Сказки заброшенной фазенды: Рабыня Изаура

             Бразилия сошла с ума. Бразилия вздрогнула и взревела, когда в 1976 на экраны страны вышел сериал «Рабыня Изаура», многосерийное детище национальной телекомпании «Глобо».       Творцы и создатели сериала пребывали в радостном недоумении, поскольку никто изначально не рассчитывал, что детище Жилберту Брага и Эрвала Россану — низкобюджетную историю про любовь-фиговь, снятую на честном слове, в темноте и антисанитарных условиях на двух заброшенных фазендах в окресностях Рио — постигнет такой оглушительный успех. А секрет этого успеха заключался в двух словах: добросовестность и профессионализм.       Как превратить весьма сомнительный в художественном плане роман в сериал? Ответ очевиден — написать годный сценарий и подобрать качественный, вменяемый актёрский состав.       Сценаристам в разработку досталась весьма хиленькая, засахаренная история про любовную любовь, от которой впечатлительный читатель вполне мог заработать диабет и, соответственно, была поставлена задача превратить это чтиво в сто полноценных телевизионных серий.       От сюжета этого романа сценаристы поначалу плакали горючими слезами:       Вот живёт-поживает раскрасавица-рабыня, и участь её печальна, ибо всё полноценное и дееспособное мужское население фазенды, да что там — всей Бразилии спит и видит, как залезть к ней под юбку. Утром нежная красавица подходит к окну полюбоваться пейзажем — в окно тут же лезет какой-то мужик и пытается ущипнуть её за грудь, вследствие чего Изаура рыдает до обеда. В саду ещё какой-нибудь мужик, не помня себя, пытается схватить её за коленку, а идущая по улице рота солдат при виде такой красоты начинает биться в судорогах страсти, не сбиваясь, причём, с маршевого шага. По этому поводу Изаура вздыхает и причитает до ужина. Когда красавица на сон грядущий располагается над отхожим местом — из пучины тут же выныривает волосатая мужская рука и делает хватательное движение…       Хозяин грозит сгноить всю эту неописуемую красоту в кандалах, если она не согласится по достоинству оценить его мужские стати, и красавица, рыдая, вздыхая и укладывая по дороге встречных мужчин в штабеля, бежит от него далеко-далеко. Там ей под горячую руку попадается житель «далека-далёка», местный богач, красавец и просто хороший человек, которого наша красавица, сирена, ангел, тяжко вздыхая и печально улыбаясь берёт под узду.       Там же её и находит неудовлетворённый, недооценённый в половом плане и злой как пиранья хозяин. Он ей предлагает или добровольно пойти в колхоз, или замуж за мерзкого горбуна-садовника. Наш лебедь белый трепыхается, роняет жемчужины слёз, но за мерзкого садовника соглашается. Конечно, как из-под земли появляется тот самый господин «издалека», всё заканчивается пистолетным выстрелом и хеппи-эндом.       При чём тут рабство? При чём тут угнетённое чернокожее население?       Где-то сценаристы тихо плакали, и блевали по очереди от слова «красавица». Облегчив душу и утерев слёзы, бравые ребятки закатали рукава и разнесли всю эту хрень по закоулочкам: тщательно прописав каждый персонаж, добавив в сериал любовную линию и чуть-чуть страшных народных преданий, они создали волшебную сказку, хоть и жёстко подчинённую законам сентиментального романа.       А законы этого жанра таковы, что главную героиню — совершенно неподъёмного с точки зрения здравого смысла «бегемота» сценаристы оставили как есть, без изменений. Это самый серьёзный «прокол» в сериале, а то и бедствие в медийном масштабе, если учесть, что на роль красавицы-мулатки взяли Луселию Сантос — квёлое, эмоционально неразвитое существо восемнадцати лет, напрочь обделённое актёрским талантом и обладающее бесценным опытом актёрской игры на уровне сельского драмкружка, - тощее, как высушенная тарань.       Красота по-бразильски — это прежде всего попа, бёдра и грудь: всего много, всё роскошное и есть что показать, а если к этому пиру плоти прилагается белая кожа, то это уже высшая лига. Какая-нибудь восемнадцатилетняя Соня Брага с кремово-золотистой кожей и сиськами нужного размера вполне подошла бы на эту роль; бесталанность актрисы с лёгкостью скрасили бы тугие соски, да и зрителю было бы без слов понятно, отчего у всех местных фазендейро без исключения текут слюнки. Но режиссёр, по-видимому, решил добавить своей героине побольше «ангельской» закваски, и на выходе мы имеем затянутую в корсет гладильную доску с размером «минус один», безжизненными, одеревеневшими ручонками-граблями и походкой ретивого кавалериста.       Рубенш ди Фалко, когда увидел всё это «добро», едва не заплакал. Его персонажу — Леонсио Алмейде — приходилось хуже всего. Жестокому, чувственному плантатору полагалось вожделеть свою рабыню отнюдь не за ангельские достоинства и чудесный нрав, а за отлично развитые вторичные и первичные половые признаки. А поскольку вышеозначенных признаков у сеньориты Сантос не наблюдалось и в помине, то Рубеншу приходилось иметь дело с безотказным актёрским инструментом — воображением. Он был одним из самых опытных актёров в данном собрании и высоко держал планку мастерства. Его Леонсио ди Алмейда — редкая сволочь, и эту сволочь никак нельзя полюбить порядочной женщине без ущерба для себя, но нельзя его и не пожалеть.       Маменькин сынок, слюнтяй, махровый эгоист, одержимый комплексом недолюбленного ребёнка. Его добродетельная маменька предпочитала перманентно страдать и воспитывать рабынь как принцесс, папенька предпочитал гоняться за юбками, а дитёнок, брошенный на руки многочисленной прислуги, на всю жизнь остался избалованным, капризным барчонком. Его чувство к собственной рабыне весьма неоднородно, это какая-то фантастическая помесь похоти, тщеславия, уязвлённого самолюбия, злобы, зависти и неподдельной нежности. Неисправимый Дон Жуан, Леонсио «добирает» по юбкам любовь, недополученную в детстве, а рабыня, воспитанная и заласканная его матерью, всегда остаётся первым его врагом и соперником.       Без всяких оговорок по Фрейду, «оседлав» самозванку, дон Леонсио рассчитывает, помимо всего прочего, «добрать» всю ту любовь и нежность, которую его мать совершенно незаконно, по его мнению, отдала на сторону.       Рубенш создаёт очень мощный и очень нетрадиционный образ «злодея». Этакий вкрадчивый котяра, падкий на ласку, подлый и трусливый. И что примечательно, его персонаж всё время эволюционирует и меняется, не давая возможности вздохнуть ни зрителю, ни толпе положительных персонажей. Из состояния «зануда, которому ничего не светит» Леонсио Алмейда дорастает до злодея, потом до откровенного мученика, а когда он стреляется от безнадёги, зритель даже испытывает некоторое сожаление.       Зрительская аудитория, как мне помнится, чётко разделилась на два лагеря:       — Усатая сволочь! — неистовствовали телезрительницы.       — Вот змея! Такого мужика довела! — летел град камней в огород неприступной рабыни со стороны дружного мужского братства.       Да, затейники из «Глобо» знали, как до предела раскачать эмоциональные «качели» телеаудитории. Они радостно потёрли ручки и сочинили героине первую любовь. Прекрасного, утонченного кабальеро, который не только, в противовес нетерпеливому, похотливому хозяину сдувает с главной героини пылинки, но и ухитряется не потеряться на фоне персонажа с таким мощным отрицательным обаянием, как Леонсио Алмейда. Этот персонаж был выписан под конкретного актёра и стал откровением не только для зрителей, но и для самих создателей, хотя изначальные данные были весьма неутешительны.       Ну что может противопоставить Леонсио Алмейде персонаж, у которого восемьдесят процентов текста состоит из трёхсот вариантов фразы: «Изаура, я люблю тебя». При этом прекрасный принц — порождение грёз девственницы в чистом виде, не должен распускать руки, губы и прочие места, да еще убеждать героиню и зрителя в чистой и пламенной любви… оставаясь при этом живым, адекватным человеком.       С этой задачей блестяще справился Роберто Пирильо, актёр малоизвестный, но с крепкой театральной «косточкой»: его Тобиас Паэс Видал, возлюбленный и сосед по совместительству, обихаживая чужую рабыню так взял быка за рога, что пятнадцать изначально написанных для него эпизодов сериала превратились в пятьдесят. И то авторам пришлось устроить ему «несчастный случай», чтобы девица рассталась, наконец, с грёзами юности и смогла выйти замуж за третье лицо.       В общих чертах здесь мы имеем историю бурной, неистовой любви с роковым исходом, налётом загробного мистицизма и местечковых кладбищенских преданий.       

Страшная бразильская сказка про любовь.       Ну, слушайте, дети, я расскажу вам сегодня сказку про любовь… нет, Пако, сказку про череп, который гнался по дороге за лесорубом, я рассказывал вчера… надо было слушать… откуда я знаю, зачем он насрал на этот череп… он вообще не хотел, а просто пошёл в кусты по нужде… а череп как сиганёт вверх да как поскачет за ним, клацая зубами...да,весь в говне и листьях. Мужик до дома без оглядки бежал… откуда мне знать, почему череп превратился в попугая и улетел в лес… вот такая у нас в Бразилии жизнь сказочная.       Не перебивайте, дети, и слушайте сказку про любовь.       Жил-был когда-то один фазендейро, молодой человек из хорошей семьи, и звали его Тобиас. С ударением на «и», конечно, у нас в Бразилии все так говорят. Отец его умер, и он, молодой образованный юрист, ценитель музыки и поэзии, окончив университет, вернулся в деревенскую глушь, чтобы управлять имением, где и жил с матерью и сестрой.       И вот однажды он встретил на дороге незнакомку, девушку, которую он никогда раньше не видел, прекрасную, как сама любовь. Он, конечно, вцепился в неё обеими руками и потащил знакомиться с родителями, как положено порядочному человеку. Но девушка оказалась странной, она не сказала даже как её зовут, махнула хвостом и исчезла, пообещав приехать завтра на это самое место.       Взбудораженный, с растревоженным сердцем молодой фазендейро вернулся домой. Его сестра, проницательная, как все женщины, сказала, что это дурной знак… Потому, дети, что прошёл год со дня смерти главы этого семейства - их папеньки, а в эту пору наши дорогие покойнички, которые и так никогда не лежат спокойно в родной бразильской земле, могут забрать кого-то из живущих с собой.       Во-вторых, не всё то лебедь, что торчит из воды, а особенно незнакомка, которую никто никогда раньше тут не видел, встреченная вечером поперёк пустынной дороги. Как знать, какая нечисть, падкая на мужское семя, обернётся смазливой бабёнкой. Смотришь, женщина и женщина, живая, тёплая, а на утро как глянешь, и дух из тебя вон! Не очень-то женщина, да и не очень-то живая… А попадёшь ей в лапы, конец один — будет гнать из тебя семя, пока не помрёшь… или с ума не сойдёшь. Ночами будет приходить, сладко мучить, пока не замучит совсем. Как, как… если ты молодой, здоровый мужик, не сиди как пень дома, не читай запоем книжки… раз в неделю можно выбраться в соседний город, в заведение с весёлыми девицами… а смазливых рабынь в округе просто пруд пруди.       Но наш молодой фазендейро был оригиналом и искал любви, одной-единственной и на всю жизнь, чему способствовал склад его натуры, глубокой и серьёзной, и отсутствие необходимого жизненного опыта в любовных делах. Девушка на дороге показалась ему писаной красавицей, впрочем, это как посмотреть. Когда молодой, здоровый и весьма темпераментный мужчина ведёт жизнь отшельника, потому что шлюхи, как и местечковые рабыни для любви, конечно, годятся, но не очень, то очень скоро любая чуть посимпатичнее крокодила бабёнка покажется ему красавицей.       Но самое смешное, что набожная католичка-девственница оказалась проворнее и оригинальнее любой нечисти: вместо того, чтобы залюбить мужика до смерти, она выела ему весь мозг. В извращённой форме. Через уши. И раздавила в жёстких ладонях его жаркое, бьющееся любовью сердце. И умер бедный фазендейро страшной смертью во цвете лет, но это уже совсем другая история, дети.

Конец.