H loves J

Харли дышит часто и быстро. От маски жарко. Натирает переносицу, купирует воздух в легких. Она знает, что нельзя так, что станет только хуже, но не может ничего с собой сделать. Волнуется, в ужасе. Ладони потеют, превращаются в лед. Мерзко-то как. Бояться нельзя, нельзя показывать своре свой страх. Иначе дело швах. Они почуют ужас, набросятся и растерзают, превратят их в форшмак. Харли прочищает горло, рука скользит на блестящем металле автомата. Шутки кончились. Сегодня она использует совсем другие игрушки. Реальные, смертельные, кусающиеся пулями, дымящие порохом. И поделом им, в копах ведь нет ничего хорошего кроме ладной формы. Но им ведь не идет. Дураки, псы помойные, которые только и умеют, что ластиться к ногам хозяина, щериться и скалить зубы на чужих. Шавки, бездари, тупой скот. Харли смотрит на Джея. Плечи дрожат. Нельзя. Нельзя дарить им радость, - читает она в его глазах. Нельзя плакать, чтобы грим растекся, а помада смазалась. Она должна оставаться идеальной, куколкой, веселой и хлесткой, должна до конца быть вот такой, как сейчас — решительной и бесстрашной. Джей бы оценил. Он сосредоточен, серьезен как никогда, хоть на его лице играет безумная улыбка, растягивает шрамы все шире и шире, делает его уродливее и страшней для псов, но ближе и теплее для Харли. Вот таким она его любит, таким она его знает. На войне ведь как на войне, не до сентиментальности, не до миндальничанья. Война — это кровь, это шрамы и разорванные связки. Война — это то, чего они толком не умеют. Их работа ведь дарить улыбки, капельку безумия, чуток радости этому серому и унылому городу. Но они все равно выходят на войну, потому что больше ничего не остается. Это — единственное, что у них есть. Они сами и война с городом, превратившимся в крысиную нору, в гнездо летучей мыши. О нет, они так не играют. Джокер — великий, Джокер — могущественный, но сейчас ведь все кончено, правда? Им ведь не выбраться. Копы окружили их плотным кольцом, жмут их к стене банка, прессуют. Ещё чуть-чуть, и им останется только ползти вверх по стене, но ведь они не супер-герои, они всего-навсего клоуны. Не повезет. Джокер смотрит на Бэтмена внимательно, с этакой хитринкой в глазах. У него есть план, - понимает Харли и облегченно вздыхает. Ей сейчас все равно, что все внимание Джея сосредоточено на летучей мыши, что ему нет дела до неё, такой маленькой и напуганной рядом с ним. Кого она обманывает? Ей не плевать. Хотелось бы, чтобы его взгляд был обращен только к ней. Напоследок. Но это ведь противостояние. И Харли уже не знает, кто они, Джокер и Бэтмен, — лучшие враги или заклятые друзья. Наверное, и то, и другое. Не разобрать, - так плотно их жизни сплелись в один клубок. Харли снова вздыхает. Тяжело. Она не ранена, но грудь болит. Крови нет, но она ведь истекает ею, ещё секунда, и упадет замертво. Чертов Бэтмен. Чертов Готэм. Чертовы копы. Они ведь могли бы быть счастливы вместе, если бы только. Если бы не безумие, если бы не вражда на уровне крови, подсознания, на уровне самых глубинных инстинктов. Если бы не сотни «не». Харли ненавидит этот миг. Джей улыбается. Тихонько усмехается. Нет в этом смехе безумия. Ничего нет, просто не осталось. Все смыло ударной волной войны. Харли чувствует на своей ладони холодное и цепкое. Опускает глаза — видит его пальцы, переплетенные с её собственными. Она смотрит на Джея, но он даже не поворачивает головы. Только сжимает её ладонь сильнее. На лице Харли расцветает улыбка. Этот день они запомнят навсегда. Джокер открывает огонь по копам внезапно и без предупреждения, поливает их огнем свинцовых пуль, смеется. Харли хочет присоединиться к нему, но не успевает, понимает, что он впереди, а она стоит за ним, пялится в его узкую спину, укрытую фирменным сиреневым тренчем. Спокойствие. Гармония. Мир во всем мире. Если бы. Тело Джокера прошивает пулями насквозь. Отдачей его относит на Харли. Вместе они падают на землю. Харли хочет закричать, но не может, вой застрял в её горле. Взгляд бегает по телу Джея. Бледному, кровавому, нашпигованному холодным свинцом. Его волосы седые от пыли, рубашка пропиталась темным, отвратительным. Харли трогает его лицо, его шрамы, водит пальцами и не может остановиться. Не может просто взять и прекратить. Ведь все кончено. Шавки загрызли её любимого насмерть, разорвали на куски. Харли кричит так громко, что копы закрывают уши, а Бэтмен кривится. Харли воет и стонет, царапает плечи Джея не слушающимися пальцами. Так страшно умирать второй, но неизбежно. Дикость. Страх. Мертвая петля. Слезы катятся по лицу. Все бесполезно. Все ни к черту. Такой вот финал. Харли стонет, кладет голову на грудь Джея, всхлипывает. Так больно, так ужасно пусто. Без него ей больше ничего не нужно. Даже её черное безумие. Останется лишь печаль, лишь одно желание будет биться под кожей — догнать его, уйти за ним, схватить за руку, забрать часть пуль, прошивших его грудную клетку насквозь. Это было бы славно. Харли закрывает глаза. - Шшшш, - слышит она шепот, приоткрывает глаза, смотрит на Джея. Щербатая луна освещает через треснутое стекло их комнату. Простыни смяты, влажные от пота и слез. Джей держит её в объятьях, его бледная сухопарая грудь мерно вздымается — целая, без следов красного, без запаха пороха и войны. Харли просыпается окончательно, смотрит в его темные глаза внимательно. Находит его руку, переплетает пальцы так крепко, как только может, до ломоты в костях, так, чтобы было больно и тесно. - Дурочка, - фыркает Джокер хрипло. Но руки не отнимает.