H loves J

Три девицы под окном. Пряли поздним вечерком. Нет, не так. Пили поздним вечерком. Три злодейки. Напивались пьяными, плакали и рассказывали друг другу эти слезливые байки о настоящей жизни. В которой рыцари побеждают драконов и спасают принцесс. Снова не так. Нет, нет, нет. К черту сказки. В реальной жизни можно просто быть нормальными. Не чудовищами, не монстрами и не злодеями. И принцесс с принцами не нужно. Селина баюкает в руках бокал с красным вином цвета венозной крови — такого глубокого бордо, что на него можно смотреть вечно. В бликах огня, в отсветах электрической лампочки, качающейся под потолком, совершенно не важно. Селина смотрит на своих подружек. Рыжая. Светлая. А сама она темная. Все цвета радуги, все карты в колоде. Красная королева и белая королева прямо перед ней. Так кто же она такая? Не вспомнить уже теперь. Наверное, пешка. Потерялась на шахматной доске и не знает, какой именно ход нужно сделать, чтобы превратиться в ферзя. Вино помогает стать легкой, стать иммунной к страданиям ангельскими крыльями за спиной. Боль, только она заставляет её идти вперед, ломать кости врагам, выцарапывать глаза предателям, срывать поцелуи с губ того, кому не нужны эти её страдания. Может быть, Селина не променяла бы это ни на что на свете. И это чудо ведь, что в её жизни есть две ломаные линии — рыжая, как огонь, яркая и агрессивная, совсем прямая, и золотая, сусальная совсем, трепещущая и прерывающаяся, но тянущаяся нитью вдаль и вперед. Эти двое — её настоящая семья. Не родители, там, на другом конце страны, отделенные от неё штатами и землями, не Бэтмен, прячущийся где-то в темном углу, такой близкий и далекий одновременно. Скорее любовник, чем возлюбленный. Кошка привыкла, кошка ведь гуляет сама по себе. Но сейчас, в среде себе подобных, львицей в этом маленьком прайде, Селина чувствует себя живой. Словно ничего и никогда с ними не случалось, ни жизни, ни смерти, словно они все ещё учатся в колледже, ходят на скучные занятия, зевают украдкой в кулак, жуют хрустящие яблоки и подбрасывают в воздух помпоны. Смеются заливисто, обнимаются крепко, целуются страстно. Они — сестры, плечом к плечу, помирать — так вместе. Пэм жует губы, хочет усмехнуться. Селина знает, что выражение её лица глупое, мечтательное, словно звезду футбольной команды увидела, рот раскрыла, не смогла удержаться. Но ей, пожалуй, все равно. Пусть смеются. Пусть куражатся. Сегодня ведь можно. Селина делает новый глоток терпкого, красного. Закуривает. Дурацкая привычка, мышь ненавидит её за это, грубо вырывает папиросу из пальцев, если они вместе. Но сейчас можно. Харли тоже закуривает. Пэм держится, хмурится, но засовывает сигарету в уголок рта, страдальчески сводит брови на переносице. Щелкает зажигалка. Дешевка одноразовая, но большего им сейчас не нужно. И злодейки курят, вгоняя никотин в легкие толчками. Улыбаются, жмурятся, а кошка только смотрит на них миндалевидными глазами. Сама нашла себе хозяев, не покинет никогда. Даже у кошачьих можно вызвать щенячью преданность. У Харли короткие алые ногти. Она сосет большой палец, задумчиво глядя прямо перед собой. А лак красный, кровавый. И Селина вздыхает. Иногда даже завидно. И дело не в Джее, конечно, дело в самой Харли. В этой её легкости, в этой непобедимой, побеждающей все, любви. Харли живет в сказке. Поправили пару деталей, выкинули принца вон, оставили только чудовище. Но маленькая девочка гладит его по загривку, жмется к его колотящемуся сердцу, обнимает ладошами за шею, клянется в том, что не оставит никогда. Даже если чудовище и не станет принцем. И Селина не может понять, как так вышло? У самой все по-другому. Влюбилась в настоящего героя, в защитника, в того самого рыцаря в сияющих доспехах. И не помогло. Не расколдовала ни его, ни себя, не смогла пойти за ним во тьму, но к свету. Может, потому что это она взаправдашняя злодейка, тот самый монстр, которого нужно победить, проткнуть колом в самое сердце. Но он не делает. Изо дня в день крадет её жизнь, дарит взамен украдкой поцелуи. И Селина горюет так, словно потеряла что-то очень важное, что-то, что не вернуть. - Как у тебя получается? - спрашивает она задушенно и пьяно. А самой ужасно совестно, не по себе. Не у той подруги спрашивает совета. - Что именно? - непонимающе хлопает глазами Харли, отвлекаясь от обгрызания кутикулы на большом пальце. Ребенок, маленькая девочка. Да только с виду. - Как у тебя получилось приручить его? - снова спрашивает Селина. Слова даются с трудом, но она перебарывает желчь, шипение, поднимающееся в горле, срывающееся с губ вместе с вопросом. Памела только фыркает, кривит лицо. Селина знает, что рыжая ненавидит Джокера всеми фибрами души, но и плевать. Отрицать очевидное бесполезно и глупо. Харли держит своего монстра на коротком поводке, даже если никто и не видит этого. У Селины рентген вместо зрения, она слышит на мили вокруг, она ведь кошка, в конце концов, от неё не утаить такую мелочь. А Пэм пусть хорохорится и щерится, пусть притворяется и дальше, что все это лишь игра, что это чертова ловушка, в которую попала бедняжка Харли. Селина знает правду. Харли не за что жалеть. Белая королева милостиво ухмыляется, превращается из девочки в женщину за одну секунду. Лолита позавидовала бы. И Селина тоже завидует. Она раскрыла все секреты, но этот ей не дается. Ключик не подбирается, ответ не находится. - Никак, - отвечает внезапно Харли, улыбается, и Селина верит. Делает затяжку, выкуривает тонкую сигарету до фильтра, тушит в пепельнице. Никак. Хороший ответ. Продуманный до точки. И не поспоришь, не вывернешь. Просто, лаконично, смертоносно. Вот именно это «никак» у неё и не выходит. В горле першит, а глаз дергается. Селина ненавидит себя за откровенность. Подруги что враги, суть одна и та же, хоть и обертка разная. Сейчас раздерут на куски, препарируют её кошачье сердечко так жестоко, что и девяти жизней не хватит, чтобы оправиться. - Я ведь тоже люблю его, - жалко мурлычет Селина, не в силах взглянуть на подруг. Ей стыдно за свою слабость, не по себе от вина и сигарет. Ей хочется заснуть, а проснуться совсем другой. Нормальной. Такой, чтобы можно и хотелось спасать. Чтобы Бэтмен поднял её на руки, вынес из горящего дома, назвал своей. Просто так, без причины. И чтобы она гладила его по закрытой маской щеке, чтобы он снял её только для неё. И они были бы вместе. Нормальными. - Ты любишь лишь часть его, - внезапно говорит красная королева, и Селина поднимает взгляд. У Пэм зеленые глаза. Блестят и светятся в темноте не хуже кошкиных. Пэм не умеет плакать. Селина не видела этого так давно, что и забыла, каково это. Но Пэм напомнила. Слеза тянется ниткой по бледной коже, замирает на подбородке. И Селине становится стыдно. Распустила тут сопли, пожаловалась на несправедливую судьбу. Да только это не встреча анонимных злодеек. Это ведь её подруги. - Пэмми, - начинает Харли, но та её грубо обрывает. Не надо ей этих ободрений, не надо сострадания. Она ведь не из таких. Айсли умеет держать язык за зубами. И если хоть кто-нибудь произнесет пресловутую фамилию «Дент», она просто взорвется. И потащит в ад слезливых подружек вместе с собой. Такая вот правда жизни. Селина шмыгает носом, утирает слезы с лица. Дурочка же, глупая, позавидовала королевским радостям, да только зря ведь все это. Не так уж и гладко все протекает в готэмском королевстве. Красная королева. Белая королева. Несчастны одинаково, как не посмотри. И завидовать тут нечему. Может, просто стоит затолкнуть подальше жалость, зависть и гребаную гордость тоже. Может, просто стоит быть рядом. Вот здесь и сейчас. - А к черту, Пэм, давай просто напьемся, - предлагает Селина, её глаза горят озорным огнем. Ах, как им сейчас это нужно. В стельку пьяными трепаться. Да только не о грустном, нет, нет, о веселом. Они поднимают бокалы. Белое запястье, разукрашенное красным и синим, пальцы с обломанными кроваво-красными ногтями. Запястье, затянутое в длинную ярко-зеленую перчатку. И запястье с острыми черными коготками. Рюмки клацают, вино разливается по скатерти. Бордо. Сегодня не кровь. - Харли, что такого в этом красном? Не надоело? - сетует Селина невинно, но улыбается хитро, кровожадно. - Джею нравится, - хихикает Харли, а щеки заливает алым. Смущена девчонка. - А что там про твои кошачьи уши? - уточняет блондинка мстительно. Селина тоже смеется. Вдвоем они поворачиваются к Пэм и смотрят на неё вопросительно. - Нет-нет-нет, даже и не думайте, извращенки! - щерится Пэм, но улыбается краешком губ, совсем незаметно. - А мы ничего такого и не думали, - усмехается озорно Селина. - Тебя твой костюмчик подвел, цветочки, листочки и все такое. Щеки Пэм наливаются красным, а из ушей чуть ли не дым валит. Но прежде, чем рыжая успевает накинуться на подругу, Харли обнимает её, душит своими птичьими ручками в объятьях. Селина присоединяется. В маленьком прайде нет королев, ни красной, ни белой. В маленьком прайде нет львиц, только кошки, зализывающие друг другу раны. Обезумевшие от любви. Пьяные от злодейского счастья.