H loves J

Эллисон бездумно обводит очередь взглядом. Восемь человек. Толстяк с пивным пузом, усталый и осунувшийся. Двое подростков, держащихся за руки. Нервная дамочка за сорок с худыми птичьими ногами. Трое самоуверенных бритоголовых мальчишек в кожанках. И девчонка в розовом спортивном костюме. Взгляд Эллисон непроизвольно задерживается на ней. Сама не знает, почему. Вроде обычная, в меру фигуристая, в меру развязная. Как раз подходит для субботнего вечера, одиннадцати часов. Жует жвачку, накручивает свободной рукой один из хвостиков на палец. Концы алые. Очередь двигается медленно. Кассир долго рассматривает близорукими глазами этикетки товаров, подносит к аппарату. Пик. Пик. Пробито. Толстяк, стоящий перед Эллисон, сдавленно матерится, ставит корзину на пол, отпихивает от себя ногой и идет прочь. Не веря своему счастью, Элли двигается вперед, подталкивая перед собой телегу с продуктами. Мальчишки галдят и красуются друг перед другом, подростки обнимаются, а девчонка в розовом спортивном костюме переминается с ноги на ногу, вертит шеей. От неё исходит странная нервная энергия, атмосфера истерики. Элли не может понять, почему её это так беспокоит. Ну, мало ли, может, её парень бросил, или настроение дрянное? С родителями поругалась. Кто же разберет? Кассир пробивает товары парочки. Они держатся за руки, выходят радостно из магазина, смеются. Эллисон сжимает крепче зубы. А то патока навязнет. Есть в этом что-то сентиментальное даже, как в романтической комедии про вечную любовь, только Элли уже и не помнит, что ей нравилось в таких фильмах. Мальчишки продвигают к кассе огромную телегу с пивом и чипсами. Эллисон закатывает глаза — это ведь надолго. Им надо не только пробить каждый товар, но ещё и поругаться с продавцом. Они ведь совершеннолетние, как он не понимает? Им можно пить, курить и кутить! А ещё задерживать очередь. Девица в розовом тихонько рычит, когда замечает, что именно им всем предстоит. Голос у неё высокий и немного писклявый. Два хвостика неаккуратные и слишком уж детские. Кончики окрашены в красный и черный. Элли теперь может получше разглядеть. Сбитый лак на тонких белых пальцах, старый желтовато-коричневый синяк на шее выделяется из-под капюшона спортивной кофты. Девица поправляет волосы. Каскад браслетов падает с запястья с немелодичным звуком. Эллисон вмиг задерживает дыхание. Кисть вся в шрамах и бугристой соединительной ткани. Неправильно сросшаяся кость, ломкая, тонкая, белая. Эллисон протискивается вперед, невзирая на протесты и шипение сорокалетней женщины, стоящей перед ней. - Харлин, - зовет она, хочет положить девице руку на плечо, но не делает этого. Страшно, наверное. Девица стоит несколько минут спокойно, не оборачиваясь, будто и не к ней обращаются. Эллисон думает, что, быть может, обозналась, но все-таки снова пробует. Девица странно качает головой, трясет волосами и, наконец, поворачивается к Эллисон. У неё белое лицо и красные губы. Под глазами много подводки и тушь с комочками. Но это без сомнения та самая Харлин Квинзель. - Харлин, - улыбается Эллисон несмело, - Харлин Квинзель, ты что же не помнишь меня? - удивленно спрашивает она. Харлин морщится, подносит указательный палец к виску, трет переносицу. Так, словно пытается вытащить какое-то важное воспоминание. Смешная сценка, гипертрофированный юмор, а главная героиня — комедиантка. Ей бы в немом кино сниматься, звездой бы была, - думает Элли. - Эллисон Беннетт, - наконец бьет себя Харлин ладошкой по лбу и радостно, широко улыбается. - Мы, кажется, были с тобой в одной секции по гимнастике. В школе, - задумчиво добавляет Харлин. Элли замечает, что голосок у неё тонкий, а лицо, хоть и не утратило своего детского восторженного выражения, худое, скулы острые, а кожа бумажно-белая. - Вообще-то семь лет вместе занимались, пока ты руку не повредила, - замечает Эллисон. Ей немного обидно, что Харлин не помнит её. Но, наверное, в этом вся соль — не видеться целых пятнадцать лет. Тем более, что и раньше Харлин слыла задавакой. Кто-то даже называл её принцессой. Ирония, сейчас она вовсе не похожа на ту, которой была раньше или хотела казаться. - Да, наверное, - пожимает плечами Харлин, хмурится. Она словно ждет чего-то от Эллисон, смотрит надменно, исподлобья, хмурится и жеманится. Выпячивает губы, стреляет глазками. Не поймешь, чего же хочет на самом деле. - В любом случае, что ты делаешь в такой дыре, как Ривертон? - спрашивает Харлин задумчиво, выкладывая свои покупки перед кассиром. Две пачки сигарет — легкие и крепкие, две зубных щетки, лезвия для бритвы, круассаны, молоко, свежие газеты, зеленую краску для волос, белила и два тюбика красной помады. Странный набор, - думает про себя Эллисон, рассматривая покупки бывшей одноклассницы. - Ещё, пожалуйста, канистру бензина, вон ту веревку и два черных кофе на вынос, - говорит Харлин, обращаясь к продавцу. Тот кивает головой и начинает медленно вытаскивать нужный товар. - Я вообще-то здесь живу, - чуть выпячивает губу Элли. Не хочет обижаться, но так уж выходит. Квинзель никогда не была робкого десятка, вечно говорила, что думала, не скупясь на ядовитые комментарии. Старая память дает о себе знать. - А тебя какими судьбами занесло? Вроде, говорили, ты уехала в Готэм учиться на психиатра. - Хмм... - тянет Харлин, внимательно глядя на Эллисон. - Так ты, правда, не слышала обо мне ничего? - улыбается, тихонько смеется. У Эллисон отчего-то по спине бегут мурашки от её смеха. - Знаешь, что? - добавляет Харлин. - Не удалось мне стать мозгоправом. Элли улыбается. В душе она немножечко рада. Нет, конечно, это все старые детские обиды. Ничего плохого она не имеет ввиду. Но ведь Харлин вечно была лучше всех — первая в спорте, затем и в учебе. Первая прибрала к рукам Аарона. Сейчас же что-то изменилось. Может, просто из принцессы превратилась в гадкого утенка? Значит, психиатром не стала. Посмотрим, что ещё? - А я замужем, трое детишек, - улыбается Эллисон, тычет Харлин в лицо бумажник с фото своих дочек. Все трое — рыжие и веснушчатые. Все трое пошли в отца, будь он не ладен. Но Квинзель не обязательно об этом знать. - Чудные малышки, - легко и радостно соглашается Харлин, проводит указательным пальцем по фотографии. В свете электрических ламп блестит крупный бриллиант. - А я живу в Готэме со своим хм... парнем? - удивленно заканчивает она, в замешательстве смотрит на свои руки. Продолжает: - Я, наверное, что-то вроде домохозяйки, слежу, чтобы ему все нравилось, все устраивало. Но ведь это хорошо — если девушка любит своего мужчину, она все для него сделает, - на лице Харлин появляется задумчивое мечтательное выражение. Эллисон легко складывает два и два — кольцо с бриллиантом, Готэм, мужчина. Хорошо же устроилась Квинзель. И влюблена, словно девчонка. Вечно же ей везет. - Я сопровождаю его в деловой поездке, - улыбается доверительно Харлин. Есть что-то в этой улыбке совсем нормальное, радостное, и в то же время дикое, печальное, с надрывом. Внезапно Элли понимает, что не хочет ничего знать о парне Харлин. И неясно, почему. Просто так будет лучше. Харлин тем временем собирает покупки в большой бумажный пакет, берет его одной рукой, а в другую хватает канистру с бензином. Запястье трясется в треморе, но она улыбается. На шее болтается кулон с буквой «Джей». Пластиковая побрякушка, детская забава. Не вяжется с кольцом на её пальце и тяжелыми старинными серьгами с крупными блестящими камнями. Эллисон заканчивает складывать свои покупки в пакеты — удобно и экономично, как привыкла делать уже долгие годы. Трое детей обязывают. Порядок и гармония — вот все, к чему она стремится. - Эй, Элли, - говорит Харлин, выходит как-то по-доброму, хоть Эллисон и не хочет от неё доброты. Когда-то они были соперницами, не подругами, хотя, возможно, Харлин и не думала так об этом, - не поможешь мне донести до машины чашки с кофе? Не хочу возвращаться второй раз. - Конечно, Харли, почему бы и нет, - пожимает плечами Эллисон, улыбается. В конце концов, им по пути. Нечего больше делить. Столько ведь лет прошло. Она берет в свободную руку картонку с кофе и следует за Квинзель. На улице холодно и темно. Дует крепкий северный ветер. Харлин идет к одиноко припаркованному с края корвету. Рядом с машиной курит мужчина. Кутает лицо в высокий воротник пальто, шарф намотан почти до самого носа, пальцы в перчатках зажимают сигарету. Когда Эллисон и Харлин подходят, он смотрит сначала удивленно на незнакомку, а потом уже переводит взгляд на Харли. - В чем дело? - спрашивает хрипло, вкрадчиво. - Ты долго, тыковка. Харли улыбается, открывает багажник, закладывает туда покупки, берет в освободившиеся руки стаканы с кофе, благодарит Эллисон. - Прости, пирожок, - ласково прижимается щекой к плечу мужчины. - Не поверишь, встретила в супермаркете бывшую одноклассницу. Эллисон Беннет, это... - но Харлин не успевает договорить. - Джей, - мужчина протягивает руку и жмет ладонь Эллисон. Крепкое рукопожатие. Выражение его лица Элли не видит, мешает шарф, слишком темно. Но отчего-то ей кажется, что он улыбается. - Приятно, - врет Эллисон и улыбается в ответ. Что-то подсказывает ей, что пора убираться восвояси. Не то чтобы ей и хотелось оставаться. - О нет, это мне приятно, - по всей видимости ухмыляется Джей, обнимает Харли за плечи. - Так, значит, Вы знали эту проказницу, когда она была ребенком? Дружили, наверное? - Не особо, - бросает Харлин легко и непринужденно, Джей хмурится. Эллисон стоит как громом пораженная. Что это было? Она думала, что они забыли все распри очень давно, да и Харлин, кажется, едва узнала её. - Вечно пакостила мне, парня моего хотела увести, - констатирует Харли, прячет лицо от ветра на груди у Джея. Он автоматическим, отработанным движением расстегивает пальто, набрасывает его полы Харли на плечи. Эллисон удивленно смотрит на его грудь — на распущенный галстук и мятую рубашку, на наплечную кобуру с поблескивающими в тусклом свете пистолетами с каждой стороны. Крик рвется из горла. Она так напугана, что, кажется, просто приросла к земле, не сможет сдвинуться с места. - Не правда, - едва слышно пытается она оправдаться. - Все три раза ты сама упала. А Аарон просто мудаком был. - Элли не знает, зачем говорит все это. Какая, к черту, теперь разница? Да и вряд ли Джей пристрелит её за то, что она пыталась совратить школьного ухажера его девушки. Бред же. Харли только хмыкает, достает пачку сигарет и закуривает. Нервно тянет воздух в легкие, выдыхает полной грудью, шумно и яростно. Всегда ведь, сучка, была злопамятной. - Вали уже, - беззлобно бросает Харли. Джей же молчит. Смотрит на них и, скорее всего, улыбается от уха до уха. За шарфом не разглядеть. - Знаешь что? Закрой рот, - Элли стискивает зубы, бросает пакет с продуктами прямо на землю и упирает руки в бока. - Ты достала своим высокомерием ещё пятнадцать лет назад. Могла бы хотя бы сделать вид, что тебе все равно, могла притвориться, что не узнала меня. Но нет же — тебе надо было поиздеваться, повилять хвостом. Показать, как у тебя все замечательно сложилось в жизни — и бриллианты на пальцах есть, и фигура отличная, и парень, что надо. Знаешь что, мне плевать! Элли пышет злобой. Знает, что лицо раскраснелось, волосы раздул ветер, и выглядит она не так, чтобы очень хорошо. Но ей действительно плевать, как и сказала. Харли как была сучкой, так и осталась. Не ей указывать, как Эллисон вести себя. - Умопомрачительно, - выдает Джей и коротко смеется. От этого смеха что-то внутри холодеет, скручивается в узлы, которые, вероятно, уже не развязать. Чертова Харлин Квинзель. Удалось ей опять втянуть Элли в заварушку. Чертова дурочка, принцесса без короны. Вот блин. Харли шипит и пытается вырваться из объятий Джея. Обиделась, вероятно, на его ироничный выпад. Эллисон даже улыбается. Они борются пару секунд, Харли хватает его за шарф, тянет вниз. Его лицо открывается взгляду, а на парковке с треском зажигаются огни. Эллисон так страшно, что, кажется, её сейчас вырвет. Она была в Готэме всего лишь раз, семь лет назад. Она редко смотрит новости и совсем не читает газет. Но не узнать Джокера невозможно. Как же раньше не дошло? Харлин Квинзель. Харли Квинн. Осталось лишь поставить знак равно. - Вали. Сейчас же, - Харли прочищает горло. Её ладонь на груди Джокера — на сердце. Предостерегает. Или просто так. Не узнать. И не надо. А надо бежать со всех ног, как можно быстрее. Пока ещё есть, куда бежать. Забраться под одеяло с головой, прижать дочек к себе и надеяться лишь на то, что Харли и Харлин все ещё единое целое. - Ладно, хорошо, - лепечет Эллисон, хватает пакет с продуктами и быстрым шагом идет по парковке. Хочется обернуться, но она не будет. Продержится как-нибудь. - Эй, - окликает её Джокер на середине парковки. Эллисон хочет сорваться и бежать вперед, но она, словно марионетка, останавливается и поворачивается к своей однокласснице и её чудовищному спутнику. - Не будь такой серьезной, от этого преждевременно умирают, - усмехается он и салютует Эллисон двумя пальцами. - Откуда ты знаешь, пирожок? - удивленно и восторженно жмется к нему Харли, гладит его грудь тонкими пальцами. Он довольно усмехается, смотрит на неё, притрагивается пальцем к носу. - Старина Аарон рассказал, - кривит он губы в ухмылке. В горле у Элли комок. Хочется кричать. Она идет очень медленно и молится лишь о том, чтобы Джокер не окликнул её больше, дал ей сесть в машину и уехать. Когда Элли поворачивает ключ в зажигании и вдавливает педаль газа в пол, она так рада, так рада — прямо до слез. Но гаденькая мысль так не кстати все-таки приходит в голову, отравляет ей эйфорию — Харлин не изменилась, осталась все такой же принцесской, даже когда превратилась в Харли Квинн. Жизнь несправедлива.