Animalverse

Джиён еще немного посидел на скамейке, обдумывая слова и поступок Сынхёна и, когда почувствовал, что замерзает, съёжился от холода, попятившись внутрь замка. Он не знал, где его комната и где искать Сынри или своего альфу. Также было неловко перед всеми, что он себя так вел, видимо, действительно не стоило перед посторонними ссорится с Чхве. Когда лис проходил мимо аллеи, усыпанной розами, среди ароматов цветов он почуял тот самый, пленяющий, мягкий, особенный запах. Запах кицунэ. Джи резко кинулся в кусты, царапаясь об шипы, и увидел человеческую фигуру, сидящую в беседке, которую узнал по запаху. — Подойди ближе, я тебя тоже чую, — послышался прекрасный голосок, тот самый, который лис слышал в тронном зале от девятихвостого оборотня. Джи вышел из кустов, подходя ближе. Хотя чем ближе он подходил, тем медленней и нерешительней были его шаги. Ведь перед ним сидело существо, ранее никогда невиданное. Это был оборотень в человеческой форме с лисьими ушками и девятью хвостами, несомненно, тот самый, которого он видел в тронном зале. Но внешность настораживала Джиёна: янтарные, почти желтые глаза. Белоснежные вьющиеся длинные волосы. Тонкие руки с длинными ногтями, красивые, идеально гладкие ноги. Грудь почему-то выделялась объёмом, впрочем, и талия была тоньше, чем он когда-либо видел. Вся фигура была похожа на красивую, искусно созданную мастером скрипку. Кицунэ сидел в беседке, нюхая розы, а на нем была странная одежда в виде длинной туники из шифона, которая называлась платьем. — Кто ты такой? — Джиён негодовал, в который раз убеждаясь, что никого похожего не встречал. Человек улыбнулся, и даже улыбка на этом приятном лице казалась такой светлой, будто лучилась теплом и добром. — Меня зовут Сирена, я домашний талисман, если можно так сказать. И я женщина, поэтому правильно будет: «кто ты такая». Джиён ничего не понимал. Он в первый раз слышал слово «женщина», и не знал, что оно значило, а спрашивать было совсем неловко. Он чувствовал себя очень глупым невоспитанным деревенщиной перед таким красивым божеством. Поэтому Сирена поняла все сама и продолжила: — Женщина, она как омега, но только улучшенная людьми-бетами. Если тебе будет понятно: мужчины-беты — это будто ваши альфы. А женщины — ваши омеги. — Я ничего не понимаю, извини. Ты родилась такой? Родители у тебя были беты? — Родилась, но у меня не было родителей. Ученые выращивали нас в пробирках искусственно, а потом когда мы созрели организовали ясли и школу. Джиён присел рядом и удивленно смотрел на Сирену. Еще столько было в его мире, о котором он не знал и не подозревал даже, если бы дальше жил в Рыжем хребте. Если бы Сынхён его не забрал, он так и жил бы, не зная, как чудесен и разнообразен этот мир. — Вас? — Нас было семеро. Сначала взяли семя мужчины и яйцеклетку омеги, потом они над плодом делали долгие эксперименты и изменяли хромосомы. В итоге у женщин совсем другая ДНК. У нас нет члена, течка идет раз в месяц, нет гона, но есть большие развитые молочные железы, способность вынашивать детей и «пмс». — Эти ученые мнят себя Богами? Сынхён говорил, что там все слишком плохо, но я не думал, что настолько. Они действительно делают эксперименты над нами? Поэтому им так интересны дети от разных видов? — Ну, — сирена пожала плечами, — для них мы просто объекты для наблюдения. Они не относятся к нам плохо, но и не видят себе подобными, считая, что мы среднее звено эволюции. — Ты ведь сказал, что тебя сделали в пару таким, как они. Разве ты не подобная им? — Не «сказал», а «сказала», поскольку я женщина, обычно говорят не «он», а «она», не «шёл», а «шла», ничего, ты потом привыкнешь, — кицунэ ласково погладила омегу по плечу и продолжила: — Нас действительно сделали, чтобы мы рожали им подобных без гона, без проблем со сцепками и прочим. Но поскольку у нас была ДНК оборотней, только одна женщина к 7 годам осталась бетой, у всех остальных выросли ушки, и мы стали обращаться в зверей. Тогда нас назвали «бракованными» и выращивали как домашних животных. А когда мы стали старше, нас подарили другим хозяевам как знак престижа. Им просто жалко было убивать тех, на кого они потратили годы исследований, и мы из рожениц превратились в подарки. — Мне так жаль, это просто ужасно, — сказал Джиён, обнимая ее, почему-то ему очень хотелось ее обнять. — Когда меня всей деревней отдали волку без моего согласия как вещь, я чувствовал примерно то же самое, поэтому я могу понять твою боль. — Мне не больно, я росла всегда с мыслью, что меня или подарят, или убьют, поэтому, попав сюда, я обрадовалась, что здесь добрые хозяева и принимают меня как родного члена семьи. Это очень греет, хоть я никогда не забываю, кто я такая. Джиёну нечего было сказать. Он испытывал вселенскую скорбь и жалость ко всем этим женщинам и их нелегкой доле. Они так напоминали омег, только были еще более хрупкими и еще более безвольными. Ему хотелось прекратить это все, защитить, сберечь, уничтожить тех, кто пытался прыгнуть выше головы. — А что стало с той женщиной, которая осталась бетой? — Ее забрали, мы ее больше не видели. Скорее всего, она будет рожать им детей без ДНК оборотней, чистых бет, новых людей. Это новый виток эволюции. Я даже рада, что это не я, — Сирена облегченно вздохнула, и Джиён понимал, что она не врет. Потом они попрощались. Омега еще долго шел ко входу во дворец, обдумывая свое новое знакомство и несчастную судьбу тех женщин, или как их можно назвать, девушек. Джиёну казалось, что раз он в силах был вырвать себе свободу и начать жить независимо, возможно, он бы смог сделать что-то полезное и для них. Но пока что лис совсем не знал, как это сделать, он даже не знал, где сегодня будет ночевать. Сирена осталась сидеть в беседке. Ей было холодно в этом тонком, но красивом платье, а уйти она не могла, ведь здесь была назначена тайная встреча. Вдруг на ее плечи опустился пиджак, который моментально ее согрел, отпуская дрожь в ее руках. Она улыбнулась и повернула голову, вглядывалась в глаза тому, кто одолжил ей одежду. Юноша тоже смотрел на нее и улыбался. Он был в дорогой шелковой рубашке с золотыми манжетами. Его волосы были неряшливыми, а из-под кучеряшек выглядывали львиные уши. Где-то сзади нервно маячил хвост с кисточкой. Этот альфа был молод, но выглядел довольно мужественно для своих лет. Он обошел беседку с другой стороны и присел к Сирене. — Я думал, этот ребенок никогда не уйдет, вы так долго говорили, я ревную, — возмущённо сказал Экин и вздохнул. Лисица кокетливо улыбнулась и тихо хихикнула. — Ваша светлость, но ведь Джиён старше вас и уже давно совершеннолетний. Так что ребенок тут вы. Юный принц резко поменялся в лице и надулся, как пятилетнее дитя, у которого забрали шоколадку. — Да я знаю, может, хватит тыкать мне разницей в возрасте? Это не главное вообще, главное то, на сколько лет ты сам себя ощущаешь и сможешь ли позаботиться о других. Я смогу. — Не узнаете, пока не проверите, ваше величество, — снова лукаво ответила Сирена, хитро прищуриваясь. С ним кицунэ была совсем другая. Более расслабленная, более веселая и будто более молодая. Ведь ей было почти тридцать человеческих лет, и этот юный принц годился ей в младшие братья, отчего она ощущала некие теплые чувства, подозревая о том, что это, вероятно, дремлющие материнские инстинкты. Когда только ее привезли в замок, Экин был первым, с кем она познакомилась и кто потом помогал ей освоиться в замке. Он всегда был рядом и всегда так заботливо и нежно отзывался, ничего подобного она не видела раньше за всю свою недолгую и одинокую жизнь. И она сама не заметила, как привязалась к альфе. Однажды гуляя по саду и слушая рассказы Экина про его уроки этикета, она впервые увидела тот странный взгляд, каким принц смотрел на нее. Он уже не был ребенком, но не был и мужчиной. Скорее всего, юный лев и сам не понимал, что именно испытывал и что это значило. Их первый поцелуй был нелепым, быстрым и неловким. Сирена винила себя в этой ошибке и долго пряталась от Экина, чтобы не встречаться с ним взглядом. Ведь она понимала, что как только увидит его вновь, не сможет сказать «нет». Собственно, так и вышел второй их поцелуй. Альфа был горяч, напорист и одновременно нежен и наивен, как дитя. Это все так покорило одинокое сердце Сирены, и они стали встречаться каждую ночь в саду, болтая, обнимаясь и целуясь. Экина не смущала разница почти в двенадцать лет. Он растворился в своей влюбленности и привязанности полностью и бесповоротно. Он не слушал сплетни, осуждения, он видел лишь Сирену и жил только моментами встречи с ней. Ее запах, ее тело, глаза. Она была такой волшебной, будто из сказки, и никого не было ему дороже. Король, конечно, был единственным, кто не подозревал, всем было на руку. И когда отец объявил, что их город переходит на новый уровень и принимает новую веру, Экин не особо задумался о последствиях. Ему было важно, что Сирена была рядом, а с хвостом он или без него было неважно. Пока в их дворец не пришли двое: альфа-волк и омега-лис. — А ведь этот Джиён прав, — грустно подытожил принц. Сирена в это время сидела, близко прижавшись к нему, и положила голову на его плечо, поглаживая пальцами пуговицы на его рубашке. — Если мне отрежут уши, я буду не я. И мы не сможем больше перекидываться, как раньше. — Мой принц, отец же ваш не изменился. Только запахом. — Изменился. Он стал чужим мне. Мы больше не говорим, не доверяем друг другу. Я чувствую в нем обязанность как перед королем, но не чувствую, что он мой отец. Может, это проходит с запахом альфы? Или я даже не знаю… — Экину было немного страшно перед предстоящей церемонией. Всегда страшно, когда что-то меняется в твоей жизни и особенно когда перемены такие резкие. — Тогда я тоже отрежу себе все свои девять хвостов! — решительно сказала Сирена и потянулась к губам принца, и тот ответил ей на поцелуй. — Тебе не позволят отрезать их, ведь ты талисман дома. Напоминание о том, кто мы были и кем стали. — Да, — оскорбилась Сирена. Почему-то из уст Экина звучало обиднее, чем когда она говорила это Джиёну или прокручивала в своей голове. Потому что именно с ним хотелось забыть об этой роли. — Тогда напомню тебе, что, когда ты станешь королем, ты возьмешь омегу в мужья и заведешь детей. — Ты что? — лев удивленно посмотрел на нее и крепко сжал ее хрупкую ручку в своей. — Я ни на кого другого не посмотрю, мне нужна только ты! — Тебе придется, это долг короля, не нужно любить, чтобы сделать наследника и выйти замуж за какого-то обрезанного омегу, а вдруг еще омега будет истинным? — Сирена отвела взгляд. Это был ее личный страх, когда она понимала, что будет всегда для него лишь талисманом. Будет смотреть, как растут его дети, как он сидит за одним столом с другим, пьет вино на брудершафт, а она будет лишь рядом и только где-то в стороне. Хотя ничего другого она и не требовала. Экин молчал. Ему хотелось опровергнуть, сказать, как сильно он любит только ее и хочет взять ее в жены, и плевать на предрассудки альфы и омеги, но он не мог обещать то, что не в его силах. Выбирать будущую омегу будет его отец, и сам принц мало как может повлиять на это, особенно после закона о новой вере. Правда сегодня он впервые задумался, чего действительно хочет он сам, а не чего ждут от него другие. Сегодня ночь была действительно красивая, но полная печали для влюбленных. Джиёна в холле дворца встретил дворецкий и проводил в их с Сынхёном спальню. Джи нерешительно приоткрыл дверь, оглядевшись. Альфы не было, а вещи уже были разложены по полкам прислугой. Он оглядел обстановку: все выглядело дорого, как и вся остальная часть замка. Мягкая большая белоснежная кровать, где поместятся, наверное, человек шесть, а не двое. Два белых шкафа с золотой огранкой. Большое зеркало, диван, мягкий и пушистый ковер цвета мокрого асфальта и отдельная ванная комната. К такому шикарному месту Джиён никак не был готов, настроение сразу улучшилось, и лисий хвост радостно распушился. Попав в ванную комнату, он наткнулся на джакузи и еще отдельную комнату для туалета. На столе около умывальника располагались многочисленные баллончики с косметикой и различными травами. Лис с интересом понюхал каждый и отставил в сторону те, которые ему понравились больше всего. Большая ароматная пена, масла и масочки для лица и хвоста были самым лучшим завершением этого тяжелого и длинного дня. Джиён расслабленно вытянулся в ванне и выдохнул. В голове крутились мысли про Сынхёна, про Сирену. Про весь бедный народ Железного острова, которым скоро в обязательном порядке обрежут ушки. А еще никак не мог поверить, что буквально через три месяца он будет свободен и уйдет побыстрее от этого кошмара. Сынхён только что вышел из конференционного зала, где с Сынри и королем Джама обсуждал возможные последствия нового договора. Король стоял на своем, Сынри отстаивал желание оборотней выбирать себе веру самим, а Сынхён никак не мог поверить, что взял и отказался от Джиёна так рано. Опустил руки. Отпустил его сам. Что еще буквально немного и этого милого лиса в его жизни не будет. Да и вообще жизни не будет. Ему стало так все равно, что будет с городом, с жителями, с ним самим. Поэтому в обсуждении он вяло отстаивал свою позицию и лишь угукал и кивал, когда альфа-Сынри на него шипел. — Ты обещал помочь, а на деле сделал только хуже! — сердился заяц, проходя королевский коридор рядом с ним. — Я не хочу, чтобы моим детям отрезали уши и нам тоже. Тебе что, важна только твоя звезда Ориона и больше ничего тебя не волнует? — Прости, устал, — вяло ответил волк и поковылял по лестнице вверх. Сынри еще долго смотрел ему в след и никак не мог понять, что так сильно подкосило его настроение. Ведь он был еще не в курсе обещания волка данное лису. Когда альфа-Сынхён зашел в номер, в нос сразу ударил яркий запах его омеги вперемешку с приторными запахами ароматов косметики и духов. Он глубоко вдохнул, чтобы это заполнило его легкие, и некая доза наркотика потекла по его жилам, давая приятный расслабляющий эффект. Чхве прошел через всю комнату по волнам запаха и открыл соседнюю дверь. Там он увидел Джиёна. Лис принимал ванну, весь в пене, даже кончики его рыжих ушек были в ней. Из-под пены виднелся хвостик, весь мокрый, как и волосы на голове. Джи замер, испуганно таращясь на Сынхёна. Волк вспомнил, что, когда впервые лис увидел его в лесу, а потом в пещере, он был так же напуган, да и вообще редко когда смотрел на него иначе. Ему хотелось молча зайти и закрыть за собой дверь, прямо в одежде сесть в джакузи вместе с ним и как можно глубже прочувствовать запах омеги, чтобы запомнить его навсегда. Обнимать его, целовать, шептать слова любви и просто наслаждаться каждым мгновением. Но Сынхён этого не сделал. — Извини, — альфа медленно закрыл дверь и постарался отойти от нее подальше. На это ушли последние его силы и самообладание. Джиён, сидевший в ванне и прикрывающий свое тело руками, так и не понял, что альфа хотел этим показать или сделать… Но очень порадовался, что ничего криминального не случилось. Когда омега вышел из комнаты, Сынхён уже спал на одном конце огромной кровати. Теперь между ними была еще большая пропасть, чем раньше. Джиён никак не мог понять, почему он этому совершенно не рад.