Слепая любовь

Ночь прошла на удивление спокойно, а вернее, не так ужасно, как я ожидала. Забавным открытием было для меня то, что Лиза спила с плюшевым сусликом, которого притащила с собой в своём забытом в коридоре чемодане. Гостья объясняла это тем, что, видите ли, в незнакомом доме ей одиноко и только суслик является ее, скажем так, спасителем и родным человеком (человеком?). Лиза очень долго ворочалась из-за постоянной бессонницы и постоянно поднимала меня, прося принести стаканчик воды. Поначалу (первые двадцать раз) я невероятно злилась и, недовольная миром, Лизой и бессонницей, тащилась (именно тащилась) на кухню и наливала ей воды из-под крана, а потом уже немного успокоилась, зная, что меня все равно поднимут. Смирилась, так сказать. Примерно к часу ночи моя сожительница наконец заснула, свернувшись калачиком, обнимая своего плюшевого суслика и то пуская слюни на подушку, то что-то невнятно бормоча во сне. Тёмные волосы разметались по подушке, укрывая ее лицо густыми прядями, а бледное лицо белело в темноте комнаты, погруженной в сон. Я отвернулась от Лизы и уже через несколько минут погрузилась-таки в затягивающую пучину расслабляющего и душно-приятного сна. Мне ничего особо не снилось, только изредка перед глазами мелькали какие-то картинки, которые нельзя было назвать полноценными снами. Я проснулась в шесть. Такая уж у меня была привычка. Если надо было в школу - то я не могла пошевелить и рукой и, бормоча что-то об эксплуатации детского труда, вновь заваливалась на мягкую кровать. А если был выходной и идти некуда не надо было вообще, то я уже в шесть-семь часов просыпалась бодрая и чувствовала себя, как говорится, свежей, как огурчик. Лиза еще спала. Рот ее был чуточку приоткрыт и издавал тихие сопящие звуки, а круглой формы лицо казалось безмятежный и беззаботным. Я повернулась к моей сожительнице и стала просто наблюдать за ее лицом, за тонкими, иногда подрагивающими ресницами, за руками, обнимающими игрушечного суслика, за черными бровями, которые теперь стояли "домиком". Она была красива. Но красива не за счет пошлости и общепринятых стандартов, типа пухлых губ или блондинистых волос, а просто была красива как-то по своему, по-особенному, по настоящему... Идеальной ее назвать было трудно, у нее была масса недостатков, которых я могла назвать, но даже эти недостатки при близком рассмотрении становились достоинствами, эдакой изюминкой. Едва ощутимо, стараясь не разбудить девочку, я провела рукой по ее волосам, убирая вечно закрывающую правый глаз челку с лица Лизы. Моя сожительница что-то промычала и уткнулась лицом в подушку. Я улыбнулась и перевернулась на спину. Стоп! Что это за чувство??? Сейчас я пришла в полную растерянность, не в состоянии нормально объяснить свои чувства и поступки, не в состоянии оправдать себя перед самой собой, не в состоянии придумать нужную ложь для самой себя... На душе вдруг стало как-то невероятно гадко и противно, кошки заскребли по душе с новой силой, стараясь разорвать ее на части. Казалось, в мое сердце снаружи втыкаются множество невидимых игл, которые медленно, но невероятно больно рвут сердце и душу на части, оставляя лишь рваные куски... Как же это неприятно. - "Я ведь не лесбиянка..." - подумала я, отворачиваясь от спящей девочки. - "ну не может просто таково быть..." Точно! Скорее всего, это просто дружеская симпатия, может, восхищение красотой и стойкостью маленькой слепой девочки, но не больше... Кошки разбрелись по углам, игла обломались. На душе сразу стало тепло и спокойно. Я придумала хорошую ложь. Прошло уже около двух часов, а сожительница моя все не просыпалась, раз в полчаса ворочаясь с боку на бок и говоря что-то во сне. Я, устав ждать, пока она проснётся, встала со старой кровати и пошла на кухню, приготовить чего-нибудь поесть. Мама еще спала, а чем сведетельствовала закрытая дверь ее комнаты и поэтому я постаралась пройти как можно тише, дабы не нервировать невероятно чуткие уши мамаши. На кухне уже сидела с книжкой в руках Катя - моя младшая 11-летняя сестра. - Ты же у подруги ночевала? - бегло спросила я, открывая дверцу нового холодильника, купленного еще этой осенью. Катя, попивая чай и не отрываясь от книжки, кинула мне в ответ: - Мы поссорились - Ясно. - я извлекла из холодильника миску с салатом. Катя посмотрела на меня и начала гневную тираду: - Ты представляешь, она кинула в меня кошкой! - Кошкой?? - я чуть не выронила салат из рук. - Да!! Она взяла кошку, свою, домашнюю кошку и кинула ей в меня! Эта котяра мне своими каптюрами всю майку порвала! - Катя уже даже забыла о своем книге, которую минуту назад с увлечением читала, раскрыв глаза от восторга. - Да уж... - я хмыкнула. - Дурдом. Катя покивала, соглашаясь. Через несколько минут послышался свист вскипяченного мной чайника, стоящего на слабом газу, и из его носика повалили клубы пара. Я лениво встала с кресла и, выключив плиту, сняла чайник и налила его в чашки с заранее приготовленной заваркой и ложкой сахара. Лиза проснулась только в девять утра. Все это время я сидела на кровати, изредка поглядывая на спящую девочку и медленно глотая горячий до жути чай. Лиза села на кровати и потянулась, улыбаясь непонятно чему. Мне казалось, что людей, радующихся наступлению утра и просыпающихся в хорошем настроении и улыбкой на морде не существует, но теперь готова была признать, что ошибалась. Лиза радостно пожелала мне доброго утра, на что я коротко бросила: "Утро добрым не бывает..." и в два счета смела всю еду со стола, а вернее с тумбочки, являющейся импровизированным столом. Странная она какая-то, все таки.