Вырванные страницы

— Ванюш, не задерживайся сегодня на работе пожалуйста. — Ни минутой больше, чем положено, я здесь не пробуду, — пообещал я жене, расписываясь в журнале о том, что я явился в офис вовремя и отметил, что Морозов пришел на два часа раньше меня — в шесть утра. — Ждите меня с Розой сегодня около девяти. Ладно, Оксан, я пришел уже. Целую. До вечера. — Целую. До вечера, любимый, — из динамика послышались гудки и я убрал телефон в карман джинс.       Так как Рогозиной ни в её кабинете, ни в буфете, ни у Вали в морге я не нашел, то направился к себе в лабораторию. Когда я вошел в помещение с прозрачными стенами, то увидел, что за моим компьютером сидит какая-то лаборантка, а Андрей что-то пишет на листе бумаги. — А разве тебе не говорили что за этим компьютером могут сидеть только пять человек: Рогозина, Тихонова, Морозов, Холодов и я. Что-то не вижу твоей фамилии в списке, — строго сказал я нелепому рыжему созданию, сидящему в моём кресле. — Нет, я… я не знала, — мило произнесла, строя невинные глазки, девушка. — А почему мне нельзя работать за этим компьютером? — Потому что ты безалаберная и безответственная, а эта система только для умных людей. К тому же если ты поймала вирус или испачкала мне клавиатуру своим лаком, то считай что ты уволена. И не нужно мне мило улыбаться — я люблю свою жену и свою дочь, — девушка поёжилась под моим взглядом. — Извините… — Я не понял, почему ты вообще ещё здесь? — стоило мне закончить фразу, как лаборантка испуганно выскочила из лаборатории, а опустился на свой стул. — Распустились вообще… — заметив, что Андрей сидит поникши, я решил спросить в чём дело. Развернувшись в сторону друга я заметил, что что-то в расстановке предметов на его столе изменилось, но никак не мог уловить что. — Андрюх, у тебя всё в порядке? Ты… сам не свой. — Когда лучший друг повернулся ко мне, то я увидел синяки под глазами, видно, он не спал уже не первые сутки. Кроме того его руки едва заметно дрожали, а на лице красовалась глубокая ссадина через всё левую щёку.       В ответ Морозов покачал головой и подал мне какую-то тетрадь со своего стола. Взглянув на открытую страницу я понял, что это его мед.карта. — Болезнь Крейтсв…тцфельдта — Якоба, — прочёл я указанный диагноз. — Неизлечимо, — тихо произнёс друг, сжимая левую руку в кулак, видно, пытаясь унять дрожь, а я, сам того не заметив, настолько сильно сжал тетрадь, что на ней остались следы моих ногтей. — И… сколько тебе дали? — Четыре месяца максимум… Но смерть будет ужасно мучительной… Я… я боюсь, Ванька. Мне чертовски страшно умирать… чертовски, — всё так же тихо говорил Андрей, смотря в мою сторону, но одновременно как-то мимо меня. — А из-за чего.? — Просто так. Это бывает… Очень-очень редко… но бывает… И везунчиком оказался я… — Когда ты узнал? — мне было сложно говорить потому как подсознательно я отказывался верить в происходящее. — Три дня назад… — он тяжело вздохнул, крепко зажмурился и сильно потёр глаза.       Три дня назад… так… так, что там было… И тут меня осенило. — Боже… так три дня назад, это. это же… твой день рождения был… — Да, именно так, Ванька. Это был мой день рождения… — парень открыл глаза, поморгал, смотря на меня и вновь принялся их тереть. — Чёрт… — Что такое? — забеспокоился я ещё сильнее. — Да в глазах снова двоится. Чёртова болезнь. — А кто тебя так разукрасил? — спросил я пытаясь понять кто мог поднять на него руку. — Да никто, упал я. — На что нужно упасть чтобы заработать такую ссадину? — от чего-то не мог поверить я. — Смешно признаться… но я не помню уже… Слишком много за последнюю неделю падал… Слишком много… — Чем я могу тебе помочь? — Прости, Ванька, но уже ничем.       Я испуганно посмотрел на него, а осмотрев лабораторию ещё раз я понял что изменилось — веществ в колбочках стало меньше, да и самих колбочек поубавилось. Тогда я присмотрелся к шее и рукам Андрея. Когда я увидел след от укола на запястье и встал чтобы подойти к другу у меня подкосились ноги и потемнело в глазах от догадки. — Прости, если сможешь… но я не хочу умереть от этой проклятой болезни — это слишком мучительно… Мне ты уже не поможешь — просто не успеешь… Я не хотел чтобы ты видел мою смерть — тебя итак жизнь потрепала уж, — у меня на глазах выступили слезы от услышанного. — Прости, Ванька, если сможешь… Будь счастлив с Оксанкой… И, просить тебя не имею права… но лучше всего, если в этой ситуации вообще уместна эта фраза, если о моей смерти Дашке скажешь ты, — Морозов говорил сбивчиво и очень тихо. — Хорошо. Я сделаю это… Сколько у тебя времени осталось? — слова давались мне невероятными усилиями. Я колебался между шепотом и криком. — Минута, две — не больше, — мне стало реально очень страшно, но заглянув в зелено-карие глаза друга, я увидел там такое… Дикий страх, отчаянье, чувство вины и беспомощность. Я растерялся.       Я обнял друга, обнял его в последний раз. Мне хотелось кричать от бессилия — мой лучший друг умирает на моих руках, а я могу только стоять рядом и смотреть на это. — Ты очень хороший друг, Вань. Спасибо за все, что ты для меня сделал, — тихо прошептал он, когда я выпустил его из объятий.       На несколько мгновений лицо Андрея исказила гримаса боли, после чего он потерял сознание. И вот тогда я всё-таки закричал. Ноги подкосились, в глазах потемнело и я упал на колени, потом — осел на пол. Я видел смерть уже четвертого друга, но от этого еще больнее, ведь привыкнуть к этому, ровно как и быть готовым к такому, нельзя. В прошлый раз, когда умер Белозёров, ведь тогда, полтора года назад, только Андрей был моей единственной опорой, ведь Оксана тогда ещё встречалась с другим человеком. И до этого ведь только он вытаскивал меня из ступора и последующей за ним депрессии.       На крик прибежали сотрудники ФЭС с Рогозиной во главе, однако я их всех видел размыто. Кто-то увёл, хотя нет, скорее унёс меня из лаборатории и усадил в буфете. Наверное, Валя вколола мне успокоительное, но оно не особо помогло. Сейчас я думал только о том, как скажу о смерти Андрея Даше. Ведь девчонка осталась совсем одна с маленьким ребенком на руках. Боже… Я не знаю как, но я обязан и я это сделаю…