Сезон момиджи

      Вернулась домой Хисана уставшая, но довольная. Видимо, долгий перерыв в работе сильно сказался на ней, а проведённое на природе время, как ни странно, отняло последние силы, и она свалилась на кровать и уснула, едва успев положить этюдник рядом. И снова вчерашний незнакомец появился, и снова сон наполнился радостью встречи, удивительным уютным спокойствием и щемящей нежностью.       Проснувшись, Хисана достала акварель с портретом, пытаясь понять, его ли видела во сне? Но сколько ни вглядывалась в нарисованные черты, ответа так и не получила. Зато поняла, что портрет практически закончен. Неясное желание заставило подойти к мольберту, и Хисана быстро накидала ещё один рисунок незнакомца: снова в профиль, но теперь уже в полный рост. Подумав, добавила тёмное облачное небо и выглядывавшую из-за облака сияющую полную луну. И тут её словно прошило током: схватила карандаш и альбом для набросков и следующие два часа изрисовала его весь: в профиль, анфас, фигурой в разных позах, в полный рост, в пол-оборота, и с различным выражением глаз. Его глаза почему-то давались ей с особым эффектом и выразительностью.       Хисана остановилась и всерьёз задумалась над тем, что же такое с ней происходит? Галлюцинации? Навязчивая идея? Помутнение рассудка? С чего бы? Или в её жизни настолько не хватает мужчины, что она уже грезит наяву? Незнакомцами с катаной, странными заколками в волосах и пронзительным взглядом? Нет, писать портреты она всегда любила больше, чем пейзажи. И ей много раз заказывали портреты именно потому, что лица людей, их внутренняя сущность в её работах были очень яркими, колоритными. Но чтобы её вот так преследовал образ, причём совершенно неизвестного человека? Да и человека ли? Фантазии? Личной грёзы? Мечты?       Ситуация напоминала сцену из плохого фильма о призраках или навязчивых идеях, но Хисана очень надеялась, что к врачу ей пока рано. В конце концов, увиденный мужчина был красив, так почему бы и не написать несколько его портретов? С чего-то надо начинать выходить из депрессии? А уж потом она займётся чем-то серьёзным. Определённо.       И Хисана, открыв новый альбом для набросков, принялась рисовать его руки: кисти с длинными, тонкими, изящными пальцами, шероховатые ладони, истертые до мозолей о рукоять катаны, руки, держащие оружие, книгу, просто лежащие сложенными на коленях или на столе. И гладящие её волосы. Почему-то этот жест из сна приписывался незнакомцу с фестиваля безоговорочно.       «Надо бы придумать ему имя... Или назвать его как-то покороче... Кого же он мне напоминает?»       По размышлении, единственное, что отозвалось её внутреннему ощущению и показалось верным, было «самурай». И хотя одежда была на нем не вполне самурайская, она решила, что осанкой и статью и исходящим ощущением силы он подобен именно самураям из древних легенд, сказок и историй, столь любимых ею в детстве и юности. Хисана тут же попыталась набросать его в полный рост в самурайских доспехах, наскоро найдя в интернете несколько старых фотографий самураев и выбрав наиболее приглянувшиеся доспехи с жуткой оскалившейся маской. Получилось красиво: он стоял к ней лицом, чуть отставив назад ногу, рука свободно лежала на рукояти меча, в опущенной второй руке держал маску. Его глаза смотрели прямо на неё. И от этого взгляда по спине пробежали мурашки: на мгновение Хисану пробрал непонятный страх – ей показалось, что это не она нарисовала его, а он сам возник на бумаге, и теперь пристально изучает её. Она помотала головой, отгоняя наваждение.       «И всё же, для самурая он слишком красив. Похож на настоящего героя из легенд, – она с укором покачала головой. - Ох, Хисана… Неужели всё настолько плохо, что ты уже не только придумываешь себе принцев, но и видишь их во сне? И даже наяву?»       На эти вопросы ответить ей было нечего. Со вчерашнего дня Хисану не покидало ощущение, что она проснулась от долгого и тяжёлого сна и теперь в жизни что-то должно поменяться. Собственно, уже менялось… Нет, то, что она вернулась к рисованию, было потрясающе. Оказывается, она до невозможности скучала по этим ощущениям и состоянию вдохновенной одержимости! Но то, как она вернулась к этому, слегка нервировало…       Первый и последний мужчина, бывший с ней рядом – Рен, – на принца или героя не походил никак. Он был очень живой, весёлый, непосредственный, даже непоседливый, и они с Маи составляли прекрасную, на взгляд Хисаны, пару. Он не строил чрезмерно грандиозных планов, как многие из их группы в академии, искал себя и пробовал браться за любую работу, планировал стать дизайнером, подрабатывал фотографом в одном малоизвестном журнале. И Хисана была до последнего уверена, что он влюблён в Маи. А в тот день, когда подруга призналась ей, что всё это время он сох по ней, Хисане, изводя Маи нерешительностью и признаниями, так и не доходящими до адресата, он уехал. И погиб. С тех пор Хисана перестала обращать внимание и видеть мужчин в принципе – они стали для неё чем-то вроде серой массы, не нуждающейся в её внимании и с легкостью отвечавшей ей тем же. И вот теперь с ней начало происходить нечто странное. Видение. Сны. Рисунки. Незнакомо-знакомые ощущения…       «Может, Маи права, и мне надо чаще бывать в обществе?»       Хисана взяла телефон и нерешительно набрала подруге письмо о том, что, пожалуй, согласна сходить с ней, её мужем и его приятелем на шоу группы барабанщиков «Аска», на которое подруга звала её ещё вчера. Радости Маи не было предела, и она забросала Хисану ответными сообщениями с множеством смайликов и восклицательных знаков, пообещав приехать ночевать в пятницу, чтобы «привести её в надлежащий вид». Хотя Хисана подозревала, что Маи просто боится, что она передумает – несколько раз такое уже было.       До пятницы оставалось несколько дней, и Хисана снова выбралась в Уэно. Довела до ума начатый пейзаж, начала ещё несколько. Её словно прорвало, и проведённый без рисунка год казался теперь тёмным кошмаром. Она обошла почти весь парк, выбирая наиболее живописные места, благо эти дни погода позволяла, и, закончив с пейзажами, просто рисовала отдыхающих людей. Но стоило ей задуматься, как рука уже непроизвольно набрасывала легкий поворот головы и большие выразительные глаза.       В пятницу, засидевшись в парке допоздна – Маи должна была приехать только поздно вечером, – Хисана, порядком вымотавшаяся за эту неполную неделю, задремала на скамейке, прислонившись к растущему прямо за ней старому и раскидистому дереву. Неожиданно ей приснился Рен: он шёл по тонкому мосту через пропасть, и Хисана застыла от ужаса, что он точно упадёт вот прямо сейчас, на её глазах, а она не успеет ничего сделать. В самое тяжёлое мгновение увиденное заслонила размытая фигура в чёрно-белом, которая, наклонившись к ней, чётко произнесла: «Это сон. Просто сон. Проснись», - и Хисана почувствовала, как по её волосам и щеке пробежала сухая прохладная слегка шершавая ладонь. Она вздрогнула и открыла глаза.       «Снова самурай? Или незнакомец? Или всё-таки это один и тот же человек? - сознание не вполне очухалось и сохраняло остатки сна, Хисана помнила, что видела Рена. И это отозвалось привычным чувством вины. – Неужели я действительно схожу с ума? И мне настолько нужна защита, что я уже выдумываю себе «героя на белом коне»? Нет, в данном случае – в белом хаори и с катаной?.. Хаори? Так всё-таки самурай…»       Она посидела под деревом ещё, приходя в себя, пытаясь отвлечься и утихомирить скачущее от отголосков страха, вины, и неожиданного заступничества и вмешательства сердце. К вечеру заметно похолодало, солнце уже садилось, и это помогло Хисане быстро собираться домой. Оглянувшись, не забыла ли чего, она вздохнула:       - Ты всегда была странной, признай уже это.       Мимо неё прошла парочка, и даже не оглянулась на сидящую на скамейке и разговаривающую с собой девушку. Хисана в который раз порадовалась техническому прогрессу, который произвел мобильные телефоны и гарнитуры к ним, ведь ещё не так уж и давно человека, разговаривающего с самим собой, сочли бы как минимум «не в себе».       Она только-только вошла в квартиру, разделась и положила этюдник на место, как раздался звонок в дверь. Маи ворвалась подобно вихрю, не раздеваясь, только скинув в коридоре обувь, влетела в кухню, сгрузила привезённые с собой продукты, залезла в холодильник, убедилась, что ничего не меняется, быстро разделась, кинув куртку на стул, тут же на кухне помыла руки и загремела посудой.       - Ты решила уморить себя голодом? И так уже почти на мумию похожа, - ворчала она, умудряясь греметь одновременно рисоваркой, кастрюлей и сковородкой.       - Ты же знаешь, я мало ем, - улыбалась, глядя на это, Хисана.       - Ага, и в основном – себя. Сколько ещё я буду с тобой возиться, как с малым ребёнком? – продолжала бурчать Маи, подсовывая ей салат для резки. Но бурчала она уже скорее по привычке, чем всерьёз – Хисану она любила, как сестру.       - Да ладно тебе, - Хисана, бросив резать салат, подошла со спины, обняла подругу, положив подбородок ей на плечо – Маи была выше на полголовы, – и примиряющее произнесла: – А я тебе покажу рисунки, хорошо?       - Точно! – обрадовалась Маи, сразу перестав быть похожей на буку и засветившись радостью. – Сразу же после ужина!       Поужинав и быстро прибравшись, они уселись на полу в небольшой комнате, служившей Хисане и спальней, и гостиной, и кабинетом, и мастерской, и Хисана открыла папку с рисунками, отложив в сторону тетрадь с набросками. Маи внимательно вглядывалась в акварели.       - Твой стиль определённо изменился. Прежняя манера была хороша, но и эта интересна: верность и чёткость линий, умело выделенные акценты… Да, мастерства явно прибавилось, - серьёзно сообщила она. Хисана с замиранием сердца смотрела, как Маи берётся за последний пейзаж, окидывая его взглядом профессионального художника.       - Ой, а это что такое? – подруга выхватила снизу тот самый профиль самурая на фоне неба и зелени. - Кто это?       - Да так, случайный прохожий, - Хисана опустила глаза.       - Солнце моё, ты никогда не умела врать, - подбоченилась было Маи, но снова уставилась на портрет: - Какой красавец, однако… А глаза!.. Где ты такого откопала? Колись, подруга!       - Ты решишь, что у меня галлюцинации… - и Хисана сбивчиво рассказала об увиденном на фестивале в прошлое воскресенье, поскольку хваткой Маи в такие моменты напоминала бультерьера – если уж вцепится, то ни за что не отпустит, пока не выяснит всё. Но про свои сны Хисана почему-то рассказывать пока не торопилась.       - Да, интересно, - Маи, прищурившись, смотрела на подругу. – Но знаешь, что? Пойдём-ка спать! У нас завтра свидание, и мы не можем испугать мужчин огромными синяками от недосыпа. Марш в душ!       Спала Хисана спокойно. Никаких снов, страхов, воспоминаний и незнакомцев. Но под утро она услышала песню: низкий бархатный баритон выводил мелодию – медленную, плавную, неспешную и грустную, напоминающую легкий осенний морской бриз, плеск волн и печальный крик чаек. Он пел о любимой, о потере, о верности, о расставании и ожидании, о ночном небе и о том, как душа его мечется и тоскует без неё…* Голос призывал, обволакивал, уводил за собой. И Хисана, словно вспомнив что-то забытое, но до боли родное, в ответ зашептала имя того, кому принадлежал этот голос.       Проснулась она в слезах, Маи озабочено трясла её за плечо, внимательно и встревожено заглядывая в глаза.       - Кто это «Бьякуя»? – Маи вопросительно смотрела на подругу, стирая слезы с её щёк подушечками пальцев. – И не просто, а «Бьякуя-сама»! Чего ещё я не знаю?       - Бьякуя? – прошептала Хисана. Имя осело на губах легким, мягким и потрясающе знакомым прикосновением. – Нет, постой… Я сама толком ничего не знаю.       И Хисана рассказала о том, как незнакомец стал приходить ей во снах.       - Знаешь, я не очень понимаю сама – это один и тот же человек или двое? Тот, кого я увидела – самурай – потрясающе неприступен. Знаешь, такая холодная, замораживающая красота. Ну ты видела сама, я попыталась её передать. А незнакомец из сна – ласков, заботлив и нежен. Но я ни разу не успела толком рассмотреть его лицо. Я вот думаю, может, это моя фантазия спроектировала в мои сны прекрасного и любящего героя из холодного красавца?       Хисана протянула подруге тетрадь с набросками, от начала и до конца заполненную рисунками самурая. Маи остановилась на фигуре в доспехах, потом задумчиво посмотрела на подругу.       - Знаешь, ты всегда была… необычной. Но как-то на сумасшествие это, вроде, не похоже… - она продолжала рассматривать то рисунки, то Хисану. – Я ужасно рада, что ты начала рисовать. Это просто замечательно! – Маи отложила альбом в сторону, обняла и потискала подругу, а отпустив, снова прищурилась: - Но одно ясно: тебя срочно нужно познакомить с реальным мужчиной. Глядишь, все видения и фантазии пройдут. И такого человека ты увидишь прямо сегодня! Юу Томору – партнёр моего мужа по бизнесу, и он просто замечательный! Ты ему обязательно понравишься. И скажу тебе по секрету, он успешен и сейчас подыскивает себе жену!..       Пока они собирались - умывались, завтракали, одевались - Маи болтала, помогая Хисане причесываться и рассказами пытаясь сбить её нервозность: малообщительной подруге всегда было сложно сходиться с людьми. Маи считала, что Хисана волнуется зря, ведь в общении она была приятной: спокойна, искренна, мало говорила сама, умела внимательно слушать и запоминать. И этим, даже на первый поверхностный взгляд, незаметным очарованием она неизменно привлекала к себе внимание тех, кто оказывался рядом. А ещё тем, что её внутренная закрытость, при внешних приветливости, учтивости и такте, вызывала желание узнать, что же скрывается там, внутри? Но сама подруга совершенно этого не замечала, не считая нужным и правильным подпускать слишком близко кого-то не слишком знакомого легко и сразу – да и знакомого-то не всегда, что уж говорить о чужаках. Скорее всего, подобным образом Хисана старательно оберегала от вторжения свой внутренний мир.       Хисану же не сказать, что трясло – ожидание встречи совершенно определённого рода не могло не будоражить чисто женское любопытство, но больше, если честно, с точки зрения непривычности и обычной необщительности. Ну и, конечно, извечного «а вдруг?». Гораздо интереснее для неё была именно та неожиданная и непонятная встреча в парке при храме Отори и последовавшие за этим события и изменения в её жизни. Но это было неправильно, странно, не совсем нормально даже с точки зрения самой Хисаны, потому она шла на поводу у Маи, позволяя вовлечь себя в ещё одну авантюру.       Мужчины ждали их в небольшом кафе, неподалёку от зрительного зала, в котором должно было проходить шоу. Маи шумно и весело представила всех, сразу оговорив, что называть они друг друга будут по именам. Невысокий, с открытым и располагающим взглядом карих глаз Томору – «Томору-сан» тихо подкорректировала Хисана присущую Маи фамильярность, – улыбнувшись, вежливо согласился.       В небольшом концертном зале проходило выступление ансамбля барабанщиков «Аска» с новой программой, с которой они собрались ехать в мировое турне. Войдя, Хисана пробежала глазами находящихся в зале – её уже несколько дней не отпускало чувство присутствия рядом и внимательного взгляда, следящего за ней.       - Ищите знакомых? – Томору-сан, мягко улыбаясь, протягивал ей руку, чтобы помочь спуститься по длинной лестнице к первым рядам, где у них были места.       - Просто впервые здесь, - Хисана одернула себя и улыбнулась в ответ, едва прикоснувшись маленькими пальчиками к протянутой руке – она совершенно не привыкла к подобному вниманию, но искренне хотела наладить отношения. – Благодарю, Вы очень заботливы, Томору-сан.       - Вы такая хрупкая, о Вас хочется заботиться, - снова улыбнулся мужчина. Ему явно понравились и тихая скромность, и неизменная вежливость, и легкая отрешённость Хисаны. Странно, это какое-то заклинание сработало? Как только её саму стал интересовать мужчина, пусть и скорее всего придуманный, она сама стала интересной для мужчин? Маи глянула на них, удовлетворённо кивнула, взяла мужа под руку, и они прошли вперёд, усаживаясь на нужные места.       Выступление барабанщиков ошеломило Хисану. Она любила музыку, традиционную в том числе, но ей никогда в голову не приходило, что с помощью барабанов можно создать целое шоу. Более того, что барабаны умеют не просто создавать ритм и задавать темп, но их звучание может складываться в музыку, рисующую перед глазами удивительные и разнообразные картины. Одна из мелодий просто поразила Хисану – это был ритм боя, зажигающий, проникающий внутрь, заставляющий сдерживать себя, чтобы не вскочить и не кинуться вперёд. Перед глазами нарисовалось сражение, идущие в наступление войска, сам бой, победа. Хисана, распахнув и без того большие глаза, полностью отдалась своему воображению, тут же нарисовавшему самурая, на коне, в самой гуще боя. Она настолько погрузилась в представившуюся картину, что не сразу поняла, что номер закончился.       - Понравилось? - Томору-сан наклонился так близко, что Хисана вздрогнула. Но тут зазвучал совершенно другой ритм и другая мелодия, она растерянно улыбнулась, кивнула и показала, что не слышит его. Он понимающе кивнул в ответ и отстранился, усевшись удобнее в своём кресле. В этот момент Хисане показалось, что она увидела недалеко от сцены, за кулисами фигуру в длинной черной одежде и белой накидке. Хисана поймала на себе внимательный взгляд Маи и её подбадривающий кивок, и устыдилась того, что, несмотря на все усилия подруги, она так и продолжает цепляться за свои видения.       После концерта Томору-сан вызвался проводить её и подвёз Хисану на машине прямо к дому. По дороге Хисана описывала ему свои ощущения от концерта, только бы не молчать и не показаться невежливой. Он вызвал у неё двоякое чувство: уверенности и смутной неловкости – как-то уж слишком пристально он наблюдал за ней, такое внимание Хисану слегка пугало. Но это было первое впечатление, вполне возможно, что вежливый и мягкий в общении Томору-сан не заслуживал такого отношения с её стороны. Впрочем, он казался вполне довольным, и, прощаясь, выразил пожелание встретиться ещё раз. Хисана, сославшись на занятость по подготовке к выставке, предложила встретиться после неё, и, с облегчением от того, что он не пытался поцеловать или как-то ещё выразить свой интерес к ней, скрылась за дверью.       Её поразила стоящая в квартире тишина. Пожалуй, впервые за долгое время Хисана почувствовала, насколько здесь пусто и одиноко. Она попыталась вспомнить ощущения, подаренные ей концертом, и в ритме барабанов ей снова представился её самурай – грозный, бесстрашный, опасный, завораживающе прекрасный. «Ты стала называть его своим. Это плохо». Она мотнула головой, пытаясь хотя бы таким образом вытряхнуть из неё смущающие мысли и видения, и вспомнила улыбку Томору-сана – спокойную и мягкую, словно нежаркое осеннее солнце. Замечательную улыбку уверенного в себе человека, который заинтересован в ней. И тут же поймала себя на мысли о том, что ей жаль будет разочаровывать его отказом. Отказом?       - Да, Хисана, ты – тяжёлый случай. И что тебе в жизни нужно? Выдуманный герой или настоящий, живой мужчина? Пора возвращаться в реальный мир, как сказала бы Маи.       Хисана заставила себя немного поесть, и, решив, что в душ пойдёт уже утром, легла на кровать и закрыла глаза. Барабаны зазвучали в ушах снова, она окунулась в темноту зала, прожекторы освещали сцену, барабанщики исполняли свой ритмичный, зажигательный танец, и уже погружаясь в сон, она увидела, как за кулисами развернулась фигура в черном, мелькнув на прощание белоснежным хаори с кандзи «Шесть» на спине.