Триумф повседневности

...Обессиленный серый зверь (с)

Они приехали в кафе, которое находилось как раз неподалеку от участка. Глеб что-то сказал официанту и повел Пашу через кухню в небольшой кабинет, все шкафы и стол которого были завалены папками с документами. – Садись, – Глеб указал на офисный стул, а сам встал у окна, – и слушай. За несколько дней до того, как я пошел в десятый класс, меня бросила моя девушка, Юля, с которой ты имел честь познакомиться, и мне нужно было пройтись... Глеб остановился и вздохнул. – Ты же помнишь, что такое «Мост»? Из дела Рогова? – Да, – сказал Паша, потому что пауза затянулась. Видимо, Глеб плохо представлял, с чего начать. – Нет, – поморщился Глеб. – Давай по-другому. Вначале десятого класса пришел новый ученик – Тимур Сперанский, мы с ним стали друзьями. Знаешь, как это бывает, один человек способен изменить твое представление о людях, захватить тебя. Вот именно так и произошло. Глеб посмотрел в окно, а потом резко на Пашу. – А еще мы трахались с ним. Паша, конечно, понимал, что при нынешних обстоятельствах ориентация Глеба мало что значила, но все же удивленно вскинул брови: не вязался его наставник с амплуа гея. Но Глеб даже улыбнулся такой реакции. – И увлекался Тимур видеосъемкой, – Глеб сел на подоконник и спрятал лицо в ладони. – А еще Тимур убивал людей и снимал все это на камеру. Глеб сжал кулак, но продолжил свой сбивчивый рассказ. – Я об этом знал и ничего никому не говорил. – Сперанский убивал людей? За что? – О, у него целая философия была, – глаза Глеба блестели и он не мог собраться с мыслями. – Так вот, а потом к нам в класс перевелся Тимур Рогов. И знаешь в чем была проблема этого парня? В имени. Сперанскому не нравилось, что есть парень с таким же именем, и он его убил. То есть – формально – довел до самоубийства, но по факту – это было довольно жестокое убийство. Глеб глубоко вздохнул. – Потом он навсегда ушел из моей жизни, и через время я узнаю, что он погиб. Я иду к его матери, чтобы забрать все касеты с записями его прошлых убийств, дабы ей никогда не пришлось узнать такое о своем сыне, и стараюсь начать новую жизнь. Вот и вся история. – Стоп, – Паша встал с места и нервно зашагал по кабинету. – То есть ты знал, что твой новый друг – чертов маньяк, и ничего никому не сказал. Почему? – Да, сложно рассказать эту историю, оставшись при этом хорошим парнем... Потому что попал под влияние Тимура. Я не смогу объяснить, для этого нужно с ним лично общаться, понимать, какой он. – Ладно, допустим. Стокгольмский синдром или еще какая хрень. И потом ты не стал ворошить, потому что не хотел причинять боль его матери. Я понял. Но какая связь между твоим погибшим другом-маньяком и нынешними убийствами? – Кроме моего имени на груди убитого? Имя этого парня. Помнишь, как его звали? – Артем или что-то вроде того... – Тимофей Роготов звали того парня. Улавливаешь? Тимофей похоже на Тимур, Роготов на Рогов. Аналогия не явная, но, как видишь, я понял сразу: это был единственный раз, когда я лично знал жертву Сперанского. – Ну хорошо, а тело Сперанского, его не было в гробу? Его выкопали или что? – Скоро будет третий труп. И на нем будет буква «М», – проигнорировал вопрос Глеб. – Почему «М»? – Так просил называть себя Сперанский, когда появился еще один Тимур. – Зачем? – Я же сказал – логика поступков довольно сложна. Он убивал людей – и он убил Тимура Рогова. Это все, что ты должен понять. – Хорошо, он убил, потому что чертов псих и все дела. Но связь с нынешнем делом какая? Где тело? – Тимур Сперанский жив. Я понятия не имею как, но он жив. И он очень хочет встречи со мной. – Ну он мог просто позвонить, нет? – Для него это слишком скучно, неинтересно. И он хочет, чтобы у меня не было возможности уйти. – А зачем ты это скрывал? Прошло десять лет. Ну не сказал ты тогда ничего, оно и понятно, твой друг псих, кому охота влезать во все это? Но сейчас-то? Договорись с ним о встрече, возьмем группу захвата. У тебя остались еще записи из его дома? Которые ты забрал у его матери? – Нет. Я их уничтожил. – Тогда что? – Знаешь, почему я с самого начала подключил тебя к этому делу, позволил копать так глубоко? Паша выжидающе посмотрел на Глеба. – Я не рассказывал об убийствах не потому, что боялся Сперанского, а потому, что понимал его. Я не участвовал в убийствах, но я восхищался Тимуром, я зависел от него. И после смерти Рогова он сам ушел из моей жизни... ...а я не хотел, чтобы он уходил. – И? – Сейчас я работаю в полиции. Прикинь, как мощно для маньяка-убийцы в качестве марионетки иметь ведущего следователя. – Ты же это сейчас понимаешь. Тогда тебе было сколько? Шестнадцать-семнадцать. Но теперь-то ты тренированный сотрудник полиции. Мы сейчас пойдем и все расскажем Артуру. Он решит. Ну, может, тебя отстранят на время, но не смертельно. Мы поймаем Сперанского, найдем, как ему приписать убийства, и все будет кончено. Глеб кивнул. – Хорошо. Можешь меня оставить на пару минут одного – мне надо собраться с мыслями. – Жду в коридоре. Паша вышел и закрыл за собой дверь. Обрывки истории мелькали в голове, но пока не желали складываться в общую картину. Тимур Сперанский был маньяком и записывал убийства на камеру. А потом подружился с Глебом, которым мог манипулировать, внушая ему ложные идеалы. Настолько хорошо, что даже сейчас, пройдя подготовку, Нестеров боится, что прежняя зависимость вернется. Потом Сперанский убивает на тот момент уже бывшего одноклассника, только потому, что его зовут Тимур, и сваливает из жизни Глеба, подстраивая свою смерть, и возвращается спустя десять лет, совершая новые убийства. Ладно, может, Паша поймет все до конца, когда Глеба начнут допрашивать более опытные следователи. Паша осторожно постучался в кабинет и, не услышав ответа, заглянул внутрь. И только сейчас, увидев пустую комнату и открытое окно, парень понял, что идти работать в полицию по блату, не пройдя толком курса подготовки, было чертовски глупой идеей.