зато чистый теперь. Эй, Рич, а ужин? Юкио постучал миской по полу, щенок зашевелил ушами, но с места не двинулся. — Хорошо. Поем один. Пока Юкио нарезал бутерброды и заваривал чай, четыре лапы затопали в его направлении. Он насыпал в миску корм, положил небольшой кусочек ветчины рядом — побаловать пушистого упрямца. — Мы с тобой поздно сегодня вышли, да? Извини, заработался, — почесал щенка за ухом, но тот вдруг глухо зарычал. — Чего ты? Не нравится? Рычание переросло в звонкий лай, Юкио не сразу расслышал звонок интеркома. Кого могло принести ночью? — Кто? — Герой… это я… Юкио распахнул дверь, схватил зонт и вылетел к воротам. — Кей! — Пустишь? — О чем речь? Ты весь промок. Что стряслось? Стоило отойти от ворот, чтобы пропустить Кея, тот отшатнулся. Злобно рычащий Ричи высунулся меж ног. — Свои, Рич. Свои. — Убери его, — шикнул Кей. Вручив ему зонт, Юкио подхватил щенка. — Проходи в дом. Скорее. Тебе нужно отогреться. Сейчас, я наберу тебе ванну. Ричу снова пришлось протирать лапы, теперь уже труднее, он весь ощетинился, рычал и лаял не переставая, по широкой дуге обходя Кея. Тот тоже не пылал желанием пересекаться, прошел и застрял в дверях. Мелко дрожал, из-под рукавов мотоциклетной куртки текло, будто он только что прямо так добирался вплавь через озеро. — Не стой столбом, раздевайся, — Юкио набросил ему на голову полотенце. — Вот так сразу? — Не до шуток, Кей. Тебе замену не найдут, если заболеешь. Я сейчас найду одежду, а ты поднимайся в ванную. Еще помнишь куда? — Помню. Кей разулся, сделал шаг к лестнице. Ричи принял опасную стойку, казалось, еще немного и прыгнет, вопьется зубами в шею, хорошо, что он на деле не такой страшный, лишь пытался казаться таковым и всякий раз подскакивал, стоило Кею пройти дальше, улучал момент для своего любимого развлечения — цапнуть за пятку. — А я смотрю, тебе делать совсем нечего. Псин разводишь, — Кей шикнул на него, тот тявкнул в ответ, почти встав на задние лапы. — Фу, Ричи! — скомандовал Юкио и придержал за ошейник. — Проходи. Он не тронет тебя, сам боится. Кей взбежал по лестнице, оставив вереницу мокрых следов. Хлопнул дверью ванной комнаты, и Юкио выдохнул. Вдохнул, как услышал его голос в интеркоме, и только сейчас с болью выпустил из легких воздух. Зачем Кей прилетел к нему? Раз мчался сквозь стеной идущий ливень, значит, случилось что-то серьезное. Ричи потянул поводок, подпрыгнул, пытаясь укусить за руку, что его держала. — Тихо. Угомонись. Свои, говорю. Свои, — Юкио накрыл его нос ладонью. Хина научила, этот жест и правда успокаивал щенка, он опустил уши, перестал лаять и послушно сел рядом с миской. Юкио, взяв джинсы и рубашку, постучался в дверь ванной. — Заходи уже, — раздалось сквозь плеск. Дежа вю. Снова он заходит сюда, стараясь не смотреть прямо, туда, где Кей лежит расслабленный, закинув ноги на бортик. — Вещи на стиральной машинке, — предупредил Юкио, но уйти не успел. — Подойди сюда. — Тебе еще что-то нужно? — Да. Ты. Кей схватил за запястье, потянул на себя — мгновение, — и Юкио сам не понял, как оказался с ним в воде. В плену, уже зажатый его ногами и опьяненный настойчивым поцелуем. — Стой… Слабая попытка, Кея не остановить, он весь пылал, точно под каким-то наркотиком, продолжал сминать губы, не давал и шанса повторить: — Стой, Кей! От воды одежда потяжелела, движения давались с трудом, зато Кей в ней, как дома. И сейчас он голый — явное преимущество. Он же не ввязывается в партии, где может проиграть… Но и Юкио сдаваться не собирался. Перехватил его руки, уже взявшиеся за штаны. — Хватит. Он в тумане. Не слышал слов, продолжал тереться всем телом, целовать шею. — Остановись. Я не хочу. — Значит, я сделаю так, что захочешь. Стоило растеряться на секунду, Кей тут же воспользовался, перевернулся, Юкио рухнул под воду, едва не задохнувшись. Вынырнул. Пока хватал ртом воздух, Кей погрузился, расправился тяжелыми штанами… В рот взять не успел, Юкио вытолкнул его, тряхнул за плечи. — Да что с тобой?! Что случилось, Кей? — Трахни меня. — Я же сказал… — Я просто прошу, трахни меня уже! Мне нужен твой гребаный член! — Ты не в себе. — Я не могу быть в себе, когда у меня горит зад. Давай, герой, не тяни резину. — Прекрати. Остынь. Бесполезно. Кей знал слабые места, знал, что Юкио хотел бы его, хотел бы вернуть все назад, отмотать время и снова наслаждаться его страстью. Сопротивляться ему все равно что гасить огненный смерч кружкой воды. Но его разгоряченность какая-то… искусственная. Он ищет таблетку, средство убежать от чего-то. Потому и приехал сюда. Другого места для побега не нашлось. — Кей, — Юкио обхватил его лицо. И правда, в его глазах, в их бездонной морской синеве затаилась чернота отчаяния. — Отлежись в ванной и приходи в себя. Я пока сварю кофе. Тебе как обычно побольше молока, я помню. Кей безвольно сел, опустил голову, закрывшись мокрой челкой. И больше не двигался, пока Юкио выбрался из ванной, пока снимал напрочь вымокшие вещи, пока уходил. Может, жестоко… Может стоило снова пойти на поводу, дать ему то, чего он так хочет. В очередной раз. Переодевшись, Юкио поставил вариться кофе, и за шумом кипятка различал едва слышные звуки со второго этажа. Кей появился минут через пятнадцать в одной только рубашке, с полотенцем на голове. Как всегда. Поднял тяжелый взгляд, вздохнул. И сказал то, что Юкио точно не ожидал услышать. — Спасибо, герой. За что он благодарил? Юкио же впервые отшил его, впервые ответил «нет», показал чертов характер, хотя был ведомым Кеем и его желаниями… Да что там, оставался таким же. И врал, бесконечно врал себе, успокаивал мыслью, что оно переболит, уляжется, что Кей, как и все, кто был до него, останется маленьким трофеем прошлого. Стоило увидеть его, почувствовать, поцеловать, и снова с головой бросило в омут. Ричи оскалился. Крутился возле Кея и глухо рычал. Иногда тявкал, но уже не громко, огрызался для приличия. — Убери его, — Кей сел на диван, поджал под себя ноги. — Не бойся, — Юкио подал ему чашку кофе. — Он же совсем щенок. — Знаешь, я видел, как свора таких разорвала мальчишку. Так себе зрелище. — Прости. Юкио подозвал щенка, похлопал по креслу, тот послушно забрался, рычать перестал, теперь с любопытством наблюдал за Кеем, склоняя голову вместе с мягкими ушками то в одну, то в другую сторону. Маленькая домашняя идиллия: о такой Юкио и мечтал, представляя себе семью. Любимый человек рядом, собака, запах кофе и теплота внутри стен, несмотря на ливень за окном. — Не думай, я не навсегда, — разбил Кей розовые очки. — Я и не думал. Расскажешь, что случилось? Ты приехал взвинченным. — Да так. Пустяк. Ничего особенного. Просто… вляпался в отношения с еще одним одержимым. Таким же, каким был раньше ты. Лучше не скажешь, Юкио действительно не любил, а был одержим собственным демоном: не самим Кеем, а его образом, его неординарностью, наглостью, свободолюбием — теми чертами, которые в себе казались недостатками. Кей оказался тем, с кем демона можно было выпустить наружу, не опасаясь за идеальное обличие влюбленного, созданное для публики… вернее, для одного единственного актера и зрителя. Для самого себя. — Был… Я бы не спешил с прошедшим временем, — Юкио достал сигареты из кармана. Курить не стал, бросил на стол. — А ты прав, Кей. Я самый мерзкий лицемер. Верил, что могу предать себя, что готов терпеть измены. И что такое мое отношение заставит тебя измениться. А сам… до сих пор ведь ревную. Как будто считаю тебя все еще своим. — О, ты своем репертуаре, да, герой? — Кей стянул с головы полотенце, зачесал назад растрепанные волосы, открыл лицо. — Хотя, я тоже хорош. Видел же, как ты кривишься и всякий раз собирался ударить побольнее, ждал, когда же ты не выдержишь. По итогу сам не выдержал, сдался от собственной игры. — Удары тебе отлично удавались. Мне, между прочим, было очень больно видеть тебя с кем-то. Неважно, Ангелика это или незнакомый мужик, которого ты хотел зазвать третьим в постель. Я и к Сатору ревновал. А это жуть как больно. — Да что ты говоришь? Тебе когда-нибудь волосы с ног дергали или брови выщипывали? Больно ему. — Ты это к чему? — К тому, — Кей отставил в сторону чашку, приблизился. Набросил на шею петлю из влажного полотенца. — Ну-ка, давай я покажу тебе настоящую боль! Он резко дернул волосинку в брови. Юкио схватился за глаз, казалось, мышцы державшие его в глазнице порвались, и он сейчас мячиком покатится по полу, но вместо этого одна за другой прокатились на ладонь слезы. — Ай, черт!!! Кей! Ричи тоже вскочил, залаял, пришлось быстро среагировать, пока он не бросился на Кея, мстя за хозяина. А тот смеялся… громко и заливисто, как и всегда, когда причинял кому-либо боль. — Как ощущеньице? — Да иди ты! — Вот это боль. И у меня она каждую неделю по расписанию. А ты воешь по пустякам. — Черт… Тяжко быть айдолом. — Не то слово. — Но тебе же нравится? Кей пожал плечами. Ничего не сказал, снова взялся за кофе, словно вопроса и в помине не было. Не все так гладко, как он хотел бы, понятное дело. Многие модели уходили раньше, чем позволяла их внешность, не перезаключали контракт на новый срок, потому что, сталкиваясь с постоянными стрессами, выездами, хаосом съемочного процесса и недовольством заказчиков, не выдерживали. Кей где-то на середине пути. и близок к тому, чтобы выгореть. Сериал выжимал из него много, и Некодзава не щадила, не сбавляла темп, собирая почти все основные заказы. — Я переночую тут, не против? — потянулся Кей. — Против, конечно. Нечего гнуть спину на тесном диване. Поднимайся в свою комнату. В смысле, гостевую. Там ничего не изменилось. — Ха, было бы прикольно, если б я приперся к тебе, и меня б не щенок, а очередная невеста встретила, — он жестом пририсовал себе кудри и грудь. — Я б тебя тогда точно трахнул. Прям на пороге завалил бы, связал рукава и не дал бы вырваться. Не упустил бы шанса, как с той… Помнишь? — Почти забыл. — Вот как. — Кей. Он повернулся, и Юкио тоже не стал упускать шанс. Прильнул губами там, где начиналась и кончалась его улыбка. — Забыл кое-что сказать. С возвращением. — Я дома… — выдохнул Кей полушепотом в ответ. Трогательный момент прервал Ричи, громко тявкнув, подбежав и закинув передние лапы на диван. — Уйди, — цыкнул на него Кей, но вопреки команде тот ткнулся носом в его колени. — А-ай, убери от меня свою морду! Уйди, кому сказал. Что пес, что хозяин! — Успокойся, — Юкио придержал щенка, но смех подавить не сумел: до того мило Кей и Ричи общались, не хотелось прерывать. Законсервировать бы это мгновение, оставить до худших времен, когда снова станет тоскливо и одиноко. — Он просто привык к тебе и принял за своего, да, Рич? Ричи утвердительно гавкнул. — Ой, идите оба к черту! Выспишься тут с вами.***
Утром действительно Кей проснулся рано: лай и топот четырех лап послужили будильником. Правда, несмотря на рассветный час, ощущал себя вполне свежим и выспавшимся. Может, потому что кровать в «его» комнате… и он знает здесь каждую вмятинку — они идеально подходят под его тело. А может просто потому что… «Я дома». Чертов герой. И как спать, когда за стенами комнаты слышен его шепот. Командует псу быть потише… Наверное, на прогулку собирается. Ручка двери повернулась, и Кей закрыл глаза, сделал вид, что еще не просыпался. Теплая ладонь коснулась волос, щеки, он готов был потянуться за ней следом, лишь бы не прерывать касание. Едва не застонал: «Не уходи!» Но Юкио уже ушел, растаял, словно и не заходил вовсе. Когда дом затих, Кей поднялся. Взгляд упал на черный угол, туда, где все еще покоился футляр и расстроенная гитара. Кей расстегнул молнию, небрежно коснулся струн. Целая. Даже не запылилась. Юкио, может, и ненавидел Хикаро, но гитару продолжал хранить черт знает зачем. Разве что в качестве заложника. — Я вернусь за тобой, обещаю. Вернусь, как заберусь на вершину. Кей прокрался в ванную, забрал оттуда свои вещи. Долго ли собираться: через минуту он уже перемахнул через калитку и сел на мотоцикл. Пока ни Юкио, ни его питомца не видно, нужно уезжать. Кей полетел вдоль дороги не оборачиваясь. «Пока, герой». В студии оказался одним из первых. Окумура еще не появлялся, и вовсю шло горячее обсуждение списка тех, кто поедет в Сеул. Кей скрылся в гримерной, рухнул в кресло, повернулся к зеркалу. Вид так себе, но ничего, сейчас подправят, сделаю настолько идеальным, что любая кукла позавидует. Обиделся ли герой? По нему не поймешь. То говорил, что будет ждать, то взял и отшил, хотя Кей на его месте поступил бы так же. Секс от безысходности хорошим не бывает. Пережила же дырка, что ее не заткнули, не порвалась и не срослась наглухо. А ведь Кей ведь мог использовать любого мужика, но нет, дернул черт рвануть именно в Окутаму. — Блядь, да что со мной такое?.. — Может, влюбился? — вошла Саюри. — Глупость какая. — Там Окумура приехал, уже спрашивал тебя. Злой, как разбуженный ёкай. — Я ёкаев не боюсь. — Ну, удачи. Старик и правда разошелся, лютовал на площадке по каждому пустяку. В перерыв хотел позвать на разговор, но Кей пристроился в компанию вместе с Саюри и ее гримершей. Снова слушать просьбы о прощении и вспоминать первый акт вчерашней ночи не хотелось, как и видеть печальную, виноватую рожу Окумуры. Зато потом… Тихое и ласковое «с возвращением», легкий поцелуй со вкусом кофе, и даже лохматое, чересур громко лающее существо не испортило впечатления. Однажды он еще разок вернется туда. Как минимум за гитарой.