По ту сторону греха

Сколько себя помню — доверие к человеку неизменно оставалось самой страшной, смертельной моей слабостью. Такое уж клеймо поставила мне судьба…

      — Ты любил когда-нибудь?       Ника едва не сорвала голос. Обычно смелый, в этот раз Кей стушевался и какое-то время просто молчал, сверля ее равнодушным взглядом. Все равно что вглядываться в пустые глазницы. Ни чувств, ни человеческих эмоций, ни ответа…       — Понятия не имею, — пожал он плечами и навесил на лицо свою коронную усмешку, с которой разгуливал ночью по бару.       Ника прижала к груди конвертики, что нашла под дверью сегодня. Иногда она сама писала такие же письма, пряча их в стол. Из строк на бумаге слышала чужую боль и примеряла ее на себя, любуясь облачением несчастной влюбленной, которое видела в зеркале каждое утро на своем усталом лице. Но это облачение надоедало.       — Кей, эти люди просто хотят твоего внимания, понимаешь. Ты мог хотя бы прочесть, — Ника немного смягчилась. Она знала, о чем говорила. Где-то среди этих записок затерялись ее собственные чувства, ее переживания, мечты, бессонные ночи. И фарфоровая улыбка Кея резала по живому.       — Да. Они хотят его бесплатно. Бесплатно, понимаешь. Никки, малышка, ты же умная девочка. Прекращай верить в чушь, которую мне пишут в этих розовых бумажках. Не будь наивной.       Ника обиженно надула губы и бросила пресловутые «розовые бумажки» Кею в лицо. Она долго пыталась верить, убеждать саму себя, что однажды не станет никаких записок, никаких клиентов, и Кей будет принадлежать только ей, но… Он не мог любить. Как же надоело видеть его вечное пренебрежение, его пустой холодный взгляд. Кей просто-напросто играл, сам того не понимая. Или того хуже — понимая и специально пользуясь своей внешностью, чтоб зарабатывать деньги, мучить то близостью за купюры, то презрением в их отсутствие. Его красота оставляла двоякий осадок… Одних — заставляла восторгаться, а других — испытывать ненависть, столь же черную, насколько прекрасен ее объект. В Нике эта ненависть зрела медленно, но все равно не давала покоя. А сейчас не было чудовища хуже, чем названый брат. Тысячи раз Ника успела пожалеть, что спасла его тогда. Все же стоило оставить использованную игрушку гнить на свалке, а не брать с собой. Вещь есть вещь, ее невозможно переделать в человека.       Солидный мужчина, как говорили проститутки, — сутенер из Кабуки-тё — захаживал все чаще, но не пересекался с Кеем. Он сменил тактику: стал разговаривать с Фуджи, предлагая ему неприличные суммы денег. Ставки доросли почти до миллиона йен, но старик упрямо качал головой каждый раз. Во время этих разговоров у Ники леденело сердце: неужели человеческая судьба настолько хрупка?       На самом деле, она даже не представляла насколько.       Один миг способен изменить все. Миг, когда она в очередной раз утром вскрыла адресованные Кею записки. Миг, когда в сердцах едва не разорвала их в клочья. Миг, когда толстый желтый конверт застрял в руках и она прочла на нем свое имя. Ника сначала подумала, что ей привиделось. Сейчас она в гневе из-за Кея, его равнодушия ко всем, даже к старику Фуджи, — конечно, привиделось. Но тяжесть плотной, обклеенной марками бумаги убеждала в обратном. Вскрыв конверт и достав письмо, Ника снова увидела свое имя, прописанное катаканой*. Судорожно пробежала глазами по строчкам и осела на пол. «Никки-чан, помаши ручкой, скажи: пока-пока…» — в голове слышался голос воспитательницы из приюта. Ника вспомнила. Вспомнила чью-то тяжелую, но такую мягкую ладонь, которая вдруг выскользнула из рук и захотелось плакать. И голос воспитательницы, а потом Фуджи, тяжело вздыхающего за стойкой: «И зачем тебя взял? Ведь не смогу продать… Ты на мою покойную жену похожа». Что-то кольнуло в груди так больно, что слезы покатились по щекам.       Услышав внизу шаги, Ника быстро взяла себя в руки и спрятала конверт под подушку. Выбора не оставалось. А значит, нужно действовать, и чем скорее тем лучше.       На следующий день она незаметно для старика выудила из его записной книжки визитку того самого сутенера и, пока Фуджи копался на складе, выбежала из дома. По дороге дрожащими пальцами набрала в мобильном телефоне номер. Остановилась. Сомнения тяжелым грузом осели в груди, но стоило только вспомнить проклятую фальшивую улыбку…       «Ничего, Кей мне еще спасибо скажет», — хмыкнула Ника и решительно нажала на кнопку вызова.       — Гото Эйдзоку-сан? — спросила она, когда услышала на том конце мужской голос. — Это вам звонят из бара Фуджи. По поводу Кея. Мы согласны на ваше предложение.       Жизнь продолжалась своим чередом, и никто, кроме Ники, не мог догадаться, что это только затишье перед бурей. Утром она прислушивалась к шагам Кея, возвращавшегося после ночи через бар: он зашел к себе, взял свою полуразбитую гитару и опять вышел прочь. Ника поднялась с кровати и подошла к окну. Если так пойдет и дальше, план мог оказаться под угрозой срыва. А старик Фуджи только сегодня с раннего утра уйдет прибираться на могиле жены и пробудет там точно до рабочего вечера. Другого шанса не будет. Ей нужен был Кей.       — Снова у метро сидеть будет. И чего он там выжидает? — раздраженно шипела Ника себе под нос.       Ничего не сделаешь, придется ждать.       Кей у метро не задерживался, просто отводил душу часок-другой и потом спешил домой перекусить, зная, что его названая младшая сестренка обязательно приготовит что-нибудь вкусное. Поставив гитару на место, Кей прошел на кухню и застыл в дверном проеме. Ника сидела на стуле, закрыв лицо руками, и тихо всхлипывала. Никогда еще не приходилось видеть ее плачущей. Сложно даже представить, что могло довести такую терпеливую и стойкую девчонку до слез.       — По какому поводу потоп? — поинтересовался Кей.       Ника вздрогнула и повернула свое заплаканное лицо. Он подошел ближе, присел перед ней на корточки.       — Что случилось? Что-то с Фуджи-саном?       Ника помотала головой. Вынула из кармана халата плотный, но уже измятый конверт и протянула его Кею.       — Ты для меня тоже по-своему братик, но… — она громко шмыгнула и опустила голову.       В письме говорилось о том, что в Сеуле найден ближайший родственник Ники, родной брат. Его усыновили, но сейчас никого из этой семьи не осталось. Он совсем один и тяжело болен. Единственное его желание — увидеть родную сестренку перед смертью.       Кей прочел это, почти не удивившись. Он понятия не имел о том, как Ника жила до удочерения Фуджи, никогда ее об этом не спрашивал. Они старались не лезть друг другу в душу — слишком уж это болезненная процедура.       — И чего разревелась? — усмехнулся Кей, стирая слезу с ее щеки. — Езжай к своему брату, не тяни.       — Папа не захочет меня отпускать.       — Фуджи-сан?       Ника кивнула.       — И еще кое-кто…       — Кто?       — Ты, — она мягко улыбнулась в ответ.       — Я же только что сказал тебе ехать, — вздохнул Кей, поднимаясь с корточек.       — Дело не в этом, — Ника тоже встала со стула и подошла вплотную. — Скажи, но, пожалуйста, серьезно, а не как в прошлый раз. Ты любил когда-нибудь?       Кей отвел взгляд, задумался. Любил ли он? Сложно сказать. Он сам не знал природы своих чувств. Было ли то, что он испытывал к своему покойному другу, любовью? Просто Кей не мог без мысли о нем прожить ни секунды, даже сейчас не может, хотя прошло немало времени после его смерти. Просто не мог не заботиться о нем, пока они были вместе, боялся оставить в трудную минуту… Просто готов был простить что угодно и отдал бы сейчас все на свете, лишь бы снова обнять его.       — Хорошо. Допустим, — неопределенно ответил он, не пытаясь примерить на себя какую-либо роль.       — Тогда ты должен знать, как трудно покидать любимого человека навсегда, — понизив голос, произнесла Ника.       Ком застрял в горле. Эти слова задевали за живое. Слишком больно.       — Я люблю тебя, Кей.       Признание из уст невинной девушки стоило многого, первое чувство обязано быть кристально чистым и открытым, но… Одно Кей точно уловил — нет в этом признании того, что он испытывал к Хикаро.       — Не бросайся словами, — он погладил Нику по щеке. — Лучше прямо скажи, чего ты от меня хочешь? Чтобы я тебя утешил? Или трахнул вне очереди?       Не успел договорить, как получил звонкую, болезненную пощечину. Ника чуть ли не дрожала от ярости, а в светлых, полных обиды глазах опять поблескивали слезы.       — Какой же ты… мерзкий! Бессердечная продажная скотина! — она метнулась прочь с кухни.       — Ника! — Кей кинулся следом, услышав, как громко хлопнула дверь ее комнаты.       Толкнув створку, он прошел внутрь. Ника сидела на койке, отвернувшись к стене и зажимая в руках подушку, хрупкая и беззащитная. Кей привык видеть ее другой. Да, она часто хмурилась, надоедала, особенно когда дело касалось обеда или уборки, но от этого не становилась менее заботливой и милой. Письмо выбило ее из колеи. Выбило их всех — и очередная иллюзия задрожала под напором реальности.       Кей присел рядом, протянул руки к дрожащим плечам Ники: она не дернулась, не взбрыкнула и позволила себя обнять.       — Я не хотел тебя обидеть.       — Думай, что хочешь… А я люблю тебя! По-настоящему, а не как твои клиенты! — громко заявив это, Ника резко развернулась, отбросила подушку и примкнула к губам Кея. Прижалась, пропуская сквозь пальцы неровные пряди каштановых волос, и тихо прошептала: — Ты прав. Я давно хочу, чтобы именно ты стал моим первым мужчиной.       В это все и упиралось, мысленно усмехнулся Кей, скидывая с себя куртку.       — Ну и? Сколько мне надо тебе заплатить?       — Нисколько. Забудь.       Ника прильнула так тесно, что ощущался каждый удар ее трепыхающегося от волнения сердца. Она не отрывалась от губ, по-детски вылизывая их и явно получая от этого удовольствие. Странно, что ей не было противно, ведь она столько раз видела, как эти губы работали с клиентами… Кей обхватил ее, ощупывая каждый изгиб стройного тела под тонким халатом, и улыбнулся, когда услышал первый, полный блаженства стон. Ника встрепенулась, едва рука проскользнула под ее тонкие, молочного цвета трусы, но не отстранилась. Просто опустила голову и тяжело дышала.       — Фуджи-сан меня прикончит, — Кей стянул с себя майку и лег поперек койки. Ника терлась о него, целовала шею — от ее поцелуев мурашки бежали по спине, сливаясь внизу в приятную тяжесть. Вдруг она подняла лицо: щеки горели, губы дрожали, вместо следов от слез — пленка похоти на глазах. Она была похожа на мифическую сирену с картинок в учебниках по истории.       — Кей… — она почти шептала, но каждое слово отзывалось приятной вибрацией в теле. — Я н-не могу так сразу… Может мы как-то… ну, выпьем немного? Я сейчас!       Не дождавшись ответа, Ника вскочила с кровати, поправила халат и исчезла из комнаты. Вернулась почти бегом с бутылкой вина из бара и парой стаканчиков в руках. От халявной выпивки Кей не имел привычки отказываться. Тем более от той, что имелась у старика в баре.       Стакан осушил почти залпом. Вино было кисловатым, даже привкус на языке остался. Наверное, потому Ника лишь нерешительно пригубила и отставила свой стакан в сторону. Привкус быстро выветрился от сладкого поцелуя: теперь Ника стала смелее, приоткрыла рот, пустила в ход язычок, стараясь повторять за Кеем. Вцепилась в его плечи, как хищница в плоть добычи, и жадно высасывала дыхание. Но все же в какой-то она момент нашла в себе силы отстраниться, упираясь руками в его грудь.       — Давай… еще выпьем?       — С удовольствием, — Кей сделал несколько жадных глотков прямо из протянутой бутылки и вернул ее, вытерев губы тыльной стороной ладони.       — Посмотри, пожалуйста, нет ли кого в баре? — смущенно пролепетала Ника, оглянувшись на дверь. Она отползла на кровати в сторону, позволяя встать, и Кей нехотя поднялся.       — Никого там нет, не волнуйся, — он оглядел коридор и запер комнату изнутри. — Рано же еще.       Едва присел на койку, как Ника тут же снова оказалась у него на коленях, быстро распахнув и отбросив в сторону халат. Раскрасневшаяся не то от смущения, не то от вина — или от всего сразу, — она будто спешила, нетерпеливо дергая замок и стаскивая вниз тесные кожаные брюки. Кей машинально поглаживал ее по спине, ласкал отзывчивое, чистое девичье тело. Ника терлась об него, стонала, сжимала тонкими пальцами волосы, пока он целовал ее грудь. Стоило признать, и в сексе без денег имеются плюсы. При такой отдаче и ускорившем кровь алкоголе, внутри быстро накапливалось приятное возбуждение.       Ника почти сползла с койки, уставилась прямо на твердый член. Кей, чуть улыбаясь, смотрел, как она нерешительно приближается, облизывает губы, сначала касается пальцами, потом высовывает острый язычок. Самым кончиком она прошлась по выступающим венкам. Кей закатил глаза. Он привык делать минет другим, а не получать… И сейчас неуверенные действия впервые взявшейся за подобное Ники заводили едва не до головокружения.       Прижавшись щекой к его животу, Ника прикрыла глаза и прошептала:       — Я такая счастливая. Любимый мой… Кей… Перед тем, как уехать, хочу принадлежать тебе вся… — после чего обхватила губами головку члена. Сосала она старательно, вбирала, насколько хватало рта — Кей отрешенно наблюдал за ней и судорожно глотал сухой воздух комнаты. Ника иногда останавливалась и откашливалась, но при всем своем неумении, для первого раза справлялась даже слишком хорошо. Лишь под конец, чуть задела чувствительную кожицу зубами, заставив Кея недовольно зашипеть.       — Прости…       Выдохнув, он слегка улыбнулся:       — Ты молодец… — и погладил Нику по волосам, притягивая к себе.       Голова кружилась. Винцо, видно, оказалось очень уж крепкое. Раньше с одной бутылки так сильно пьянеть не приходилось.       — Кей… Кей… Я люблю, люблю, люблю тебя… — Ника слегка толкнула его, заставляя лечь. Стянула с себя трусики, уселась на его бедра, немного потерла пальцами между ног, собирая вязкую смазку, и ойкнула, едва Кей потерся о нее там влажной головкой члена. Не хотелось ее торопить, но, казалось, Ника сама спешила, будто самолет в Сеул уже гудел мотором прямо под их окнами. Удерживая член испачканной рукой, она сама опускалась на него и при этом крепко зажмурила глаза и зажала зубами губы.       Кей почувствовал, что и ему впору вскрикнуть. Войти в тело девственницы оказалось не так уж просто. Крепко сжав руками ее бедра, он с трудом протолкнулся и ощутил, как вниз по стволу пробежала струйка крови. Ника зажала рот, кусая собственные пальцы. Кей почти не двигался, даже боялся дышать, ведь даже от этого можно было сорваться и сделать ей больно, но… Внутри нее было так горячо… Ника осторожно двинулась сама раз, другой, позволила проникнуть глубже, потом снова вскрикнула, остановилась. Кей не пытался помочь или успокоить, он и так бросал все свои силы на то, чтобы не завалить ее под себя. Тем более, Ника сама этого хотела… И похоже, ее все вполне устраивало. Впившись ногтями в смуглую грудь Кея, она начала двигаться сама, ускоряясь раз за разом. Ощущения захлестывали с головой, и та кружилась не на шутку, даже подташнивало от мелькающих перед глазами ярких, цветных пятен. Ника быстро оправилась, ее болезненно-пронзительные стоны смягчились, и теперь она двигалась так резво, что кожа горела везде, где она касалась. Но, едва их накрыл оргазм, у Кея резко потемнело в глазах, а приятные звуки превратились в скомканный, шершавый, неясный шум, что, впрочем, тоже вскоре затих.       Слух всегда просыпался раньше зрения. Даже раньше осязания. Из темноты, в которую довелось провалиться, Кей еще толком не вычленил себя, но уже смог различить, как среди шума появляются какие-то звуки, складываясь в слова, а слова превращаются в весьма интересный разговор.       — Просто подержите его, — послышался голос Ники. — Не выпускайте, пока за ним не придет мужчина по имени Гото Эйдзоку. Этого достаточно.       — И что мы получим? — прозвучал в ответ грубый мужской голос.       — А его для личного пользования разве мало? Между прочим, пятнадцать тысяч в час стоит. Так что сами посчитайте, сколько вам за это будет.       «Сучка», — промелькнула наконец в голове первая ясная мысль, и Кей попытался шевельнуться или хотя бы приоткрыть налившиеся свинцом веки.       Звонкая пощечина немного отрезвила, и темнота перед глазами преобразилась в знакомый силуэт.       — Очухался? — хмыкнула Ника.       — Какого черта? — еле ворочая языком, вымолвил Кей мучивший его вопрос.       Дернувшись, он ощутил холодный металл наручников на запястьях и горько усмехнулся, будто уже догадался каким будет ответ.       — Ничего личного, Кей, — сказала Ника, поглаживая его по щеке, которую мгновенье назад ударила, — просто очень нужны денежки. На лечение брата. Но продать мне, увы, нечего. Кроме тебя.       — Фуджи бы тебе этого не позволил… Поэтому ты решила разыграть такой спектакль?       — Забирайте, — бросила Ника полицейскому. Тот, перекинув безвольного хаслера через плечо, потащил его в машину, с удовольствием изучая рукой упругую задницу.       Кею ничего не оставалось — разве что усмехнуться судьбе в ответ на очередной ее поворот. Все-таки это его пожизненное клеймо — быть преданным теми, кто дорог.