***
— Эй, Стукачка. Максим Григорьев прошёл в слегка затенённую комнату, где после умывания и завтрака отдыхала Алёна. Столько еды девушка не видела несколько месяцев, и, в компании со всеми произошедшими изменениями, такая сытная трапеза заставляла чувствовать Громову почти счастливой. — Они и правда выглядят очень дружелюбно. Хозяева дома. — Да, я же сказал тебе. Они выручили меня, когда я удирал от погони. — Когда приведут остальных? — Когда они пригласят меня в очередной раз идти с ними, освободим ещё кого-нибудь из наших. Они и сами ходят нечасто, наверное, чтобы не вызвать подозрений. — В любой момент кого-то могут забрать другие. Или убить, — Алёна опустила полный грусти взгляд. — Мы с Ирой лично видели, как одну из сидевших с нами женщин, у которой начались роды, выволокли из клетки и пристрелили в соседнем переулке. — Алёна, — Григорьев взял девушку за руку, — постарайся меньше о таком думать. — Тот врач, который осматривал нас с утра… Ты не знаешь, в порядке ли ребёнок Иры? Мы не понимаем их языка. — Я тоже не понимаю, объясняюсь с ними жестами и рисунками, — тут глаза парня прояснились: — Его понимают твой отец и Герман! Когда я устраивал побег, их куда-то увозили. Неподалёку был пожар, и в общей суматохе мне удалось скрыться, а через несколько дней я случайно наткнулся на это убежище… Я потерял их след! Может, ты видела их на рынке?! Макс не заметил, как побледнело лицо Алёны. Девушка поспешно отвернула взгляд, но, не выдержав, поднесла руку к плотно сомкнутым губам и закрыла глаза. — Не переживай пока, тебе сейчас надо успокоиться, я что-нибудь придумаю… — Макс! — на выдохе молвила Громова. — Пожалуйста, не говори Валерии ничего из того, что я сейчас скажу!.. Герман… убил моего отца! Наступившая на несколько секунд тишина была наполнена шумом глубокого дыхания девушки. — Что ты такое го… — Я видела, как он застрелил его! — с жаром выпалила Алёна, но было слышно, с каким трудом давалось ей говорить тихо в этот момент. — Убил!.. И я говорила с ним после этого, Макс! Громова уткнулась в плечо Григорьева и горько зарыдала. Казалось, она хочет рассказать об этом больше, но в горле будто встал камень, и у девушки не было сил вымолвить ещё хоть слово. Отдавшись эмоциям, парочка не услышала, как к комнате торопились несколько человек. Совсем скоро Ира и Лера с одной старой знакомой уже миновали коридор и стояли в дверном проёме. — А это что здесь происходит? Алёна! Звонкий женский голос заставил старшую Громову резко поднять голову. У входа стояла Надя. Надежда Соломатина. Её лицо сияло улыбкой, хотя глаза с каждой секундой всё сильнее сверкали от выступавших слёз. — Девочка! Ты почему такая грустная?! — не переставая улыбаться, женщина присела на край дивана. С громким «Надежда!» Алёна бросилась ей на шею. Обе плакали. Только слёзы Громовой были не от радости. Но в тот момент никто, кроме Макса, этого не заметил. Надежда почти не изменилась. Конечно, волосы поистрепались и глаза будто побледнели или выцвели… А может, просто погрустнели. Она не знала, что у Юрия рак, и частенько спрашивала у Григорьева, когда он собирается привести в убежище своего отца. Хотя саму Надю освободил не Макс, в доме она появилась раньше него и очень быстро зарекомендовала себя как талантливый кулинар. У неё даже появился некто вроде ухажёра — черноволосый военный лет пятидесяти периодически захаживал на кухню, чтобы жестами поболтать с Надеждой. Она отвечала ему с задором и даже угощала кое-какими запасами, но в глубине души этому общению радовалась мало. Дом, в котором нашли новое убежище бывшие члены экипажа «Бегущей по волнам», выглядел внушительно изнутри. Было множество мест, которые ни новоприбывшие Алёна и Ира, ни Надя с Максом просто не могли увидеть. Все освобождённые, приведённые с рынка люди были ограничены в перемещении по этажам, которых было три, не включая подвала. На втором этаже иногда разрешалось выйти на балкон. С него открывался весьма живописный вид на город и одинокую гору на западе. Алёне скоро этот балкон полюбился, только ни один закат она застать не могла — выходить на свежий воздух дозволялось лишь ночью и рано утром из соображений конспирации. В гостиной на первом этаже две новенькие русскоязычные девушки обнаружили множество невиданных ранее вещиц. Например, шкаф с дорогими на вид книгами, переплёт которых открывался не сбоку, справа налево, а перелистывался снизу вверх. Тексты же выглядели так, будто в них не было ни одного знака препинания. Ещё любопытными показались настольные часы. Они были похожи на обычные, только делений там было меньше. Кроме того, имелась одна самая большая стрелка, которая меняла своё положение лишь в полночь, и указывала, как можно было понять по выгравированным картинкам, на одну из шести фаз лунного цикла. Через два дня после того, как в убежище оказались Алёна и Ира, большая стрелка часов показывала на третью по счёту картинку, которая изображала сплошной серебряный круг. Вечером Макс нашёл старшую Громову в женской спальне. — Алёна, — предварительно постучав, окликнул её парень, — пойдём прогуляемся? Девушка согласилась, и оба направились к выходу из подвала. — Ты хочешь о чём-то поговорить? — Да… нет, ничего серьёзного, — Григорьев замялся. — Просто хочу знать, как ты себя здесь чувствуешь, как отношения с другими? — Всё хорошо, почти как на корабле, — Громова заулыбалась. — Люди здесь все дружелюбные, с одной женщиной мы были вместе в клетке. Хотя мы друг друга не понимаем, очень хорошо чувствуем, что хотели бы сказать. А Лера вообще уже что-то знает на их языке, общается с другими детьми! — Да, дети быстро учатся новому. — Надя тоже не промах — с новым кавалером заигрывает!.. — сказав это, Алёна поникла. — Макс, нужно освободить дядю Юру. Он же твой отец и наш старпом! А ещё он лучший друг моего папы… — А он знает о случившемся? Громова почувствовала, как к горлу начинает подбираться комок, но вовремя взяла себя в руки: — Да, это произошло около их с Орлушей клетки, у них на глазах… Только, даже когда ты освободишь их, я не хочу, чтобы кто-то проболтался Лере… Тут девушка смолкла. Сидевший недалеко в кресле молодой мужчина в военной форме нагло уставился на неё холодным неморгающим взглядом. Громова слегка сбавила шаг, но Григорьев решительно провёл её мимо странного человека. — Этот… немного жуткий. — Не бери в голову, — Макс, ни на что не обращая внимания, начал подниматься на второй этаж. — Этот парень явно не в себе. Он тут не так давно, но хозяева много общаются с ним, наверное, он много знает. Например, татуировки, как у нас, у него нет. Значит, он из настоящих военных. Парочка достигла второго этажа. Двери на балкон были открыты, и Макс с Алёной беспрепятственно на него прошли. — Я думала, сегодня полнолуние, — разочарованно проговорила девушка, глядя на убавившую в весе луну. — Оно было вчера ночью, сегодня луна начала убывать. Я заметил, что через каждые шесть ночей здесь творится какая-то чертовщина. Наши клетки на рынке и в части закрывали в это время, и здесь тоже — не пускают из подвала. Это будет послезавтра. — Да, я тоже помню. Невозможно было уснуть… Здесь страшно… — Но зато так тепло, — парень развернул девушку к себе лицом и взял её за руки. — Было бы рядом море, и мы как дома! — Нам ничего не остаётся, кроме как построить здесь новый дом... — Алёна устало посмотрела на подсвеченный купол большого здания. — Поцелуй меня, Макс. И обними. Григорьев улыбнулся и послушно приник к губам девушки, затем прижал её к груди и закрыл глаза. — На самом деле, это ещё не конечная цель нашей прогулки, — спустя минуту приятной тишины проговорил Макс. Парень взял Громову за руку и повёл внутрь дома по коридору. Завернув за угол, они дошли до неприметной двери. Макс открыл её — их глазам предстала аккуратная комнатка с тумбочкой, шкафом и кроватью. На стене в двух местах висели бра, освещавшие помещение бронзовым светом. — Макс… — Алёна остановилась на входе, — ты хочешь, чтобы мы… — Провели эту ночь вместе, да. Девушка провела рукой по животу, затем посмотрела на парня: — А нас не выгонят отсюда? — Я всё-всё уладил! Оба наконец прошли в комнату и закрыли дверь изнутри.***
Алёна проснулась, как обычно, из-за духоты. По ночам ей часто не хватало воздуха и начинало подташнивать. Сейчас она была уверена, что находится в кровати не одна. Однако полежав ещё немного с открытыми глазами, осознала, что Григорьева в комнате нет. Одевшись, Громова тихо вышла за дверь и направилась к балкону. Отсутствие Макса её огорчило, но, с другой стороны — куда он денется? Что на корабле, что в этом доме — встречи им не избежать. Да и стоит ли печалиться? Ведь половину этой ночи она провела с тем единственным, кого любит, и кто любит её. И это было незабываемо. С этими мыслями капитанская дочка глубоко вдыхала свежий воздух и рассматривала россыпь звёзд вокруг очень яркой, хотя и не полной, луны. Спустя несколько минут девушка уже собралась идти обратно, зашла в коридор и замерла. Ей показалось, что в конце тёмного прохода мелькнул чей-то силуэт. Не хотелось бы в столь поздний час повстречать кого-то из хозяев дома, ведь все гости размещались в комнатах в подвале. Напряжение усилилось, когда силуэт приблизился, и стало совершенно ясно, что Алёна в коридоре не одна. Фигура передвигалась медленно и как-то неуверенно. Вскоре удалось разглядеть, что это — женщина, довольно стройная, одежды её отливали белым, а худые руки, отчего-то постоянно касались стены, будто ища опору. Это выглядело жутко. У Алёны ещё больше перехватило дыхание, когда незнакомка оказалась около неё. Глаза этой женщины были полностью белыми. Громова, испытывая невыносимый ужас, подождала, пока слепая гостья выйдет на балкон, а затем на цыпочках, пошатываясь, поспешила в комнату. Может, Макс уже вернулся?.. … — Alyona! Старшая Громова прошла в женскую спальню, откуда накануне её забрал Григорьев. — Доброе утро, — встретила её Ира. — Ты где была? Наши соседки беспокоились, — она указала на двух девушек, сидящих тут же, которые уже выучили имена своих русских подруг. — С Максом. — С Максом? И что вы?.. — Что?.. У нас всё было. Ира немного смутилась: — Всё-всё? — Да. — Но… ты же беременна… — Ира! Мы же договорились — не говори так прямо, могут услышать! — Да, хорошо, но ты уверена, что это безопасно? — Я чувствую себя прекрасно! — После всего, чего мы натерпелись, будучи в положении, я бы не была такой беспечной. Алёна присела на краешек кровати и опустила взгляд: — Если честно… может, пусть будет выкидыш? Мне правда… — Что ты такое говоришь?! Громова! Это твой ребёнок! — Ира, тихо! Пожалуйста! Зябликова приблизилась к Алёне, чтобы говорить тише: — Он твой! И больше ничей! Это главное, и не смей думать иначе! Наши дети будут вместе играть, будут дружить, — на глазах Ирины выступили слёзы. — После всего, что мы пережили, и что нам ещё предстоит — обещай мне, что мы будем растить их вместе, сообща, несмотря ни на что! Алёна молча посмотрела в покрасневшие глаза подруги. Так же молча кивнула. А ближе к полудню произошло совсем из ряда вон выходящее. Все девушки, расположившись на диванчиках в углу гостиной, под руководством хозяйки дома шили из каких-то тряпок себе новую одежду. Подошедший Макс попросил Громову и Зябликову следовать за ним. — Мы ходили на рынок ночью, пока все спали. Он долго не мог поверить в то, что всё это по-настоящему. А когда поверил, крепко заснул и проснулся только что. — Кто? Из мужской спальни послышался детский смех. Когда ребята подошли к комнате, их встретили три пары глаз. Старпом, Орлуша и Лера. Девушки без промедлений кинулись обнимать и целовать моряков. — Эх, едрит-ангидрид! Мы это сделали! Теперь соберёмся и пусть сами нас боятся! — Соберёмся! А сколько наших на рынке осталось? — А это вон Максимке виднее будет. Сынок, иди сюда ещё хоть раз! Юра крепко обнял сына, едва сдерживаясь, чтобы не расплакаться. — Пап, а ты… хорошо себя чувствуешь? Ракита с горечью посмотрел на Макса: — А ты в курсе был, да?.. Хорошо я себя чувствую, краб меня дери! Если б не Витька… — Папа? Дядя Юр, ты видел папу?! — радостно воскликнула младшая Громова. — Если б не Витька, я бы, наверное, сейчас здесь с вами не сидел, — продолжал старпом. — Так ведь, Орлуш? — Д-да… Т-товарищ капитан с… Германом и какой-то д-девушкой ночью вкололи что-то т-товарищу старпому. — А зачем? Что такое? — не поняла Алёна. — Я тяжело болел уже давно, — наконец признался Юрий. — Но по-настоящему мне полегчало не после этого укола, — Ракита стиснул зубы. — А после того, как я увидел, как… — Дядя Юр, нет, не говорите!.. — поспешила перебить его старшая. — Как тот же самый Герман прострелил череп моему лучшему другу! Все замолчали, украдкой поглядывая на Валерию. — Лера, ты понимаешь? — старпом обнял девочку за плечи. — Твой папа к нам не придёт! — Нет, дядя Юр! — воскликнула Алёна. — Его убили те нелюди, что держали нас в клетках, тот, кто притворялся нашим товарищем! — Зачем ты говоришь ей?! — Лерочка, ты должна знать это, чтобы быть сильной! Нам нужно быть сильными здесь! Сильными и злыми! — То есть, папы больше нет? Как и мамы? — сверкая намокшими веками, тихо молвила Валерия. — Алёна, разве это правда? Старшая Громова не знала, что ответить. Она сама была обескуражена, и всё, что смогла выдавить из себя — негромкое и неубедительное «Лера…». — И ты не сказала мне?! — повысила тон девочка. Из её глаз потекли два ручейка. — Я больше… — она не закончила фразу, потому что говорить ей стало слишком трудно. Лишь посмотрела на всех каким-то недетским взглядом и выбежала из комнаты. — Зачем, дядя Юр?! — Прости, Алён, но ты же видишь, что она не осталась прежней. Она повзрослела. И она имеет право знать, что случилось с её отцом. Детьми здесь быть нельзя.***
Слишком много слёз пролилось в убежище в последнее время. Смеха было куда меньше. Даже дети приуныли, главным образом потому, что одна русская девочка ходила теперь всегда заплаканная, молчаливая и ни с кем не желала контактировать. А Ракита решил самостоятельно отыскать Надежду и поздороваться с ней. В первый же день своего пребывания в доме, перед самым обедом, он пошёл на кухню. Его губы растянулись в улыбке, когда среди кастрюль он заметил копну рыжих волос… Улыбка слетела с приходом на кухню мужчины в военной форме. Соломатина не замечала Юру и весело беседовала с незнакомцем. Тогда старпом сделал шаг вперёд. Надя, увидев его, замолчала и сразу позабыла и о борще, и о новом ухажёре. — Чё у нас сёдня на обед-то, Рыжуль? В шестую ночь, как и говорил Макс, всех беженцев оставили в подвале, доступно предупредив, что выходить до утра совсем не следует. Алёна, пребывая в депрессии, осталась ночевать в мужской спальне рядом с Григорьевым. Всего парней в комнате было семеро, и никто не возразил против присутствия девушки. Однако Громовой плохо спалось всю ночь. К тому же, когда ей только удалось чуть задремать, со стороны одной из кроватей послышалось невнятное бормотание. Оказалось, это был тот самый странный парень со стеклянным взглядом. Он неестественно приподнялся в постели, вытянув голову, не открывая глаз и при этом что-то с жаром шепча. А ещё примерно через неделю в доме вновь случилось прибавление. Ира Зябликова сперва не узнала ни Петю, ни Вику. Первый совсем не походил на того весёлого парня с корабля, а вторая — на ухоженную девицу. Зацепа и сам не сразу осознал, что все выжившие члены экипажа настоящие. А когда понял это, просто лёг на кровать рядом с Ирой, обнял её, и оба так не вставали несколько часов подряд, не обращая внимания даже на еду. Что до Вики, то, она, как обычно, без стеснения выплеснула при встрече все свои эмоции, плача, смеясь, обнимая и целуя всех и каждого. Зацепа и Рутковская были последними из экипажа «Бегущей по волнам», кого можно было спасти. Девять человек из всех тридцати двух освобождённых хозяевами убежища. Кто-то изменился за время заточения больше, кто-то меньше, но у всех было одно отличие — чёрная татуировка в виде солнца на правой щеке. Спустя ещё пять дней Макса пригласили на собрание. Мужчины собрались вокруг стола, на котором лежала карта города. Григорьев не понял ни слова из всей дискуссии, однако уяснил одно — скоро всем им придётся бежать отсюда. И эвакуацию всего убежища тщательно готовят. Этой новостью парень поделился с остальными. — Всех, вместе с хозяевами, больше сорока человек. Как они это провернут? — Не они, а все мы! — Нас перестреляют на улице! — Наверняка, замаскируют и пойдём… Только куда? Все всполошились, но ничего сделать не могли, поэтому просто ждали, в то время как Макса продолжали приглашать на собрания в качестве наблюдателя. И в один из вечеров, после очередного совещания, Григорьев огласил: всё произойдёт через неделю. В тот же день Алёна впервые увидела на людях ту самую слепую женщину, которая повстречалась ей однажды в тёмном коридоре. Только теперь она не была слепой, совсем даже наоборот, её голубые глаза будто сами источали невидимый свет. Незнакомка была просто очаровательна. И, что самое удивительное, именно она нашла общий язык с Валерией, которая несколько недель ни с кем не говорила, и даже Орлуша не мог её расшевелить. Теперь девочка общалась только с ней и немного с другими детьми. Наряды, которые шили себе девушки, были почти готовы, теперь хозяйка дома сама занялась их украшением, пришивая к платьям непонятные зелёные ленты и бахрому. На четвёртый день очередь дошла и до причёсок. Кому-то достался ободок с зелёными ленточками или бусинками, кому-то — обычный платок или вообще ничего. Но всем в обязательном порядке выдали повязку, закрывающую часть лица с татуировкой, ведь никакая косметика, почему-то, не была в состоянии замазать её. Утро пятого дня по плану должно было стать последним перед побегом. Рассвет Алёна решила встретить на балконе. Девушка проснулась заблаговременно и, стараясь никого не разбудить, пошла на второй этаж. Прозрачный воздух, нежно-жёлтые блики на каменных зданиях и успокаивающая душу музыка — всё было бы волшебно, если бы не бездыханное тело, повисшее у края балкона. От такого сюрприза Громову резко затошнило, и она быстро ретировалась. Всё тот же парень, что шептал во сне, решил покончить с собой накануне эвакуации — в этом Алёна увидела дурной знак, и настроение на весь день было безнадёжно испорчено. А вечером в доме всё преобразилось. Все нервничали, бегали, поправляли одежду, прятали оружие. Половина девушек были одеты, как богатые дамы, другая — как бродяжки или торговки. С парнями было примерно то же самое — кто в коричневой военной форме, кто в чёрной, кто в гражданском. Незнакомка с прекрасными голубыми глазами не имела чёрной отметины на скуле. Она была одета почти так же нарядно, как и хозяйка дома. Однако лицо её всё равно было скрыто кусочком ткани, отчего глаза выделялись ещё больше. Такую трудно не выделить в толпе, вряд ли её не заметят… Но каково было удивление окружающих, когда буквально за полчаса до отправления глаза этой девушки преобразились в корне. Они заметно потемнели и, кроме как наличием линз, это объяснить было невозможно. Шли последние приготовления. Старпом нервничал, девушки и Орлуша тихо сидели в сторонке, а Лера впервые за долгое время обменялась с сестрой парой коротких фраз. Вдруг в гостиную вбежал один из здешних военных и гаркнул на весь первый этаж: — Rune Veyhel'! Mut! — Kel'? — мгновенно отреагировала хозяйка. Военный кивнул, женщина тут же отдала ещё пару команд, и всех начали быстро уводить из гостиной. Кого на второй этаж, кого обратно в подвал. Алёне и Лере с Орлушой посчастливилось одними из последних попасть на лестницу, ведущую наверх, так что вся гостиная просматривалась как на ладони. Спустя пару минут двери распахнулись, и в зал прошёл мужчина. Он был одет в свободные чёрные одежды, а его голову покрывала небольшая шапочка, по форме напоминающая куполок русской церкви. — Ashkeli, rune! — широко улыбаясь, пролепетала хозяйка. — Oyf Zimkhal'e! — так же радушно откликнулся гость. — Khaym ment shoyme! Женщина пригласила старого знакомого присесть, при этом о чём-то с жаром его расспрашивая. Человек отвечал коротко, но больше сам задавал вопросов, поглядывая по сторонам. Хозяйка явно нервничала, и мужчина это заметил. Он вдруг замолчал и коснулся её руки. — Ashtobe che shinkhash? — улыбаясь, пробормотал он. В следующий миг из-за ближайшей занавески выпрыгнул один из обитателей дома с ножом в руке и замахнулся на человека в чёрном. Но тот уклонился от удара, будто предвидел его, и нож, непонятно, каким образом, поранил самого нападавшего. Женщина и раненый отошли на безопасное расстояние от гостя, не зная, что делать дальше. И неизвестно, кто бы первым пришёл на помощь, если бы в гостиную вдруг не вошла голубоглазая незнакомка. Совершенно спокойно, не делая лишних движений, она обошла комнату и встала лицом к противнику. Затем послышался лёгкий щелчок… и человек в чёрном упал замертво. Из его шеи сзади торчал нож, который только что лежал на полу неподалёку от него. Хозяйка сразу же поспешила к девушке, с волнением расспрашивая её о чём-то. Всем было велено спуститься. Обступив труп незваного гостя, люди вновь собрались в гостиной. — Edot! Edot! Mei edone! Khayme! Matukin! — объявила командир всему своему отряду, помахав руками. И после этих её слов на лицах людей начали появляться улыбки. Женщина всё продолжала кричать «Edot!», и веселья становилось всё больше и больше. — Мы должны выглядеть весёлыми, — пояснила Валерия. — Сегодня праздник. И экипажу «Бегущей по волнам» тоже пришлось надеть беззаботные физиономии, хотя у каждого внутри всё ходило ходуном от обыкновенного страха. Так более сорока празднично одетых людей вышли на улицы особенно шумного в эту ночь города, не представляя, что их ждёт впереди, и для кого из них эта прогулка окажется последней.