Триумф повседневности

Мысли сменяли одна другую слишком быстро, и Глеб лишь пассивно следил за калейдоскопом сознания. Температура никак не падала, и мама, отпросившись с работы, целый день дежурила у постели сына. Пару раз приезжала скорая, были уколы, но от госпитализации отказывался сам Глеб, слишком настойчиво для больного требуя оставить его дома. Он знал, что уезжать ему отсюда нельзя, хотя и не мог вспомнить почему. Но иногда по ночам он просыпался: сердце колотилось как ненормальное, и он вспоминал о Тимуре, о видео, пока однажды в голове не всплыл вопрос – а была ли запись? Все увиденное казалось просто сном, частью бреда, и хоть где-то на периферии сознания засела мысль, что это было на самом деле, стало легче. Панический ужас отступил, сменившись редкими паническими атаками. В который раз сжимая кулаки и пытаясь вдохнуть хоть немного воздуха, Глеб снова и снова вспоминал, куда он дел кассету и не оставил ли каких-нибудь следов в той хижине, когда был там. Вдох и выдох – ни в коем случае не сбиваться с ритма. Так пройдет быстрее. А пока не прошло, Глеб, сжав зубы, мысленно просматривал уже то видео, где виноват он. Потихоньку отпускало. Но даже успокоившись, Глеб тут же отгонял от себя мысли о Тимуре. О нем он думать пока не мог. Все, чего хотелось Глебу, это не возвращаться в школу. Никогда. Он так и не сказал родителям, что же произошло, а расспросы ни к чему не привели. Мама разузнала про санаторий, где работают хорошие психологи. Вот это и было спасительной отсрочкой. Пока можно отдохнуть, а потом все как-нибудь прояснится. *** Глеб шел по тихому коридору в свой номер. Только что закончилась последняя консультация психолога. У Глеба был даже повод для гордости – ведь он так чудесно справился с разрывом. На протяжении трех недель ежедневно Глеб рассказывал историю отношений со своей одноклассницей Юлей и как жестоко она его кинула. Психолог, Виктор Романович, кивал и сыпал типичными способами, которые – предсказуемо – помочь не могли. Но сегодня Глеб, наконец, решился. – Расставание с ней, – Глеб сделал паузу, чтобы его пример выглядел максимально приближенным к теории, – это если бы вам дали посмотреть кассету с убийством. И больше эту кассету никто не увидит, а страдать нужно лишь вам. И сказать никому нельзя, потому что тогда... – Что тогда? – мягко спросил психолог. – Это что-то, что осталось между вами двумя, – тихо произнес Глеб. – Нужно либо решить самому, либо вдвоем. Другие просто не поймут всего. – Вам все же придется поговорить с ней. Не всегда увиденное настолько очевидно, как кажется. Она могла и не знать, какую боль вам причиняет. Как и с вашим примером, ну, с кассетой, – ведь это может оказаться лишь записью какого-то фильма, плохим розыгрышем. Не всегда стоит принимать все на свой счет. Глеб был рад, что Виктор Романович оказался недостаточно крутым специалистом, чтобы увидеть в его примере реальную ситуацию. Однако советом помог. За эти три недели Глеб понял абсолютно точно – запись не была постановкой. Но это было каким-то отстраненным выводом. Была кассета. Был Тимур. Но по отдельности. Глеб научился не объединять кассету с Тимуром, и от этого стало легче. В своем номере, в коридорах, на процедурах, у психолога и просто гуляя по территории Глеб проходил собственную терапию. Один на один с собой, проверяя, на какие сделки можно пойти с собственной совестью и при этом не сойти с ума. Остался лишь последний аккорд. «Нужно решить либо одному, либо вдвоем...» *** Глеб зашел в класс, где его тут же начали приветствовать одноклассники. Тимура среди них не было. Но спустя пару минут после звонка дверь в класс открылась и вошел Сперанский. Глеб почувствовал, как грудь сдавило. Но это не был страх, скорее... восторг. Тимур сел рядом с Глебом и посмотрел ему в глаза. – Как дела? Глеб смотрел на него не отрываясь, пытаясь наглядеться. Между ними сейчас не было никаких молчаливых реплик. Лишь понимание – они скучали друг по другу. После звонка Тимур вышел из школы прямо в ветровке, не обращая внимания на минусовую температуру. Глеб же предпочел взять куртку. Нет, ему не было холодно, просто хотелось собраться с мыслями. – Зачем? – спросил Глеб, заворачивая за угол и натыкаясь на Тимура. Тимур прижал его к стене и поцеловал так, как ни разу не целовал до этого. В этом поцелуе было столько отчаянья, безысходности, но Глеб заметил. Он разделял эти чувства, хоть их природа была другой. – Скажешь, – Тимур сжал лицо Глеба в ладонях, – и я смогу убедить тебя, что записи не было. – Я хочу знать! – уверенно произнес Глеб. – Я по-другому воспринимаю людей, – Тимур поглаживал большим пальцем щеку Глеба, – вижу по-другому. Как механизм, который можно ускорить, замедлить и, как следствие, заставить от себя зависеть. Нужна просто правильная стратегия поведения, и тебе начинают доверять, тобою начинают восхищаться, делают все, чтобы внимание с твоей стороны не ослабевало. – Это гипноз или что? – Глеб не убирал руку Тимура, не отстранялся. Он просто очень сильно соскучился, и впервые за все это время ему было хорошо. – Нет, Глеб, это не гипноз. Обычному человеку мало надо. Нужно лишь приоткрыть дверцу в мир, куда большинство никогда не попадет. В мир чистейшего наслаждения. – Но зачем? – Глеб сглотнул, когда Тимур начал медленно расстегивать на нем куртку. – Это же очевидно... – Тимур обнял Глеба за талию и потерся пахом о бедро парня. – Власть. – А я? – Глеб уже прерывисто дышал, потому что Тимур расстегнул пуговицу на его джинсах. – Меня ты тоже убьешь? – Я никого не убиваю, – Тимур опустился на колени и вытащил член Глеба из трусов. – Ну почти никого. Но Глеб уже не был способен фокусировать внимание. Тимур стоял перед ним на коленях и, втянув щеки, сосал его член. Глеб сжал ягодицы и застонал, кладя ладонь на затылок Тимура. Но ритм не менял – все было чертовски идеально. Кончая, Глеб вдруг вспомнил лицо девушки с пленки и застонал в голос. Ему плевать, что они на улице и их в любой момент могут застукать. Закатив глаза, Глеб начал сползать по стене, но Тимур его подхватил и уткнулся носом ему в шею. Так они стояли, обнявшись и тяжело дыша.