***
Ночевать Ива оставили во дворце в части, где живут слуги, самые храбрые и верные из существующих людей, потому что Ив, имея возможность, ни провёл бы там и лишней минуты. Он искренне ими восхищён, но только их рвение невозможно усложнило незаметную вылазку в ночной Ар-катха. О, как меняется столица после заката! Заводы слегка замедляют оборот, вечный смог прибивается к земле, открывая измученное небо. Тогда-то на улицы и высыпается вся отмороженная шваль. Ив по-своему любит этих ребят. Особенно Стима. Старик с сердцем ребёнка – настоящий изобретатель. Его талант сложно понять, ещё сложнее ценить, но Ив очарован. Все творения безумца настолько ирреальны в своей странности, что определять их под орудие убийства и в голову никому не придёт. Многое, что сооружает Стим, бесполезно, а Ив влюблён и в эти бредовые механизмы. Ещё бы. Большей части купленного хлама он обязан жизнью. Стим часто перебирался с места на место, как и другие бездомные, но его мастерская не кочевала. Ив знал это точно. Через бараки Ар-катха течёт жёлтая забитая речушка. У неё каменистые берега и никакого энергетического потенциала – большинству жителей она была неинтересна. К ней ходят какие-то паломники из Ривелия раз в три года, но и они знают о ветхом рыбацком домике, врезанном в скалы. Призрак былых времён, укрывшийся от авральной застройки. Он подходит Стиму, словно отражение в зеркале. Пробираясь через цветущие ржавчиной заросли металлолома, Ив много раз проклинает осторожность старика, хоть и понимает её. Изобретать на Арвентуме имеют право только мастера-техномаги, исключительно экономически выгодно и исключительно для потребителя. Остальные решившиеся обязаны приобретать протекции у Академии магических и немагических изобретений. Штуки не дешёвые. А по окончанию конструирования смельчакам весьма недобровольно предлагают претерпеть строжайшую экспертную оценку полезности нового мешка шурупов и магии. Полезное запускают в производство, неполезное ликвидируют на переплавке. Кругом выгода. Таким образом и выходит, что Стим числится одним из самых крупных преступников материка. Иногда Иву кажется, что старик тихо гордится этим званием. Ив жалеет, что сам не может должно восхититься, ценой за себя, назначенной полицией Ривелия. Старик же нарушает законы раз за разом со всей страстью и преданностью этому делу.***
Ив заходит внутрь хижины осторожно, чтобы гора разобранных паровых двигателей у двери не поцеловала его в макушку. Стим поднимает взгляд от газеты. - Мальчик мой! Не думал, что свидимся ещё. Рябиновой настойки? - Бросьте. В Серединных Пустынях меня потрепали хорошо, но хоронить – это не повод, - отмахивается Ив, проходя дальше. Перешагивая через разложенные лабиринтом детали. - Мальчик мой, твои северные приятели кругом рыщут, - Стим обеспокоенно качает головой. - Остался бы для них мёртвым. Не нужно было появляться в Ар-катха. Ему много где не нужно было появляться. И не из-за «северных приятелей». - У меня заказ на Инрисе. Там меня не достанут. Стим смотрит на него с недоверием. И правильно. У Арвентума с Инрисом почти нет общих дел, нет между ними друзей, тем более личных врагов. - На Инрис и тебе попасть не просто будет… - шуршит он, убирая газету, встаёт тяжело – годы берут своё. - Заказчик позаботится, - убеждает его Ив, помогая подняться. - Что ж, паровая машина с тобой, - соглашается старик. Он правильно понял, а открыто заказы никто не обсуждал, - Я как раз закончил с разворачивающейся трубой. Помнишь, ты уже брал пробный вариант. Ив помнит. Старый склад, набитый паром от взорвавшейся цистерны, он и его заказ кружили вокруг крошащихся балок, дальше вытянутой руки было не разглядеть. Ив бросил Искру, та взорвалась, и в двух метрах от него проступила чужая тень. Тень кинулась, пока было ещё хоть что-то видно. Прямо на спицу, которая застряла между рёбер: вынимая, Ив выковырял часть лёгкого. Ему нужно было только проследить. Смерть очевидно насильственная. Тогда он положил в ещё теплое тело кубик разворачивающейся трубы. Напитавшись крови, она распахнулась внутри. Ива обдало мелкими каплями. - Она тогда развернулась на двадцать сантиметров диаметром, - сам он напоминает изобретателю. - Это было очень сложно представить как несчастный случай. - Но полиция в Ар-хаиль справилась. Отбрось прошлое, новая труба семисантиметровая, - воодушевлённо рассуждает Стим, но спотыкается о мрачный взгляд. - Или тебе нужно что-то особенное? Особенно особенное? Ив вздыхает. Самое особенное. - Да. Я должен притвориться императорским техномагом… - и добавляет, чтобы старик осознал всю серьёзность: - И инриская Академия Магов не разобрала. - А как у тебя с магий-то? – спрашивает тот. Наёмник молчит. Гениальная паровая машина, он же итак знает, что никак. Не дождавшись ответа, Стим бестолково мечется по своей цитадели безумия. Но прекрасно видно, что мозг изобретателя работает предельно ясно и чётко. Старик кидается на колени, так резво, что у Ива в глазах зарябило, отрывает от щелистого пола доску и просовывает морщинистую руку с цепкими пальцами в свой тайник. Он долго шарит ей из стороны в сторону, сметая какие-то склянки. Ив слышит жалобный звон. - Нам повезло: мои запасы сейчас полны, - шепчет Стим, продолжая напористо исследовать подполье, пока наконец не вынул на свет флакон, размером с хорошую бутылку. - Вот оно! Теперь для тебя это вещь первой необходимости. Нужно будет смазывать в узлах магической энергии, чтобы скрыть твою никчёмность в этом вопросе. - Где хоть узлы? Ив стоит и разглядывает мутное стекло, за которым лениво перекатывается вязкая субстанция. Её кислотно-сиреневый цвет не предвещает ничего хорошего. - Возьми карту на столе, - старик, копаясь в железном шкафу, машет рукой туда, где прежде удалось разглядеть лишь залежи макулатуры. Ив приглядывается. Среди ветхих схем и чертежей торчат маяками в море листов корешки дорогих книг. Золотым теснением на тех, что видно, выведены странно заковыристые названия. Ив слышал их, в Ри-катха такое любят: легенды о водных девах - ундинах. - Что ты знаешь о форме техномагов? - возвращается из металлического нутра Стим. - Она по-дурацки выглядит… И в неё что-то там вшито. - Именно. В неё вшиты магические кристаллы, которые усиливают родную магию, питаясь ей. Ив замирает. Это звучит небезопасно. - Но если у меня нет родной магии… - он пытается представить, что станет с ним, надень он такую одежду. Одно предположение кровожаднее другого. - Именно. Эта форма для тебя убийца. Однако! Я знаю, что можно сделать, - Стим протягивает на ладони обрезки поролона. - Они пропитаны кристаллической пылью. Прикроют твоё нежное неспособное тельце. Пристроишь на кожу под кристаллы в форме. У Ива кружится голова. Лучше бы он добирался на Инрис вплавь. Проблем было бы меньше. Он сердечно благодарит старика и тяжело пробирается обратно. - Нет, постой. Наёмник оборачивается. Стим стоит среди нагруженных стеллажей и держит аккуратно между пальцами круглый диск с монету. Отливающий магической бирюзой. Он приближается, и в его руках Ив замечает мелкий нож для масла. Боль полосует плечо. - Стой, тихо, терпи, - сипит Стим, аккуратно обводит лезвием окружность возле ключиц, срезая кожу. Ив морщится, и не такое ему приходилось терпеть. Но мерзко это в восхитительной степени. Закончив свои хирургические изыскания, старик вживляет в рану странный диск, и укрывает кровавое месиво мутной плёнкой, и капли не проливается. Ив смотрит на это со священным ужасом. - Обработаешь у себя, - бросает Стим, снова скрывшись за стеллажами. - Ей! Что за мерзость? – Ив кричит ему вслед. Стим возвращается. - Ты мне дорог, как сын, Уолш, - начинает он старую песню, но продолжает новой арией. - Маги на Инрисе многое могут, а ты пуст, как сдохший лес. В этом камне сила, которая позволит тебе не рассыпаться от одного их проклятья. Скорее всего ты даже научишься ей управлять. По мелочи, конечно. И не пытайся извлечь камень без меня. Ив вздрагивает. Он не подумал. С его жизнью кто думает не сразу – мертвец. - Великая паровая машина! А меня ты спросить не хотел? - возмущается по привычке. Старик улыбается действительно по-отечески. Хотя откуда Иву знать. - И ещё, - вспоминает Стим. - Я знаю, как ты обожаешь спицы, только, мальчик мой, они слишком коротки. Ни один маг тебя так близко не подпустит. Вот она. В руки Ива опускается словно футляр для пера. Пятнадцатисантиметровый, на взгляд определяет наёмник. Металл блестит новизной. Сколько часов старик его полировал? Прекрасная тяжесть. - Раскладывается. Попробуй, - дожимает Стим. Ив слушается. Взмах – и тонкий стержень разрезает воздух. Шестьдесят сантиметров восхитительной стали. Верной и послушной.***
Во дворец Ив возвращается под утро, окружённый смиренным гудением дирижаблей. Слуги из его крыла уже добропорядочно сбиваются ног, предвещая пробуждения Императора. Ива ждёт долгий день. Последний день на Арвентуме. Последний день перед окончательным бегством.***
Как оказалось, на практическое занятие Ива вести никто не собирался, как и проводить краткий курс, помня о прошлых его карьерных достижениях, да и о профессии в целом. Но зато пятьдесят студентов из программы интеграции сподобились дать показательный бой. Для Императора, конечно, не для Ива. Но хотя бы и так. Корпус Императорской Армии находится максимально близко к абсолютно мирному дворцу. Это восхищало. Никто не думает, что однажды юным солдатам вдруг захочется взять свои навороченные магией ружья и прорядить стан министров. Здание приземистое и каким-то убогим, с маленькими тёмными окнами и не к месту влепленным декором. Оно разветвляется на три крыла от главного входа: одно – жилое, одно – административное, одно – учебное, а между ними тянутся узкие переходы-галереи, которые образовывают внутренний двор. Где и проходит фееричное выступление. Какая безысходность. Прислонившись к мраморному ограждению, Ив стоит на огромной лоджии и наблюдает солдат, выполняющих приказ, но то и дело ему мерещатся цветастые птички из дворца. У них были крылья, которыми те не умели пользоваться. Достаточно сильно, достаточно свободно. Для них бой – набор заученных поз и взмахов, для Ива – жизнь или смерть. Наёмник вздыхает неверяще. Тот рыжий, в пятой паре слева. Как он ставит ногу. Один знакомый Ива, не смущаясь, отсёк бы, прямо на тренировке, чтобы на будущее знание осталось. А девчонка в третьем ряду, что она сделала со своими волосами. Такое и высокородные леди не сооружают. Солдаты даже не думают. Пробираясь через чужую неопытность, Ив пытается приметить хоть какие-то основные принципы. А всего слишком много: будущие техномаги императорской армии используют и рукопашные приёмы, и гибридные сабли с паровыми усилителями, и что-то стреляющее. Но не только это. Ему нужно найти кого-то понятливого для прикрытия. В общей массе несуразностей, намётанный глаз замечает бритого парня, который ухитряется отбиваться от напарника, и трепаться с тремя приятелями по сторонам. Идеально. Активно общительный. Если Ив начнёт зависать с ним иногда, это будет выглядеть естественно. Хаин из-за спины Императора кивает понимающе. Она запомнит. Со вторым придётся поднапрячься. Кто-то неболтливый, достаточно скрытный, чтобы Ив с его потрясающе очевидной миссией выглядел обычным, и непробиваемо спокойный. Лучше без лишних друзей. Командир птичек как раз объявляет перерыв. Ив видит, как по рядам прокатывается облегчение. Пятьдесят человек растрясаются на группки. И тогда он замечает. Мелкая девчонка, прямо под лоджией, смотрит в упор. У неё тяжёлый взгляд и хмурое лицо. Подходит. Хаин снова кивает.***
Встречу птичкам назначали в приватном зале вокзала за час до вылета. Ив помнит огромный пароход, который курсирует из Ривелия в Арвентум и обратно. Их связывают нежные воспоминания о полном смятении, потерянности и беспомощности перед судьбой. Но от Инриса Арвентум отделяет другой океан. Океан, у которого нет элементарных правил. Вулканы там возникают без причины, а мели ложатся, как вздумается. У этого океана нет и элементарных карт – до Инриса летают только дирижабли. В приватном зале длинные узкие окна. Свет от них покровительственно скрывает лица Тени и Ива и обличает две фигуры молодых техномагов. Пугающе талантливых, если верить распинаниям командира. Теперь Ив может разглядеть их вблизи. Девчонка, Мейв, – дьёрд, не новость. У неё мелкие черты лица и длинная шея танцовщицы, тугие каштановые волосы аккуратно подстрижены в каре так, словно о концы, лежащие линией, можно порезаться. А вот парень, Вилей, полон сюрпризов – он дорх. Характерные большие крылья носа и полные губы не спутать. Ну, тёмную кожу тоже. Лицо приятное, Ив сказал бы: сладкое, если бы у дорхов хоть что-то могло быть сладким. Парень дышит мощью, как и любой дорх, но мощь эта располагающая, а не привычно угрюмая. Может, дело в этом. - Долгих лет и здравия, Ваше Величество, - почтительно кланяется девчонка. Ив видит в её глазах пустоту и равнодушие, стягивающиеся водоворотом. Император удовлетворенно улыбается. Становится вдруг ясно, насколько сильно он осознаёт своё место в сложившийся политической системе. После предыдущих долгих объяснений Хаин снова подаёт голос: - Я обрисовала суть вопроса, - Ив морщится, вспоминание это избиение младенцев. - Но повторю: ведите себя естественно – вы все давние друзья. Можете идти. Техномаги смиренно шаркают на выход. Ив следом. Но в дверях что-то его одёргивает, он оборачивается и застаёт мгновением трепетный взгляд Тени, упирающийся в затылок Императора. Может в мерцающем свете тонких окон ему померещилось. - Почему именно я, - вырывается старый вопрос, навеянный, наверно, чуткой атмосферой. Мнимой. В получившемся мире у всех людей какие-то недоразвитые чувства. - Сифра доверял тебе, - отстранёно говорит Император. Теперь он в могиле, думает Ив, выходя. Его дирижабль пух от пребывающих студентов Корпуса Императорской Армии, солнце лихо светило сквозь смог, мёртвый Сифра лежал в земле.***
- А Вы доверяете ему? – осторожно спрашивает Хаин, когда тяжёлая дверь закрывается за печальным убийцей. Сенана на секунду выбрасывает в реальность, он поднимает взгляд. - Да. Ему некого здесь предавать. - Но… - Сенан прерывает её лёгким движением пальцев. Хаин прекрасно понимает, что никому другому не позволит с собой так обращаться. Даже братьям. Но этому человеку она простит всё. К сожалению, не потому что он - Император. Потому что он – Сенан. - Активируй Тень. Пусть Дха и Цехре займутся делом. Хаин смотрит, и волнение поднимается у неё внутри: такой же взгляд она видела у Уинсина. Плохой знак. Но Тень будет работать. Никто не знает, но новая она подчиняется не Императору – другу. Три материка охватывает их с братьями сеть: Цехрэ, четвёртый, – Ривелий; Дха, второй, – Инрис; она сама в Ар-катха. Никто не знает, но в новой Тени всего три бесшумных бойца. Никто не знает, но второе имя Императора, Триу – третий и единый с сифского. Никто не знает, даже сам Сенан, но принять командование Тенью должен был он. Пока всю её не вырезали.***
Ночь стоит дивная, таким может быть только мгновение перед повальным ветром бед. На Инрисе не бывает ветров. Воздух стоит плотный, полный от магии, жадно выпивающий капли влаги с земли. Но ветер поднимется, всколыхнёт всё привычное. Он будет поначалу лёгким, почти незаметным дуновением, но начнёт крепчать, пока не обрушит на головы смотрящих замки тайн. Засияет война, Джед это чувствует. Война внутри каждого из них. Кто-то будет сопротивляться до последнего, кто-то быстро примет. Никто не останется в стороне, в надёжном и безопасном убежище. Из подвала Академии Магов не видно, но тучи сгущаются. Прохладные звёзды равнодушно ждут. - О чём ты думаешь с такой печалью? – спрашивает его Имон. А Джед слишком погружен в свои переживания: мягкое касание прохладных рук не развеивает их, лишь сотрясает. Он чувствует, как тонкие пальцы Главного мага пронизывают его длинные волосы, и удобнее устраивает голову на коленях этого завораживающего человека. Он знает, как прекрасно выглядят бледнейшие ладони в расплетённых прядях иссиня-чёрной косы. Ноготь аккуратно очерчивает его подбородок, и Джед благодарно прикрывает глаза. Ему хорошо известно, что это самая откровенная ласка, которую может позволить себе маг такого положения. Главный маг Инриса. Он запретил называть себя по имени, но иногда в мыслях Джед нарушает своё слово. И тогда всю голову наполняет сладкий дурман, а на губах неистово печёт. Джеду приятно хранить такой секрет, но больше ничего утаить от покровителя он и не может. - О том, что вы говорили вчера, - смиренно признаётся он. - Про прибывающих техномагов? – сухо уточняет Главный маг и шипит с презрением, больше для себя. - Императорские ищейки. Псы. - Будущие псы, - почти лениво замечает Джед, чувствуя, как к нему медленно подбирается сон. Имон легко проводит по его уху, и ощущение уходит. - Нет у него псов не будущих, не прошлых, - возражает он напряжённо. В камине бушует пламя, бросая зловещие отблески на зеленоватый камень. В такое, время возле, огня лицо Имона, с высокими надбровными дугами, с этими тонкими губами и раскосыми глазами, становилось совсем ирреальным, как у мифических созданий. Как у загубленных механическими тварями сифов, как у скользкотелых ундин. - Ты ведь записался добровольцем? - вдруг требует Главный маг. Джед вспоминает его восхитительную проницательность недобрым словом. - Нет… - аккуратно начинает он, и, видя, что покровитель не думает изливать свой гнев, продолжает честнее: - Почему я должен нянчиться с этими выродками? Вы знаете, мне они неприятны. Имон одновременно одобрительно улыбается и хмурит брови осуждающе. Джед сглатывает. - Как и мне. Но врага нужно изучить, Джед, чтобы быть готовым к его изворотам. Тем более, если мы говорим об арвентумцах. - Но нам известны все их способности! – Джед поднимает голову, и его окатывает холодом. Главный маг смотрит так, словно примет возражения только со смертью вместе. - Не личные, - говорит он спокойно, но Джед замечает: это не так, Имон обеспокоен непослушанием. - Отдельные люди, которых мы вдруг не учтём, могут многое мне испортить. Люди способны на страшное, Джед, пойми. Джед слушает внимательно и понимает, что снова находится в плену этого мелодичного, хриплого голоса. В добровольном плену с разумом в тисках. - Да, господин Главный маг, - нет ничего естественнее, чем согласится, преклонив колено. - Мест в сопровождающих не осталось, - рассуждает господин Главный маг. - Завтра порекомендую тебя инструктором. Так будет даже удобней. - Конечно, господин Главный маг. - Хм… - ухмылка проступает на губах Имона. - Мне нравится, как ты это произносишь. Джеда обжигает его взглядом. Тонкие пальцы твердеют в волосах и тянут настойчиво, поднимая лицо. Сухой поцелуй застывает воспоминанием на виске. Ночь стоит предвещающая перемены.