Стремление сойти с ума — вполне адекватная реакция на реальность.
Тонкие пальцы аккуратно перебирают длинные волосы, практически превратившиеся в сосульки. Его лицо пытаются приподнять, чтобы посмотреть, жив ли? Свободен. Свободен от грязи; глубокие, жадные вдохи, громкий, прорывистый кашель, широко распахнутые глаза, свобода. Он ухватился за жизнь. Мужчина разглядывал его лицо с минуту, после чего помог парню встать на ноги, придерживая последнего за растерзанные плечи, чем срывал слабые, еле слышные стоны боли с красных от крови уст. В груди бешено колотится сердце. От страха? Или от жалости к самому себе? Секунда. Вторая. Уши заложило, на зубах скрипит песок, но все это неважно. Жив. Пока жив. Дейдара чувствовал холод, страшный ноябрьский ветер проходит сквозь разорванную одежду, обувь, обдувает раны, доставляя неприятные ощущения. Блондин не пытался вырываться, кричать, вообще что-либо делать. Не говорил, не мог, потому что все еще не отошел от недавних пыток. Его мелко трясло, он все еще боялся, испытывал страх, глубоко вдыхал ледяной воздух и слабый запах бензина. Остекленевший взгляд серых глаз был прикован... К пустоте. Он смотрел вникуда, пытался всматриваться в темноту. Но все еще ничего не предпринимал. Безвольно висел на крепких руках, силы уже давно покинули его с тем ударом. С ударом, который пришелся по душе, превратив все чувства в пепел, раскидываемый ветром. Ничего больше нет. Пустота, понимаете? Сплошной мрак в душе. Тело обмякло в руках мужчины, который выудил из кармана штанов мобильный телефон, быстро прошелся пальцами по кнопкам и приложил его к уху, придерживая плечом, а сам поудобнее устроил парня у себя на руках, стараясь причинить как можно меньше страданий незнакомому мальчишке.* * *
Белые больничные стены раздражали, в воздухе витал уже привычный запах лекарств, спирта и прочих медикаментов. Руки затекли, перебинтованные запястья отдавались неприятной болью. Все еще щипела щека, продезинфекцинированная каким-то раствором. Было невероятно плохо, стыдно, тошнило. Косые взгляды медсестер, врачей, пациентов. Все это лишь усугубляло положение. Казалось, что все его презирают. Так и будет всегда? До конца своей жизни? Нет, он не согласен на такой расклад, его не устраивает подобное положение. Кулаки по привычке крепко стиснулись, впиваясь нестриженными ногтями, под которыми находилась грязь и песок, в кожу рук, и вновь по ладоням течет кровь. Больно. Стоит уехать отсюда подальше. Далеко и надолго. Не важно куда, главное не ловить больше на себе этих надсмехающихся и презирающих взглядов. Надо сделать так, чтобы его не считали шлюхой. Этот мир жесток, всем понятна эта простая суть, но ведь не до такой степени! Все в грязи, лицемерии и лжи. Хотя, знаете, мир не перестанет существовать до тех пор, пока ложь не станет правдой. Парадокс, блин... Люди не заслуживают мира в мире, пока не перестанут лгать. Ничтожества. Пустые, одинокие, безжизненные, к ним даже иногда просыпается жалость. Но ее недостаточно, чтобы спасти всех. Вытащить из этой грязи, сотворенной ими же самими. Глупо, все глупо.Жизнь здесь становится игрой И каждый новый день, Я задыхаюсь вновь В тисках людских страстей.
Время текло сквозь пальцы. Вскоре я узнал, что беремен. Эта новость сразила меня на повал. Стало невыносимо страшно, меня убивала всего одна лишь мысль о том что во мне гребанный зародыш от этих пидарасов. Не раздумывая, я решился на аборт. Мурашки снова и снова волной накрывали мое тело, меня бросало в жар, охватывающее дрожание и учащенное сердцебиение — боялся. Я попросту не знал, как мне поступить. Ночами, до операции, я смотрел в ночные сгустки темных красок палитры, звезды завораживали, хотелось улететь подальше от этого всего. Забыть все, словно сон, проснуться в холодном поту и понять, что всего-навсего кошмар. Но, увы, реальность. Суровая, жестокая, горькая реальность. Реальность, способная убить. С того самого времени, с тех пор как надо мной надругались, я перестал верить. В бога, в чудо, в помощь, в людей. Все для меня сломалось, рухнуло, словно карточный домик, как бы то банально не звучало. И знаете, может это даже к лучшему. Так будет легче жить, нет? Жить, не доверяя людям, — рано или поздно все уходят. Моя жизнь ведь ничего не стоит. И это отвратительное чувство собственной беспомощности перед этим глумливым миром угнетает. Пора бы уже привыкать к несправедливости. Привыкать к боли. К страху. К клейму шлюхи, которое с легкостью может закрепиться за мною, и думаю, вскоре это произойдет. Не сейчас, так позже, но произойдет обязательно. Тоскливо от этих всех мыслей. Побыстрее избавиться от этого мерзкого создания внутри меня и снова уверенно ступать по земле, избавившись от мусора внутри меня. Хах, как же все просто.Зачем живем? Кто даст ответ? В порочном мире Правды нет.
Настал день. Дейдара не волновался, нет. Он не боялся, не испытывал страха. В ту ночь он пообещал себе быть сильным, не позволить страху вновь овладеть собою. Не слабак, отныне сильный. В кабинете врача было слишком светло, сердце забилось чаще, а страх вновь принялся охватывать разум, заставляя колени подгибаться, а тело покрываться мурашками. Сильный. Сильный. Мужчина обладал интересной внешностью — черные глаза очень подходили под сияющие жгуче-черные волосы и небольшие, еле заметные следы на бледном лице. Он указал рукой на кушетку, жестом приглашая присесть. Молча кивнув, Тсукури прошел в середину помещения и осторожно присел на самый край. С минуту они молчали. Внешний вид пациента вызывал у врача улыбку. Словно забитый, нежный, тающий при любых прикосновениях, но весь представленный в собственном мозгу образ сломался с первой же фразой. — Мы так и будем играть в молчанку? — спросил блондин, вальяжно закинув ногу на ногу, с наглой и самодовольной улыбкой на растертых в кровь губах. — Что же, весьма нагло с вашей стороны, юноша, — сквозь зубы процедил врач. Ему не нравился этот тон, этот взгляд, но несмотря на это, он холодно продолжил. — Гкхм, по идее я обязан всеми способами отговаривать от такого неразумного решения. И сделаю это даже сейчас, хотя что-то мне подсказывает, что вам глубоко плевать на мое мнение. Обычно я не позволяю себе использовать подобные выражения, однако вы вызываете у меня лишь отвращение и недоверие. Вам стоит проявлять уважение к старшим. Это во-первых, а во-вторых, кхм, — черноволосый поправил очки. — Понимаете, как бы вам, хм, в общем, очень часто прерывание нежелательной беременности оканчивается невозможностью больше иметь детей, вам достаточно будет одного раза. В последующем у вас может поменяться партнер, который пожелает детей, таких весьма и весьма много, а с вашей внешностью вероятность того возрастает и, мм, ваши отношения потерпят фиаско, так сказать. Ведь ребенок не виноват абсолютно ни в чем. Вы меня вообще слушаете?! — Ага, — рассеянно кивнул омега, пропуская мимо ушей пустые попытки отговорить его. — Твои слова меня не переубедят. Если Я того хочу, то это должно произойти. Не вмешивайся в сугубо мои личные дела, просто молча выполняй свою работу. Да, кстати, ты мне не мать, жизни не учи. — М-да, — альфа сокрушенно покачал головой и взял в руки медицинскую карту пациента. Тсукури Дейдара. Семнадцать лет. Школьник, выпускной класс, так-так, угу... — он сам себе кивал. — Мое имя Итачи Учиха. Просто Итачи-сан, если будет угодно. Вам не будет потом совестно? Вы не будете жалеть о столь глупом поступке? О пренебрежении такого счастливого дара, данного богом? Нет? — Нет. — В таком случае приступим.