Верность

Раз. Капля чистой воды в кулере капает в специально подставленный стакан. Я держусь. Два. Кто-то чихнул. У меня дергается глаз. Три. Пит смотрит на меня. Я знаю, чувствую, как он проходится взглядом по моему декольте и открытой шее. По губам. Я бы многое выдержала. Но мы договорились. Люди в зале заседаний продолжают говорить. Насколько выгодны съемки, какого размера бюджет точно не прогорит, каких актеров они могут пригласить... Неужели я должна здесь сидеть? Должна. Ты подписала договор с Гейлом. Неужели ты, мой друг, делал все это? Глупые вопросы. Не найденные нужные ответы. И он все еще смотрит. Не надо. Пит, отвернись. Он смотрит в упор. Перевожу взгляд на него. Он кивает мне в знак приветствия. Отвожу взгляд. Я поздоровалась со всеми, он в отдельном приветствии не нуждается. Да ну, Китнисс. Он твой бывший муж. Ответь. Зачем? Не буду. Хочу? - Стоп! – мои мысли вывели меня из хрупкого состояния равновесия, и я вскакиваю, нарушая мирный гул разговоров знающих людей. Но я в бешенстве. Выбегаю из солидного зала и бегу. Сейчас в офисе тихо. Бегу мимо съемочных площадок, мимо разных микрофонов и светильников. Дальше. Мне нужно дальше, туда, где никто не найдет. Мне нужно в пустоту. Я забегаю в подсобку. Пытаюсь перевести дыхание, что плохо выходит. Опираюсь спиной о стену, прикасаюсь холодными руками к красным щекам. Здесь темно. Ты дура, Китнисс. Прости, это не лечится. Зачем взорвалась? Неужели не могла посидеть спокойно? Неужели не могла о нём не думать? Нервный смех переходит в слезы. Маленькие, которые даже выкатиться из глаз не успевают: я ловлю их под ресницами. Слышу шаги. Становлюсь вглубь помещения, стараясь, чтобы меня не заметили. Но это Пит. Снова Пит. Он ничего не делает. Просто заходит и, как я, опирается о стену. Смотрит на меня. - Ты долго будешь со мной в гляделки играться, - и это не вопрос. Я знаю, что долго. Он молчит. Он то хочет подойти ближе, то что-то сказать. - Прости меня. Смотрю на него. В упор, потом резко отвожу взгляд на стену, параллельно его глазам. Потом снова на него. - За что именно? - Если бы можно было извиниться за всё, я бы это сделал. Я должен тебе больше, чем извинение. - Пит. Пит, Пит, Пит, ты забываешь. Я говорила, что ты мне ничего не должен. Его руки на моих плечах. Он встряхивает меня сначала один раз. Потом еще. И прижимает к себе. Его объятия теплые. Он давно меня не обнимал. - Прости. Я не могу тебя отпустить. Ты… я уходил, и уже почти был уверен, что ты – это не главное. Но ты всё время рушишь мои хрупкие стены. Скажи мне только одно, Китнисс. Зачем ты врала? Я отталкиваю его от себя. Он отпускает, но все ещё держит меня совсем рядом. - Ты так уверен в моей лжи. А я даже не понимаю, о чем мы с тобой говорим. - Я видел, как ты с ним целовалась. С Гейлом, - и сначала я ему не отвечаю. - Да будь ты проклят! Не целовалась я с ним! - Я бы тоже так подумал. Но сначала ко мне на почту пришло видео, где ты с ним трахаешься, а потом я вижу, как ты целуешься с ним в его машине. Я просто смотрю на него. О чем я думаю? Я не знаю. Пит так же смотрит мне в глаза. Ему больно. - Ты с ним не спала, не так ли? И я пытаюсь убежать. И бегу, сломя голову, сбивая людей. Я бегу на улицу, где есть и папарацци, которые будут снимать нашу разборку. Мне. На всё. Безразлично. Конечно, я плачу. Он думал, что я спала с кем-то, пока была с ним? Кто я для него? Гребанная шлюха, падающая в постель к красивому мужику? Изменщица? Не знаю, черт возьми! И когда он хватает меня за руку, я кричу. - Какого черта ты вообще смеешь со мной разговаривать? Иди, я же тварь, меняющая койку по первому зову! Ты же так думал, да? – я иду на него. Совершенно свирепая. - И ты просишь у меня прощения? Да я видеть тебя не могу! Какого черта ты мне этого раньше не сказал? Почему сейчас? Почему, черт возьми, сейчас? – я даю ему пощечину. – Смотри на мои руки! А я спала с Гейлом! Я, черт возьми, в него почти влюбилась! Что же ты молчишь?! А, женишок? Он злится. И я чувствую, что снова хочу к нему прижаться, его успокоить. И я хочу его избить. Боже, ненавижу этот гребанный идеал для меня! - Скажи это громче. Скажи мне только, зачем ты говоришь сейчас, что спала с ним, когда я почти тебе поверил? И я снова бью его. Сильно, потом пытаюсь кулаком ударить ему в живот, но он хватает мои запястья. - Я не спала с ним, пока мы были женаты. Я, черт возьми, не изменила тебе. И это я искала способы умереть. Вела себя безрассудно, впадала из крайности в крайность. Лишь бы забыть тебя. И никогда, слышишь, никогда, чтоб ты мне больше не снился, - тихо. Совсем, едва слышно. Для него. А он уходит. И я возвращаюсь в свою подсобку. *** Я прикасаюсь к шершавым губам. Мягкими пальцами ощущаю каждую трещинку и углубление. Мои губы больше не нежные. Они, словно я сама, – все израненные. Минуты глупо проносятся сквозь меня. Рабочее время, наверное, закончилось. Пора бы уйти из этого пыльного помещения. Но я не могу. У меня больше нет сил ни на что. Он… Какого он мнения был обо мне? Чем я заслужила те выводы, которые он сделал? Одно я знаю точно: он не видел лица девушки, с которой целовался Гейл. И он так просто поверил, что это была я? Боже, и это я на себя думала, что у меня есть проблемы с психикой… Да что же творится в его голове? А увидь он брюнетку, убивающую маленькую малышку – он бы подумал на меня? Не, ну а что, она же похожа на меня. Я думала, что то, как он расстался со мной – верх моего унижения. Да ничего подобного! Наверное, и хорошо, что я знаю правду. Теперь я твердо уверена, что он козел. Вызываю телохранителей к выходу из студии. После нашего с Питом «выступления» на улице, там наверняка собралось много папарацци. Мне не нужны их вопросы. Я хочу просто пешком дойти до дома. Надеюсь, что уже вечер. Часы показывают, что да. Надо поверить им. Выхожу из своего убежища. Почему я так спокойна? Наверное, я чего-то такого и ожидала. Это глупо. Прошлая Китнисс бы его избила. Ах да, я же влепила ему пощечины. При встрече ударю еще раз. - Китнисс, мне жаль. Оборачиваюсь на голос своего отца. Он совершенно растерян и удручен. Папа, папа, ты всё ещё винишь себя. - Папа. Не надо, - он поднимает на меня понурый взгляд. – Я его любила. И это лучшее, что было во мне. Он кивает, но не верит. А я бы обняла его. Я бы прижалась. Но я не могу. Не считаю, что… Что? Я просто не могу. Мои шпильки глухо стучат по полу здания. Мне следует зайти в уборную. Как бы я себя ни чувствовала, я должна выглядеть бесчувственной тварью. Пора становиться такой. Убираю все недостатки с лица и стараюсь натянуть улыбку. Кто ей поверит после сегодняшнего? Да я сама себе не верю! Сделав один единственный шаг из здания, меня сразу окружают прозорливые журналисты и фотографы. На все их вопросы даю неопределенный знак рукой. И дальше охрана расчищает мне дорогу. - Ваш брак был фиктивным? – от этого вопроса я застываю. Окей, всё, я больше не могу. Я отвечу. Я солгу. - Кто задал этот вопрос? – я высматриваю в правой стороне толпы мужчину, который спросил меня. - Китнисс, не надо, - голос моего постоянного телохранителя заставляет обернуться. - Я всегда тебя слушалась, Ник. Но не сейчас. - Прошу вас всех замолчать! Я буду выборочно отвечать на вопросы! Не в ваших интересах меня перебивать! – легкий гул остался, но меня хотя бы слышно. – Записывайте. Я перевожу дыхание, сжимая ткань твердого платья. Я не хочу плакать. Я буду лгать, зачем мне плакать? - Я и мистер Мелларк познакомились в далеком детстве. Я не помню первые годы, я была мала. Да там и не было ничего интересного. Мы поженились тогда, когда все начали за нами следить. И я не имею ни малейшего понятия, почему это вызвало мои сомнения. Но вызвало. Я любила Пита Мелларка. Теперь я окончательно не уверена в его чувствах. Насколько мне известно, сейчас он не состоит в отношениях. Я чувствую себя в этом виноватой. Но так же я окончательно уверена, что дружбы между нами нет. Ни дружбы, ни любви. Вопросов более не потерплю. Мне дали выйти спокойно. Но до конца дороги к дому мне не дали ни зайти в бар… Они следили за мной. Фотографы. А дома мне стало легче. Ведь лежать на полу в уличной одежде и просто пялиться в потолок – всегда прекрасно. Особенно под скучные телевизионные репортажи с моим импровизионным выступлением. - Китнисс, мне приехать? – голос Джоанны из телефона звучит напугано и взволнованно. - Да, - а потом телефон летит в белую стену. И я вскакиваю с пола. Я крушу всё, что только вижу, я топчусь на обломках, я поливаю всё алкоголем. Я и в себя заливаю. Но в основном бутылки так же летят в груду разрушенных надежд. И я кричу. Я матерюсь, я посыпаю проклятиями. Я рву одежду, царапаю руки ногтями. Я не пойду на самоубийство. Не в этой жизни. А когда приходит Джоанна… Это не прекращается. И мы вместе всё ломаем. И нас никто не останавливает. - А теперь, Китнисс… - Джоанна переводит дыхание, опуская мне руки на плечи, заставляя успокоиться. Я останавливаюсь. – Позвони Питу. Сначала я замираю. А потом отшатываюсь. Мысли начинают лихорадочно скакать, но я ни о чём не думаю. - Что? Зачем? – но в голове: «Что ему сказать?»… - Ты слова найдешь. А мне лучше этого не слышать. - Я не буду ему звонить. - Но ты должна. Не позвонишь – вы ничего не решите. И ты никогда его отпустить не сможешь. - Он мне наврет. - Тогда попроси его приехать сюда. Контролируй себя и его ложь. - Нет, - мой голос звучит глухо, он ударяется эхом от голых после всеобщего краха стен. Он ударяется глубоко внутри меня. - Да. А номер ты его знаешь. И я набрала. Джоанна вела меня как куклу. А я старалась держать себя в руках. Джоанна помогала нажимать на убегающие цифры его номера. Она ждала, пока на конце провода не зазвучало сонное «Алло», и убежала. - Ты… Я бы продолжила, если бы он меня не перебил. - Китнисс, что случилось? - Ты тварь, Пит, - он тяжело выдыхает. Мой голос звучит пьяно. – Можешь приехать? - Уже собираюсь. Спешно кладу трубку. Резко вдыхаю воздух. Я не дышала. Нервно провожу пятерней сквозь волосы. Ну ладно. Пусть. Только переоденься. И в душ сходи. Смываю с себя пыль. Провожу намыленной мочалкой по свежим царапинам и маленьким порезам. Я больше не та девушка, которая будет отрешенно смотреть на свои раны. Я хотя бы вытащу стекляшки из стоп. Вытираюсь полотенцем и надеваю теплый махровый халат. Волосы обвязываю полотенцем, ватным диском подтираю потеки от туши. Пит звонит в дверной звонок. Я кричу: «Открыто» и слышу его «восхищенный» возглас. Ему понравился мой новый интерьер. Выхожу к нему. Очень медленно, стараясь обходить осколки и куски вещей. Он стоит в дверях гостиной, я возле противоположной двери. Он смотрит на меня. Как и я на него. - Поможешь прибраться? – рассекаю тишину. - Помогу, - он кивает в подтверждении своих слов и тяжело вздыхает. И всё бы ничего… Да только меня трясет. И глаза у меня безумные. Хочется ударить его, оскорбить, унизить… Хочется быть с ним и не стесняться. Достаю немного поломанный веник и ведро с мешками. Мы убираемся. Пит аккуратно вытаскивает картины из разрушенных рам, складывая их на столе. Мы убираемся, но друг к другу не приближаемся. Мы ходим по кругу. Снова. Я вскрикиваю, когда прикасаюсь к царапинам на руках. Пит сразу прибегает ко мне, хватая мои ладони. - Когда успела? – его голос… Он не груб, но и не нежен, он взволнован, но не заботлив. Не отвечаю. И тогда Пит, поставив перевернутый диван на место и скинув с него разбитые вещи, усаживает меня на него. - Ну и чем мне тебе это лечить? – он качает головой. Пит проводит пальчиком вдоль всей руки по царапинке, я шиплю. – Подуть? Хмуро киваю. Он дует и гладит целую кожу. Это немного успокаивает. Да-да, а так же вызывает мурашки по коже и стягивает низ живота жгутом. - Нам же скоро на прием, и как тебе это замажут? – он укоризнен. - Перчатки дадут, не переломятся, - он осуждающе кидает взгляд на меня. – Что? Это из-за тебя, кстати. - Ну об этом я тебя не просил, - он снова дует. – Прости. Скидываю его руки с себя и отворачиваюсь. Знаю, что веду себя донельзя глупо, но… Во-первых, я пьяна. А во-вторых, во-первых. И всё. Не хочу думать о том, что и так очевидно. Но продолжаю об этом думать. Не-не-не, ребят, всё, это край. Ну дальше некуда! Ты должна его ненавидеть, презирать, быть обиженной, а не хотеть его, дура ты тупая!!! А он всё продолжает ласкать раздраженную кожу… Мурашки уже не сходят, а он всё дует, и я понимаю, что говорить уже не смогу, если он сейчас же не прекратит. А, кстати, когда я позволила снова продолжать себя жалеть? Но позволила. И я должна что-то сказать. Боже, нам даже говорить с ним не о чем. - А я ведь должна ненавидеть тебя, - говорю задумчиво, Пит поднимает на меня глаза. – И я, пожалуй, ненавижу. Но не сильно. Теперь хотя бы понимаю, почему мы расстались. - Я тоже, - вопросительно смотрю на его грустную ухмылку. – Я тоже ненавижу себя. - А мы, однако, поменялись местами. Я раньше тоже ненавидела себя. Знаешь, теперь понимаю, что только ты виноват в том, что я разрушилась. И за это я тоже тебя ненавижу. А твое мнение обо мне, это просто вышка! Вся такая из себя изменщица, падшая женщина… А я ведь хотела детей от тебя. Странно это, я имею в виду, мое желание. Всегда панически боялась такой ответственности, боялась, что мой ребенок увидит этот грязный мир, да и сама не ангел… Еще странно то, что я говорю это тебе. Я должна бы извиниться, но не могу. Перед тобой не могу. Алкоголь развязывает язык, - я вся наполнена иронией, презрением, я со всей силы отталкиваю нахлынувшие чувства. И ненависть, и желание, и обиду. Перед ним я так же должна быть бесчувственный. С него меня хватит. И вообще, какая разница, что я чувствую на самом деле? Я знаю, какие эмоции должны быть во мне. Пит Мелларк молчит. А я молчать не хочу. - Почему ты вообще поверил тому поцелую? Чем я заслужила твое недоверие? Не, я… - Пит прикладывает свой палец к моим губам, останавливая поток обвинений в его адрес. - Китнисс, я знаю, что виноват перед тобой. Но я никогда не верил в светлые чувства к себе. Я знаю единственного человека, который любил меня всю жизнь: моя няня. Она осталась со мной тогда, когда родители бросили, она была со мной всё время. Сейчас она умерла. И я не знаю, чему верить. Пялюсь на свои царапины. Его руки всё еще удерживают мои. Вырываю одну ладонь и беру его руку в свою. Сейчас он открыт передо мной. И я чувствую, что наши души обнажены друг перед другом. - Ты никогда не видел любви? – он качает головой. Переплетаю наши пальцы, придвигаясь ближе. – Почему тебя так трудно ненавидеть? – он усмехается, но замирает, когда мои пальцы начинают перебирать его светлые кудри. – Тебя будто лишили детства… - Неправда. С этим всё было в порядке. Но родители вряд ли любили меня, как полагается, - и этот голос, совсем без жалости к себе. – Я считал себя ненужным и брошенным. Сейчас я знаю, что был неправ. - Почему не говорил мне этого раньше? – голос беспомощно дрожит, и я, с голой личиной, кажется, стою на краю обрыва, когда решается вся моя дальнейшая жизнь. Вот сейчас моё течение остановилось на развилке; и весь мир замер – я не слышу ничего, а, может, ничего и нет. Всё так странно и понятно; всё так грустно и торжественно. Сейчас: всё или ничего. - Не хотел пугать. Ведь ты была единственной, кого я любил, - и он смотрит мне в глаза. Будто рыскает в беспросветных джунглях моих мыслей, и знает, что является его целью. – Всегда любил. Руки мои, те самые, что с красными царапинами, дрожат: бесстыдно и сильно; и слезы, те самые, что соленые, капают на все мои раны; и, кажется, что я вновь возвращаюсь к себе. Цельной. Возрожденной. И больше бесстрашной. А он кладет руки мне на плечи, сжимая, давая выбор: оттолкнуть или прижаться; и я, наверное, сейчас глупость скажу, но скажу: - Почему тебя так трудно ненавидеть? Даже когда убить тебя хочется, всё равно люблю. И больше слов моих глупых не надо. Потому что Пит ласково кладет руку мне на щеку, поглаживая нежную кожу большим пальцем. - Пойдем в спальню, малышка, - Пит нежен, он как драгоценность поднимает меня на руки и несет к кровати, целуя мои прикрытые веки. Я не уверена, но мне кажется, что он чувствует, как внутри меня все трепещет. Пит нежно сажает меня на край матраца, наклоняясь ко мне и целуя приоткрытые губы. Он гладит мою щеку большим пальцем, другой рукой зарываясь мне в волосы. Мягко отстраняюсь от парня, целуя его скрытый рубашкой торс, прикусывая нежную кожу через ткань возле края брюк. Не медля, мои пальчики тянутся к пуговицам, оголяя стройное мужское тело, быстро и рвано, из-за волнения. В каждом движении, в каждом поцелуе, сопутствующем оголению любимой кожи, передаю ту боль предательства, которую ощутила. Только с ним. Пит мягко толкает меня на кровать, снимая рубашку и укладываясь поверх меня, нежно целует уголок губ, щеку, посасывая мочку уха. Он отстраняется, заглядывая мне в глаза. Парень склоняется над моими губами, нежно целуя и проскальзывая языком в податливый рот. Пит целует шею, прикусывая нежную кожицу. Его рука движется вдоль талии, скользя по бедру, закидывая мою ногу на себя. Прижимаюсь ближе к парню, когда он развязывает мой халат, оголяя стройное тело. Пит посасывает и покусывает мою грудь, вырывая из меня сдавленные стоны. Я не нахожу рукам место, путаясь то в его, то в своих волосах... Мои губы искусаны, а тело выгибается навстречу ласкам парня. Пит мокро целует мой живот, посасывая пупок, руками сжимая мои ягодицы. Обхватываю его торс ногами, притягивая к себе за волосы, целуя бывшего мужа покусанными губами, выказывая горячее нетерпение. Ногами помогаю ему снять мешающие брюки, переплетая наши пальцы. - Ты моя, Китнисс. Пит резко входит и замирает, наслаждаясь столь желанной близостью. Его движения резкие и частые; воздух вокруг пахнет Питом, и от этого голова ужасно кружится. Парень терзает мои губы; от несдержанных стонов выступают слезы, дыхание перехватывает... Я верчусь в этом водовороте стонов и рыков, капель пота и запахов наших слившихся тел. Замираю, когда терпеть стало невозможно, а Пит наваливается на меня сверху, целуя меня в висок. И всё становится таким неважным и безмятежно приятным... Мелларк скатывается с меня, чтобы через секунду прижать к себе моё расслабленное тело. Мы засыпаем, влажные и довольные... Я его люблю. *** Просыпаясь от солнечных лучей, я чувствую тяжесть тела Пита. Почему я решила вчера, что он не наврал мне в три короба, лишь бы в койку затащить? Почему я ему поверила? Сдерживая рвущиеся всхлипы, я выкарабкиваюсь из-под него, отворачиваюсь, прикрываясь одеялом, потому что холодно мне без него. Слышу, что он проснулся. Слышу, как он поворачивается ко мне, и предугадывая все вопросы и глупые фразы, сама спрашиваю: - Зачем приехал вчера? – и голос дрожит, и сердце предательски замирает, потому что ждет другой ответ, не тот, что разум. А Пит тяжело вздыхает, укладываясь возле меня, и его горячий шепот разбивается о голую кожу плеча. - За своим приехал, - его голос приглушен и нежен. - Что? - Тебя забрать, - и его губы мягко касаются моего обнаженного плеча.