Animalverse

Настал долгожданный день. Тридцать первого декабря с самого утра весь дворец готовился к празднованию. Джиён с интересом помогал наряжать пятиметровую елку в главном зале, украшая ее золотыми шарами и бриллиантами. Ему были в диковинку подобные обряды, ведь в его деревне все праздновалось иначе. Все торжества отмечались вокруг костра, с танцами и песнями. С лисьими бегами под луной и тотемными рисунками на лице. Но, как и всякий любознательный оборотень, он с интересом впитывал в себя новые впечатления. Сынхёна он не видел четыре дня с того самого момента, как они вышли из такси. Иногда то, что его держали в неведении, казалось ему нечестным, а порой, наоборот, думалось, что все это к лучшему. Правда, он никак не мог объяснить ту пустоту в душе, которая его одолевала. Будто часть его отобрали и никак не вернут назад. Король Джама наблюдал за приготовлениями с балкона второго этажа. Он, как всегда, был величественен и прекрасен, несмотря на отсутствие ушей и хвоста, в нем присутствовал дух огромного и гордого льва. Внимательно смотря за подданными, он не спускал глаз с рыжего лиса. Его сомнения и опасения выдавала лишь правая бровь, немного дёргавшаяся время от времени. — Когда ты ему все расскажешь? — спросил Джама будто в пустоту, но лев давно знал, что Сынхён стоял позади него и тоже наблюдал за Джиёном. — Может, хватит от него прятаться? Волк виновато поджал белые уши и подошел к королю ближе. — Ему лучше не знать ничего. Я не смог стать хорошим альфой и не смог приручить своего омегу. Я понесу свое наказание в полном объеме. Как говорил мой отец, я «бракованный». Он во всем был прав… Мужчина фыркнул на волка и присел на один из стульев. — Готов умереть из-за этого мальчишки? На радость родственничкам? Если ты отречешься от своей звериной сущности, ты спасешься, — невозмутимо сказал Джама. Будто это что-то легкое. Взять и отрезать себе свое «я», стать тем, кем ты не родился, тем, кем ты не хочешь быть. Он ведь знал о чем говорил. Но Сынхён все равно не понимал. — Зачем? Я это я. Мне жаль, что в свое время у вас не было выбора из-за моего отца. Может, вы оставите выбор хотя бы своему сыну? Джама промолчал. Он прекрасно понимал правдивость слов альфы и насколько жесток и непоколебим был человек, сделавший с ним это и отнявший его звериную силу. Хоть это было не больно, король почти забыл о том, каково это — быть львом, если бы этот рыжий комок не напомнил всем жителям дворца об их истинной силе. Рыжий лис менял все и всех вокруг себя, но король не разобрался, хорошо ли это. Джаме было очень больно вспоминать о своих ошибках, больнее, чем совершать их. Сынхён ушел, оставив бывшего льва наедине со своими мыслями под смех слуг, украшающих зал. Нет грустнее на свете короля, чем тот, у которого не было права выбирать, кем ему быть. — Отец, — послышалось позади, и мужчина обернулся выползая из болота своих страхов. Перед ним стоял его сын. Единственный наследник, опора и надежда, будущее железного города. Он был молод и наивен, как и Джама когда-то, они ведь были похожи как внешне, так и внутренне: он тоже в свое время мечтал о любви и мире во всем мире. Это печалило отца больше всего, ведь никто не хочет, чтобы их дети страдали точно так же, как их родители. — Ты что-то хотел сказать перед своей коронацией? — Если нет способов отказаться от нее, я бы хотел сделать так, как велит мне сердце. Экин дрожал. Ему было страшно говорить с его отцом, которого он всегда слушался. Страшно высказывать свое мнение, несхожее с мнением отца, но это и значило повзрослеть и держать ответственность за свои решения. — Раз я буду королем, я не хочу отказываться от своей сущности оборотня. На нашем флаге символ льва. Мы империя, и править ей должен лев, а не человек. Я приму корону таким, каким я родился. Джама внимательно смотрел на сына, он не был удивлен его решением, более того, был готов к таким словам, и теперь он видел, что сын готов к последствиям. — Ты понимаешь, что большая часть населения — нововеры и они, вероятно, не примут такого короля, ты понимаешь это? — Да! — громко и четко сказал принц, и у обоих не осталось сомнений, он знал, что делал. — Будь по-твоему, ты будущий король и тебе держать ответ, но я, как твой отец, буду всегда тобой гордиться. На лице у принца проскользнула легкая улыбка, все оказалось проще, чем он думал, или сегодня просто его счастливый день? — И я женюсь на Сирене, — добавил он так же уверенно и будто невзначай. Тут мужчина опешил. Сначала прошло пару мгновений, чтобы он смог придти в себя. Джама встал со стула, походил немного взад вперед и мотал огорченно головой. У него будто вся жизнь перевернулась и пелена спала с глаз. Очевидные вещи, которых он не замечал, стали явными и прозрачными. Принц все это время стоял в позе солдатика и с каменным лицом ждал ответа. — Это невозможно сын, пусть эта женщина спит с тобой, рожает детей. Но королевой должен быть омега, так было принято испокон веков. И она старше тебя на много лет. — Я люблю ее, я не хочу жениться на омеге, которого даже не знаю. — Я тоже не знал твоего отца, но мы поладили, а Сирена…она всегда будет с тобой, не губи свою жизнь этим клеймом. — Мой отец-омега умер от тоски, так как никогда тебя не любил. А ты всю жизнь любил того, с кем не суждено было остаться. Этого ты мне желаешь? Ты король? Так отмени эту традицию. Пусть каждый выбирает, как ему жить. Пусть среди нововеров и староверов не будет вражды. Пусть женщины не будут в рабстве. Я не женюсь на омеге. Принц был непреклонен, и Джама это осознавал. Поэтому король снова ничего не ответил, и его сын ушел. Мужчина еще долго стоял и размышлял, что же такое — быть королем и есть ли у него действительно право за всех все решать. Ведь всю жизнь решали только за него. Вечер. Все собрались в тронном зале. Золото переливалось в огнях, блестела хрустальная посуда. Столы ломились от угощений, а официанты только и успевали подливать шампанское в пустые бокалы. Были приглашены все важные люди в городе, все начальники правящих и влиятельных фирм и их семьи. Сынри со своей многодетной семьей также пришел на праздник. Зайчата, каждый в пышном наряде, играли с другими детьми, весело делились подарками под огромной елкой, омеги обсуждали, как тяжело растить в наше время таких зверят, альфы, конечно, больше судачили о работе, но все без исключений обсуждали коронацию принца, которая состоится через неделю. Джиён снова чувствовал себя не в своей тарелке. Сирена сидела около короля, где и было ее место. За соседним троном, где раньше сидел омега король, восседал принц Экин в львином обличии. Все они были одеты в шелка, вышитые золотом и серебром. Грива у Экина была уложена, а его вьющиеся волосы — выпрямлены. Иногда принц робко поглядывал на Кицунэ, а она чувствовала его взгляд всеми своими девятью хвостами. Теперь этот взгляд видел и король, поражаясь, как слеп он был все эти годы. Послышалась легкая мелодия, и все закружились в танце, хохоча и нарезая круги в такт музыки. Всем было весело, да и атмосфера взывала лишь к светлым эмоциям души. Джиён смотрел с восхищением на всех этих людей, там были нововеры и староверы, оборотни с ушами разных пород, и все же они мирно танцевали в одном зале. Лис не понимал, почему в жизни все получается иначе? — Ты прекрасно выглядишь, — голос был таким родным, и Джиён без сомнений понял, кто это говорил. Обернувшись, он увидел Сынхёна. Он еще больше похудел, и его щеки впали, но даже при таком болезненном виде в альфе оставалась какая-то величественность и грациозность. Его гордая осанка, убранные на бок белоснежные волосы и такого же цвета смокинг были столь ослепительны, что у Джиёна даже пропал дар речи. Ведь, не сговариваясь, лис тоже был во всем белом. И словно приглашая под венец, волк протянул ему руку. — Ты не хотел бы потанцевать со мной? Джиён, не задумываясь, положил свою руку на его, робко ответив: — Правда, я не знаю движений… — Я научу, только доверься. Чхве прижал к себе омегу совсем легко, едва касаясь талии, а его правая рука переплелась пальцами с его рукой. Джиён чувствовал, как шерстинки на его хвосте встают дыбом от наслаждения, а вокруг все пропиталось ароматом альфы, дурманя его. Лис понимал, как сильно он соскучился по альфе. Он смотрел в его глаза, такие большие и бездонные, кажется, полностью пропадая. И вот шаг, второй. Вокруг пропали люди, звуки, музыка. Есть только волк и лис. Они танцевали в такт песни, которую слышали сердцем. Они будто дышали одним целым, и Джиён впервые ощутил это так полноценно — раньше были отголоски этого чувства, лишь частицы. Но сегодня все было иначе, может, из-за ауры альфы вокруг, может, из-за нового года? — Что это за чувство? — лис не понимал, что происходит. Волк его кружил и источал такой прекрасный запах, в котором Джи хотел полностью раствориться. Одновременно с этим внутри переплетались спокойствие и нежность, страсть и жажда. Хотелось этим наслаждаться без перерыва целую вечность. — Ты мне доверился и почувствовал мое запечатление. Это то, что я чувствую к тебе. А может то, что ты чувствуешь ко мне? — Вау, — ответил лис и глупо улыбнулся. Его губы пересохли, он беспомощно облизал их и сглотнул. Кажется, шампанское уже дало о себе знать, и он был слегка пьян, но, может, это было вовсе не шампанское. На мгновение Джиёну показалось, что перед ним принц. Такой настоящий, во всем белом, словно будущий король, и он принадлежит ему, только Джиёну. Лис, поддавшись эмоциям, потянулся к его губам, но музыка резко остановилась, как и поток нежности от Сынхёна. — Внимание, говорит король! — сказал один из придворных, поклонившись. Весь зал поклонился в ответ. Сынхён склонил голову, и Джиён, огорченный упущенным моментом, сделал то же самое. Джама встал над толпой, оглядев всех присутствующих в зале. На его груди красовался герб льва, который передавался из поколения в поколение в королевской семье. А на его плечах лежала красная бархатная мантия весом в несколько десятков килограмм. — Я не хотел мешать вашему празднику, но у меня есть пара указов относительно коронации моего сына, и я бы хотел озвучить их сегодня и сейчас, а не ждать до следующей недели. Толпа зашумела. Джиён почувствовал, как напрягся Сынхён. Да и Экин с Сиреной были удивлены не меньше. Сынри с мужем также озадачились этими словами, ведь король ни о чем таком не предупреждал ни совет, ни кого-то еще. — Я правлю вами тридцать лет. Не такой большой срок для короля, но большой для города. Посмотрите, как все изменилось, и как расцвел наш дом с приходом новой веры. Толпа, в которой были обращенные, начала кивать и поддакивать: все явно гордились своим выбором и тем, что говорит король. — Но я помню момент, когда первый раз обратился во льва. Это было незабываемо. Адреналин, запахи, зрение. Все, что я испытывал тогда, не сравнится с тем, кем я стал сейчас. — Плохо, — шепнул Сынхён, сжимая руку лиса. — Не к добру он это начал. Волк, как ни кто другой понимал о чем говорил король и к чему это приведет. — Сейчас передо мной стоит непростое решение: принуждать вас принимать веру или дать вам свободу выбора. Мне жаль, что в мое время это было насильственно. — Отец? — Экин был шокирован такими откровениями, впрочем, как и все присутствующие в зале. Кто-то шептался, кто-то боялся и собирался на выход, но были и те, кто внимательно слушал каждое слово. — Как вы знаете, наш город подчиняется высшему совету «Нью Тауна». Что мог сделать лев против них? Согласиться потерять самое дорогое, чтобы защитить семью и вас. Я не хотел быть нововером, но таковы законы, и, как правитель этого города, я кому-то подчиняюсь. По толпе пошел вполне обоснованный возмущенный шум, но Джама продолжал говорить громче, чтобы все его услышали. — Это был мой путь, а не ваш. Я не хочу, чтобы вы несли ответственность за это. Поэтому, пока я еще король, я желаю, чтобы мой сын сам выбирал себе веру. Если он не захочет, он не будет обращен на коронации и останется оборотнем до конца жизни. Толпа заревела. Нововеры стали кричать от возмущения, что Джама унижает новые традиции и плюет на их бога. Староверы ликовали и восхваляли их короля. Джиён прижался к Сынхёну ближе, ему становилось страшно оттого, как резко из интеллигенции эти люди превратились в толпу бесполезного сброда. — Мой отец хотел сказать, — вмешался Экин, чтобы всех успокоить, — что каждый будет сам выбирать, какую веру ему нести в сердце. Если вы хотите стать нововером, вас никто за это не упрекнет, так же как и старовера. Я, как будущий король, постараюсь сделать так, чтобы между старой и новой верой не было конфликтов и размолвок. Мы все едины, мы все жители этого города, я вам обещаю, что ни одна вера и не один верующий не будет унижен в своих правах. Толпа утихала: всем было непривычно слушать слова молодого юнца, пусть и будущего короля, а для нововеров так вообще унизительно было слушать оборотня-льва. Но вдруг кто-то захлопал. Это был Сынри. Он хлопал громко, чтобы поддержать принца. К нему присоединился его муж Намтэ. Сынхён так же поддержал слова Экина, и к ним стало добавляться все больше и больше таких людей. Они хлопали до тех пор, пока все не успокоились. Оркестр быстро среагировал, и музыканты заиграли новую мелодию. Гости немного отвлеклись на предложенные угощения и танцы. И все равно все бурно обсуждали заявления короля и принца, не понимая, как им относиться к таким переменам. — Пойдем, — Сынхён взял лиса за руку, и они вышли из тронного зала в соседнюю комнату, где был король с принцем, Сынри и его муж. — Не могу поверить, что ты это сделал, отец, я тобой так горжусь, — Экин светился от счастья. Впервые он обнимал своего отца, как отца, а не короля. Джиён от такой картины растрогался, чуть не плача сам. Он понимал, что сейчас произошло что-то совсем хорошее, что-то правильное и, возможно, он даже помог этому случиться. Правда, он совсем не понимал последствий, в отличие от напряженного Сынхёна. — Я благословляю тебя, — сказал Джама. — На брак с Сиреной. — Мой король, вы серьезно? — Сынри стало плохо, собственно, как и всем в комнате. Джи, пожалуй, единственный, кто был рад за Экина и кицунэ. Намтэ хотел бы порадоваться за влюбленных, но слишком хорошо знал эту жизнь, чтобы понимать итог этой сказки, он поддерживал Сынри обмахивая веером перед его лицом приводя его в сознание. — Я всю жизнь был несчастлив, как и мой муж, я не хочу такого своему сыну. Утром меня спросили: я король или кто? Разве я не могу повлиять на это? — Отец… — у Экина не было слов, чтобы передать все то, что он чувствовал. Счастье и любовь вперемешку с тонной уважения. Будто он получил заветный подарок на новый год, о котором всю жизнь мечтал, и едва держался, чтобы не уподобится рыжему омеге и не расплакаться. — Иди обрадуй свою невесту, — подмигнул Джама сыну. Когда Экин вышел из комнаты, все еще долго молчали, пораженные его решением. Но король чувствовал, что у него оставалась мало времени, и он хотел все успеть, пока не поздно. Мужчина подошел к Сынхёну, обняв и его тоже. Он был больше и шире волка, но это совсем не сковывало его движения, лишь прибавляя силу и величие. — Если меня не будет рядом, позаботишься о моем сыне, как я когда-то заботился о тебе? Сердце альфы сжалось, он обнял короля в ответ и прижал белые уши. — Вы всегда были для меня как родной, спасибо вам за это. Так Джиён узнал, что король Джама был крестным отцом Сынхёна. Поэтому он часто общался с ним, пока у того не родился свой сын и его не поглотили королевские обязанности. Это все удивляло лиса, но в тоже время казалось таким естественным, будто Чхве тоже часть какого-то королевского рода. До начала нового года оставалось пятнадцать минут. Все гости собрались в зале и отсчитывали время. Джиёну было странно, что люди доверяют часам момент, когда должен начаться новый цикл жизни. А еще ему было странно смотреть на Сынхёна. Он для него словно многогранный алмаз: с какой стороны лис бы на него ни вглядывался, всегда видел что-то новое и загадочное. — Может, твой отец тоже правитель какой-то, раз у тебя крестный сам король Железного города? — любопытство взяло верх, и Джи решился спросить, на что получил неоднозначный ответ. Альфа, улыбнувшись, взял руку омеги и поцеловал ее. — На свете не так много городов, но Железный — один из самых отсталых в цивилизации. Мой отец хотел унизить меня, сделав крестным Джаму. Правда, он ошибся. И это было лучшее, что он для меня делал за всю мою жизнь. А, ну еще выгнал из дома. — Извини, — растерянно сказал лис, не понимая, что значил его ответ. Все-таки умел волк говорить иногда загадками, чуждыми лису. Оставалось пять минут, гости обменивались подарками. Вдруг Сынхён достал из кармана коробочку и поднес Джиёну. — С новым годом, — сказал он, улыбаясь. Лис взял подарок, открыл и увидел там деревянный гребешок. Он был неуклюже вырезан, но видно, что его делали с любовью. На хребте был выточен лис, а вокруг него рассыпаны маленькие звезды. — Это мне? Не стоило… — Это свадебный подарок. Я слышал, что в вашем племени жених должен был сделать что-то своими руками для омеги, а тебе так нравится чесать свой хвост… Я много дней учился резать по дереву, пока у меня это не вышло. Джиён еще больше растерялся: они вроде бы разводились, имел ли он право забирать подарок? Видя его смущение, Сынхён быстрее попытался оправдаться: — Я хотел тебе его отдать после четвертой течки, но раз тебя не будет рядом, то будет правильно забрать его сейчас. Можешь не пользоваться, если не хочешь, можешь продать или сжечь. Просто хочу, чтобы ты его взял, хорошо? Лису хотелось плакать и кричать во все горло, что это самое лучшее, когда-либо подаренное, то, что он никогда не продаст и не обменяет. Но сдержался, подумав, что тем самым все испортит в их и без того сложных отношениях. — Я возьму его, если ты тоже кое-что заберешь у меня, — лис тоже достал маленькую коробку с аккуратным синим бантиком. — Ты купил для меня подарок? — Чхве был искренне удивлен, и не ждал ничего для себя. Сложно было подумать о том, что лис, который его ненавидит, сделает ему подарок. Джиён лишь покраснел, вручая ему коробку. Сынхён медленно открыл ее, развязывая заветный бантик, замирая. — Это я увидел в том магазине, мне Сирена помогла купить. Он от королевского волка, и должен придавать тебе сил, когда ты будешь в трансформации. Альфа достал из коробочки шнурок, на котором висел белый клык, а на нем была высечена морда волка. — Извини, что не сделал это сам, я об этом не подумал. — Нет, ты что! — возразил Сынхён. — Это самый лучший подарок, я не смел и мечтать. Спасибо, Джиён. Я буду носить его всегда, не снимая. Лис покраснел еще сильнее, почти сливаясь со своими красно-рыжими волосами, как вдруг услышал бой курантов, а гости вокруг стали оглушительно кричать «ура». — С новым годом, Джиён, пусть тебе в новом году не придется переживать тот ужас, что был в старом, — Сынхён поднес свой бокал к бокалу лиса — раздался характерный звон. Омега мешкал, все вокруг кричали, толкались, обнимались, поздравляли друг друга, и все было так искренне и радостно. Каждым волоском своего хвоста до кончиков ушек, Джи ощущал эту магию. Она переполняла его, и он не знал, как ее выплеснуть, пока просто не решился на самый глупый поступок на свете. Джиён схватил альфу за ворот, потянул к себе вниз и коснулся его губ как раз на последнем звоне курантов. — С новым годом, Сынхён. Ведь так поздравляют в новых мирах с этим праздником? — Да… — альфа был растерян, но доволен, и лису это нравилось. Ему вообще в последнее время нравилось все, что делал для него Сынхён. Какая-то нежность все чаще пробивалась в его сердце, а старые обиды забывались. Его сердце таяло, и ему уже не хотелось убегать, уходить и забывать. Лишь бы все осталась, как сейчас. Экин и Сирена радовались не меньше. Они оба не могли поверить, что король их благословил и теперь все будет хорошо. Глаза кицунэ еще никогда не были столь прекрасны, они будто искрились радостью и счастьем, но, может, это все замечал лишь лев, который сам чувствовал то же самое. — Смотри, — лисица показала куда-то вдаль зала. Принц, рассмотрев гостей, увидел двоих в белых костюмах, не отводящих от друг друга взгляда. Волк и лис выглядели счастливыми и влюбленными. — Видимо, не только у нас в новом году все будет хорошо. Сынхён поднял бокал в воздух, Экин увидел его жест, поднимая в ответ. Это поистине был волшебный вечер, ведь в новом году всегда есть некая магия, и она вокруг нас, главное — верить. Впервые на душе у короля было так спокойно и легко. Он видел, как счастлив его сын и близкие ему люди. Как счастлив Сынхён, танцуя со своим рыжим лисом. Сынри с его зайцем-омегой также веселились и обнимали своих детей. Именно такую жизнь он хотел своим поданным. Джама выполнил свое предназначение в этой жизни, теперь ему было ничего не страшно. Шампанское полностью задурманило голову Джиёну. Ему было очень весело и легко, он смеялся так громко, что горло начало болеть и похрипывать. Танцы, как бесконечный поток, кружили его без остановки. Но рядом всегда был Сынхён, это придавало спокойствия и уверенности, что все будет хорошо. Если этот волк рядом, то лис в безопасности. Раньше он испытывал подобное только с родителями, но по воле судьбы о них он даже не вспоминал ни сегодня, ни ранее. Это был новый Джиён, который долго шел к тому, чтобы переродиться. — А хочешь, я покажу, как празднуют новый год в нашей деревне? И омега понял по счастливому взгляду волка: его ответ даже больше, чем «да».