По ту сторону Земли

      Утро, природа едва просыпалась. Холод ночной пустыни всё никак не хотел сдаваться на милость поднимающемуся из-за горизонта солнцу, поэтому девушка, сидящая на камне, не спешила избавляться от накинутого на загорелые плечи покрывала. Она уже привыкла. Встречала на одном и том же месте рассвет, наблюдала закат и представляла, как вдалеке, на фоне песка и камней, зачернеет силуэт. Это была её медитация, во время которой она абстрагировалась хотя бы от окружающих, внешних проблем, что снова и снова заявляли о себе.       Ночь, когда состоялись проводы Эрда и встреча доктора с чудищем, выдалась очень беспокойной. Только Люди разбрелись по укрытиям и приготовились ко сну, за периметром послышался вой сирены. Все прожекторы начали остервенело рыскать по крышам землянок, военные завели моторы, и вскоре с десяток солдат сновали по лагерю, пробуждая беженцев закреплёнными на оружии фонарями. Тогда обитателям пришлось всю ночь провести в оазисе без возможности даже согреться у костра.       — Я-я не знаю, как так вышло! Там была Лера и… Я не думала больше ни о чём, кроме как об этом монстре!.. Господи, неужели это я виновата?.. Может, они просто заметили Эрда?       Вину за случившееся возложили на Данилову. Несмотря на обстоятельства в лице Леры и голодного ночного чудовища, командир не стеснялся в выражениях, упрекая доктора в рассеянности.       — Мы уже возвращались, когда поднялась тревога. Я следил за Эрдом, он был вне их обзора. Хватит оправдываться, Ксения! Кажется, ты потеряла руку, а не глаза. Из тебя никчёмный доктор, так хотя бы не занимайся вредительством! — Ответом на эти слова веррийца стали рассерженные лица моряков. — Ты отстраняешься от дежурств. Единственное, что нам может от тебя понадобиться — твои знания химии. Если мы вообще увидим сегодня рассвет…       — Почему вы так грубите ей?! — вступился за Ксению Рома. — Она отличный доктор, а указывать на её недостаток — это низко!       Верриец холодно провёл ладонью по кобуре:       — Любых нарушителей дисциплины здесь давно пора… — командир осёкся, заметив укор в глазах Гриты, — предавать суду. Тут всем нечего терять, кроме жизни. Мы не должны допускать ошибок, только тогда у нас появится шанс. Или у вас, у русских, слово «дисциплина» имеет другое значение?       Моряки поморщились. Напряжение нарастало, до сих пор никаких разногласий с другими беженцами не возникало.       — Такие, как вы, — тяжёлым голосом молвила старшая Громова, — плохо заканчивают.       — Он прав, Алён, — Ксения перешла на русский. — Я давно уже ни на что не годна. Только продукты перевожу.       Всю ночь Данилова провела с Валерией, Надеждой и Лучиком. Иногда солдаты подходили совсем близко к оазису, и в мозгу доктора рождались всё новые и новые варианты развития событий, виновницей которым могла бы стать её несобранность. Но к утру военные вернулись на свою базу, оставшись ни с чем. Беженцы вновь заселили землянки, Лучика накормили и искупали, а отношения между моряками и руководством лагеря стали охлаждаться.       За следующие трое суток никаких глобальных изменений так и не последовало. Только военные стали немного активнее — их делегации дважды приезжали к месту, где раньше располагались ворота лагеря. Старшая Громова уже устала успокаивать ноющую Ксению, все мысли самой капитанской дочки были сосредоточены на Максе и Александре. «Ненавижу. Ненавижу…» — вертелось у неё в голове. Правда сейчас она и сама не смогла бы сказать точно, кого именно так ненавидела — любого местного военного, Германа Ворожцова или свою беспомощность.       Дождавшись, когда солнечный диск полностью покажется над горизонтом, девушка вяло встала на ноги и направилась сквозь заросли обратно к укрытиям. Лагерные часовые уже готовились сдавать смену. Поздоровавшись с одним из них, Алёна решила пойти набрать воды, чтобы почистить зубы, но не успела даже заскочить в свою землянку. Часовые и парочка уже бодрых беженцев вдруг засуетились, указывая куда-то вдаль. Из-за возвышенности, со стороны военной базы к лагерю приближалась колонна автомобилей.       У Громовой не случилось приступа паники. Такую картину ей уже приходилось наблюдать, опасаться за свою жизнь — тоже, и не раз. Но Люди вокруг заметно нервничали.       — Они несколько раз уже наведывались сюда. Просто стояли у ворот, что-то вынюхивали, а потом уезжали. Чего все так всполошились?       Громовой хотелось отдохнуть, а обеспокоенность всех вокруг изрядно нервировала.       — Они на таких машинах приезжали? — указала рукой смуглая сероглазая беженка. — Зачем грузовики, и вон та, со странной штукой?       Из землянки вышли Лера и Ксения.       — Лучик опять куда-то убежал!       В ответ на это раздался звонкий лай.       — Не волнуйся, Лер, вон он бегает, уши навострил. Раз все так волнуются, как тут быть спокойным? — закатила глаза Алёна.       Тем временем колонна уже остановилась, немного не доехав до границы лагеря.       — Что это?? — Ксения сцепила руки, нервно перебирая пальцами. Она поймала тяжёлый взгляд командира, из-за чего всё внутри сжалось от обиды. — Если что-то серьёзное, меня отсюда вообще выгонят…       Послышался звук заведённого двигателя, и от колонны отделился автомобиль с длинной металлической конструкцией.       — Это… это похоже на бур, — предположила доктор. — Только что здесь копать?       Её догадка вскоре подтвердилась. В пяти метрах от разрушенных ворот машина остановилась. Железная конструкция на ней пришла в движение, вытянулась, наподобие подъёмного крана, и, наконец, опустила в землю массивную металлическую спираль. Бур завертелся, рассекая сухую почву и всё глубже погружаясь в грунт. Затем при помощи крана с грузовика извлекли тёмно-серый широкий столб, который принялись сажать в вырытую лунку.       — Кажется, я знаю, что это, — Роман внимательно следил за действом. — Когда мы ходили к нашему кораблю, его окружали такие же столбы. Это лазерный забор! Выходит… Мы скоро все будем в ловушке!       — Какой умник, — процедил Эрбет. — Ты хоть знаешь, как они работают? — Поломарчук молчал, угрюмо глядя на веррийца. — Сперва их установят по всему периметру. Уже потом будут подключать. И мы поймём, когда это произойдёт. Затем будут устанавливать сигнализацию. Поэтому у нас есть ещё немного времени, чтобы всё спланировать и покинуть лагерь.       — Покинуть?? — переспросило сразу несколько голосов.       — Это придётся сделать, рано или поздно. Когда лазеры заработают, мы окажемся в западне. И я говорю не только об ограниченной еде. Каждую шестую ночь мы остаёмся без защиты. Цимы с большой вероятностью установят теперь усиленный надзор за этой местностью. Рано или поздно нас заметят, — он оторвался от созерцания песка, посмотрел на Ксению и молвил вполголоса: — И все мы знаем, кого благодарить.       Моряки повернули головы на доктора. Было заметно, как Данилова сперва бледнеет, затем краснеет, а потом пытается унять дрожь и сдержать слёзы.       — Ксюш… — Надежда неуверенно приблизилась к подруге, — не слушай ты его.       Данилова резко взмахнула рукой, давая понять, что ей не хочется сейчас слушать слова утешения. Её глаза заблестели, грудь поднялась от глубоко вдоха.       — Иди, выпей успокоительного, — тихо проговорила Алёна.       Ксения и сама уже чувствовала, что находится на грани срыва. Поэтому она быстро кивнула и засеменила к землянке-санчасти.       Медпункт пустовал — все ушли наблюдать за военными. Доктор села на стул возле ящиков с лекарствами и взяла таблетки пустырника. Срок годности закончился несколько месяцев назад, а искусственное охлаждение, которое временами наколдовывали местные маги, уже не действовало. Проверив так ещё несколько препаратов, Ксения закинула в рот скорее всего уже бесполезные таблетки и налила себе воды.       — Привет, — в укрытие спустился Гельт.       Ксения махнула ему рукой.       — Чем-то помочь?       Данилова горько ухмыльнулась:       — Если только нашим лекарствам. Эта ваша заморозка почти везде уже закончилась.       — Да, как раз сегодня хотел этим заняться, — он выпрямился и сел на соседний стул. — Ксения, что всё-таки произошло в ту ночь?       Данилова только надеялась, что отвлечётся от плохого настроения копанием в таблетках, как ей снова надавили на больное.       — Опять рассказывать. Чтоб ещё и ты упрекнул меня?       — Нет, я просто хочу разобраться. Эрбет последнее время сам не свой. Он не верит, что вы бы выжили после встречи с этой тварью. Думаю, он зря тебя обвиняет.       Ещё немного помявшись, Ксения рассказала коллеге подробности произошедшего.       — Это интересно, — мужчина глядел куда-то сквозь доктора. — Эти существа — очень умные твари. Она могла пролетать мимо, почувствовать Людей и защитный экран. А Валерию специально подманить щенком, животными же управлять сравнительно легко…       — Может быть, я не знаю. Но после этого Эрбет обвиняет меня во всех бедах! — глаза Даниловой снова заблестели, и она тут же приложилась к стакану с водой.       — Просто это создание ни за что бы не отпустило Человека, особенно, когда очень голодное…       — Но нас же отпустило, будто послушалось. Оно посмотрело мне прямо в глаза!       — Это и странно. А что, Ксения, может, ты не такой уж и Человек? — Гельт произнёс это с лёгкой улыбкой, стараясь не обидеть, но Ксения заметно помрачнела.       — Что за глупость? Не может быть такого!       — Да конечно, конечно не может. Но ведь у нас здесь нет оборудования, мы не можем сделать анализ. А у тебя уже была встреча с этой тварью — вдруг её яд изменил состав твоей крови, и в этот раз она приняла тебя за полукровку?       Такая догадка сперва показалась Даниловой пустяком, но в следующую секунду в горле доктора образовался ком.       — Да ты чего, эй? — Гельт прикоснулся к локтю девушки. — Ты просто физически не смогла бы стать Демоном. Зря я это сказал, теперь придумаешь себе всякое…       Перед глазами Ксении вдруг всплыла сцена из, казалось, уже далёкого прошлого. В ту ночь, когда их впервые привезли в город на грузовиках и доставили на медосмотр, результаты анализа её крови вызвали интерес у тамошних врачей. Данилову сперва подняли на ноги вместе с Германом, Виктором и другими «Нелюдьми», но её кандидатуру всё же не одобрили… Она скромно улыбнулась на ободряющие слова Гельта, оставив тревожные мысли при себе.

***

      Спящий за письменным столом мужчина резко поднял тяжёлую голову. Он, кажется, только заснул, а его уже будили. За занавешенным треснутым окном светило солнце, в тихой квартирке разрывался телефон. В выходной для майора день.       С трудом разогнув затёкшую спину, мужчина встал со стула и снял трубку.       — Герман?       — Рэм комиссар?       — Доброе утро. Майор, у нас тут новости о том лагере с беглыми Людьми… Будь в участке через полчаса.       — А что случилось? Вы их нашли?       — Пока нет. Но объявился ещё один беженец оттуда. И я бы не позвонил тебе, если бы… он не назвал твоё имя.       Ворожцов решил не будить служанку. Завтракать не хотелось: встреча с нечистью и убийство Змейки произвели на мужчину эффект, сравнимый с затяжной попойкой. Поэтому, перекусив стаканом воды, майор наскоро навёл марафет и поспешил в Центральный участок.       Наверняка, это Макс. Тот самый Макс Григорьев, который считает похищенного ребёнка родным сыном. Наконец-то вышел на Германа, только глупым, однако, способом. В итоге поставит под удар и себя, и Ворожцова, и мальчика…       Спустя двадцать минут майор уже был у дверей участка. Никакой суматохи — несколько служебных машин с водителями у входа, важного вида офицеры, распивающие кофе, и озадаченные курьеры.       — Герман, — комиссар оторвался от бумаг, приветствуя вошедшего.       — Добрался быстро, насколько смог, — приосанился Ворожцов.       — Да, это правильно. У нас… тут… — полицейский снова опустил взгляд на документы, — вопросы к тебе…       Герман медленно выдохнул и с максимально спокойным видом принялся изучать деревце за окном.       — Ещё один перебежчик, на этот раз уверяет, что беженцы направляются к северной границе. Хотят пройти через линии двух фронтов и попасть на территории, которые уже под контролем Империи. Но пока ещё они в Искэре.       Комиссар смолк и посмотрел на подчинённого.       — А какой здесь вопрос ко мне? Почему перебежчик назвал моё имя?       — Он в процессе допроса поинтересовался у капитана, твоего коллеги по штурму лагеря, не зовут ли его Герман Ворожцов. С чего бы?       — Хм, — неподдельно удивился майор, — не знаю. Может, слышал моё имя во время штурма?       — Вот и я считаю, что… странно, — старший офицер задумчиво постучал ручкой по столешнице. — Капитан, видимо, доволен. Опять полон энтузиазма вывести тебя на чистую воду. Но… тут и мне самому разобраться интересно.       — Уверяю вас, рэм комиссар, у меня не было никаких контактов с беженцами. Возможно, кто-то специально подговорил информатора назвать моё имя, чтобы оклеветать.       — 'Кто-то', — Демон озадаченно ухмыльнулся. — Вспомнилось дело об инциденте на невольничьем рынке. Дело, которое мы для тебя закрыли. Ты, говорил ведь, что тот раковый больной был не твоим другом?       — Он был бывшим сослуживцем Виктора Громова, да. Мы не были с ним знакомы.       — Я всё про то, что имена у вас необычные, как ни крути. В твоих документах написано, что родился в Империи. Как и у этого Виктора, я помню. Но раз они с этим рабом были сослуживцами, наверняка, были и земляками. Все трое из вас. Может, ты всё-таки знал его лично?       Комиссар в упор смотрел на майора. Тот, не выдержав взгляда мага, лишь отрицательно покачал головой.       — Из какой провинции вы родом? Я, конечно, уже пытался найти больше информации, но она засекречена даже для меня.       — Я… — Ворожцов окончательно смутился. — Вы не знаете такого города. Это далеко на севере.       — На севере? Мунге-Дор?       Герман чувствовал, как чёрные глаза старшего офицера норовят уцепиться за малейшую неправильную мысль. Он не знал, что ответить, как и понятия не имел, что за город назвал Демон.       — Нет, конечно, не он, — выждав паузу, ответил на свой же вопрос комиссар. — В Мунге-Доре всего-то две фамилии в ходу.       — Да, на самом деле, я сам не могу вспомнить название города, это было до самого первого визита в Храм.       — Герман, — начальник тяжело вздохнул, — если я спрашиваю, лучше отвечать мне правду. — Майор хотел было возразить, но тот продолжил: — Я снова отправлю запрос в Храм. Может, теперь, мне дадут больше информации.       — Мне нечего скрывать, рэм комиссар. Я действительно не помню многих вещей из прошлой жизни. И мне тоже хочется во всем разобраться. Можно поговорить с перебежчиком?       Старший офицер на несколько секунд замер, опустив взгляд на бумаги и будто обдумывая услышанное, и наконец произнёс:       — Мы его уже допросили. Но да, пойдём, представишься. Он же тебя искал.       Скрипя стулом, комиссар встал из-за стола. Ворожцов послушно проследовал за ним из кабинета. Теперь майор был в полном замешательстве. Этот перебежчик не мог быть Максом и кем-то из членов экипажа — иначе бы он не спутал его с другим военным. Кому Герман мог ещё понадобиться? Предчувствие не сулило ничего хорошего, а ситуация уже была почти патовой — доверие начальника майор потерял.       Спустившись на первый этаж, парочка преодолела ещё пару помещений, и, наконец, достигла узкого коридора, где располагались двери в камеры.       — Дежурный, проводи нас к информатору, — скомандовал комиссар полукровному сержанту. — Нужно ещё с ним побеседовать.       За третьей по счёту дверью был заметен силуэт. Человек полусидел на койке, прислонившись спиной к стене, свет из маленького окна под самым потолком едва освещал его. Щёлкнул замок, дежурный впустил офицеров в комнату, оставшись наблюдать из коридора. Комиссар первым вошёл в камеру, неторопливо прошёлся до противоположной стены и сел на единственный стул.       — Наш новый друг — полукровка, родом из Империи, — уведомил он майора. — Здравствуй, ещё раз.       Перебежчик, выпрямивший спину, как только полицейские вошли в помещение, чуть заметно кивнул.       — Это — Герман Ворожцов. Ты же его искал?       Полукровка поднял на майора полиции растерянный взгляд. Ответом ему было такое же выражение лица — полное недоумения, но явно неспокойное. Герман ни разу не видел сидящего перед ним — ни на корабле, ни в лагере. Очевидно было лишь то, что положение становилось всё более паршивым.       — Я-я… — начал было информатор.       — Да, забыл сказать, он плохо говорит на кэрате, — перебил комиссар. — Если что, старайся обходиться простыми фразами.       Прерванный на полуслове замолчал. Ворожцов, всё пытающийся разглядеть в лице парня хоть что-то знакомое, ощутил любопытство начальника и решил взять инициативу.       — Ты искал меня?       — Я-я… Просто спросил.       — Как тебя зовут?       — Меня зовут Эрд.       — Я тебя не знаю.       — И я тебя не знаю. Тебя знает Алёна. Она говорит, она отомстит.       — Алёна?       Внутри всё похолодело.       — Интересно, — нахмурился старший офицер. — Кто такая эта Алёна, а, Герман?       — Это… — дыхание сбилось, Герман машинально схватился рукой за воротник кителя. Сперва он подумывал отнекиваться от любой информации, делая вид, что понятия не имеет, о ком идёт речь. Но тут же пришло осознание никчёмности такого плана, поэтому пришлось соображать на ходу. — Это, кажется, одна моя знакомая… Я смутно помню её. Очень давно не видел… Наверное, она была в лагере и заметила меня во время штурма.       Комиссар, словно не удовлетворённый таким объяснением, молчал.       — Хорошо, — процедил Демон. — А за что же она хочет отомстить ему, а, Эрд?       Герман понял, что весь его обман вот-вот раскроется, начальник узнает о ребёнке, на квартире вновь проведут обыск, и на этот раз благоприятного исхода ждать не придётся.       — Эта девушка знала меня за пределами Искэра, когда я ещё не был военным, — поспешил объясниться он. — Видимо, считает меня предателем, это можно понять.       — Хм... — комиссар сосредоточенно наклонил голову и вновь поднял глаза на майора. — Ты очень нервничаешь, Герман. Уверен, что больше никакой связи с этой Алёной не имел?       — Конечно, рэм комиссар. Я ничего не скрываю.       — Тогда в чём дело?       Ворожцов смутился. Мозг предательски молчал.       — Просто, — неуверенно проговорил он, — мне это неприятно, что меня в чём-то подозревают, упоминают девушку, которая давно уже осталась в прошлом. Не хочется ничего вспоминать из той жизни, мне это всё безразлично.       Старший офицер внимательно выслушал подчинённого и, слегка прикусив губу, закивал. Перебежчик, казалось, потерял нить разговора и больше не был намерен участвовать в допросе.       — Ну, что, понятно. Да... — Демон откашлялся, встал. — Раз мы всё решили, оставим нашего гостя, если ему нечего больше сказать.       Он вопросительно посмотрел на ссутулившегося на скамье полукровку. Тот лишь смущённо потупился.       — Да, мы закончили, сержант, — бросил комиссар дежурному за дверью. Вместе с майором они вышли из камеры под лязг запирающегося замка. — Герман, надеюсь, ты запомнил, что я тебе сегодня сказал.       — Я ничего не собираюсь скрывать, могу это повторять, сколько захотите. И это правда. — Оба остановились посреди коридора. Ворожцов, набрав в грудь побольше воздуха, посмотрел в глаза начальнику: — А что с ним будет?       — Ну... Будем проверять информацию. Другой у нас нет. Если эта не подтвердится, мы, в любом случае, вытянем из него всё, что есть у него в голове, особыми средствами.       — Думаете, он врёт?       Комиссар в ответ ухмыльнулся. Легонько похлопав Ворожцова по спине, излишне дружелюбно добавил:       — Это всё уже не твои заботы, Герман. У тебя ведь выходной. Отдыхай, я больше не буду тебя сегодня тревожить, — натянуто улыбнувшись, Демон двинулся восвояси.       Нет, теперь уже ничего не будет так же безмятежно, как раньше. Тон комиссара отчётливо дал понять — Герман более не в фаворе, и, скорее всего, под него продолжат копать. Возможно, лично за свою шкуру Ворожцов бы не переживал, но сейчас на кону была жизнь его сына, и неважно, сколько времени он был с ним знаком и насколько близок.       Мужчина, погружённый в раздумья, вышел из здания участка и сперва намеревался пойти на остановку, но заметив, что вся лавочка там занята, понял, что ему требуется ещё немного уединения. Приземлившись на скамью под раскидистым деревом недалеко от полицейского авто-парка, Герман снял офицерский берет и скомкал его в руках. Он был уверен, что в участке его ожидает Макс. Ведь Григорьев явно не мог остаться в стороне, он по-любому отправился выручать сына. Или после раскрытия обмана капитанской дочки, его отцовские чувства поугасли? Кто знает, как члены экипажа изменились за все эти годы...       Что-то не давало Ворожцову покоя в словах информатора. Алёна говорит, она отомстит... Алёна говорит... Провожая стеклянным взглядом очередного прохожего, Герман почувствовал, как кольнуло в сердце. Он понял, что его смутило. И эта догадка поднимала больше вопросов, чем давала ответов. На часах — восемь утра. Ворожцов уверенно зашагал обратно в участок.       — Сержант, мне снова нужно допросить информатора.       Дежурный поперхнулся только что отпитым кофе.       — Опять? Уше третий рас? — с набитым ртом удивился он. — А рэм комиссар?       — При чём здесь комиссар, тебе не достаточно моего приказа? Я майор полиции, и я намерен допросить задержанного. — Герман не любил козырять погонами, но ради задуманного приходилось терпеть.       Сержант, наконец проглотив кусок булки, с недоверием покосился на офицера, но, уловив серьёзный настрой того, понял, что выбора не остаётся.       — Рэм, это надолго? — дежурный нехотя отпёр дверь камеры.       — Ровно насколько мне понадобится. — Оценив ситуацию в свою пользу, Ворожцов прибавил: — Можешь не стоять здесь, иди завтракай, ничего не случится.       Дежурный взглянул на сгорбленного заключённого, затем на выжидающую позу майора, передумал начинать спор и поплёлся на своё место, где его ожидала недоеденная булочка.       Герман подождал, пока подчинённый окончательно потеряет бдительность, слегка притворил дверь.       — Значит, у нас с тобой есть общие знакомые. Я бы хотел побольше поговорить об этом.       Выражение лица информатора не изменилось. Казалось, он смотрел не на человека, а на сторожевую собаку, которая вот-вот бросится и разорвёт в клочья.       — Да, ты же не всё понимаешь... — Ворожцов чертыхнулся про себя и сразу перешёл к сути, медленно проговаривая слова: — Алёна. Как она?       Эрд моргнул, глаза прояснились:       — Она говорила то, что я уже сказал.       — Мне интересно, почему она хочет отомстить мне? Что ты знаешь о ней?       Помявшись немного, перебежчик продолжил:       — Я слышал, украли её ребёнка. Военный украл, когда нападали. Ты украл?       Ворожцов поджал губы.       — Я. Он у меня. Он — мой сын.       Рот информатора слегка приоткрылся от удивления.       — Я не знал.       — Я тоже не знал. А когда был в лагере, узнал. И забрал сына с собой. Это было ошибкой... Но, — Герман, предвкушая исход, выводил разговор в нужное ему русло, — как именно она сказала эти слова, что отомстит? Она сказала, что ненавидит меня?       — Мм... Просто, — Эрд пожал плечами. — Просто сказала, скажи Герману Ворожцову, что я отом... — он запнулся. Глаза округлились, на лбу выступил пот.       Майор услышал, чего добивался.       — Да. Она просила тебя передать мне эти слова. Потому что знала, что ты окажешься здесь. Потому что все в лагере об этом знают, так?       Ответом был вопросительный, напуганный взгляд.       — Отвлекающий манёвр? Ты дал им неверную информацию, чтобы сбить со следа. Таков ваш план?       — Не-нет!.. — Эрд замотал головой. — Я перепутал. Она просто говорила это когда-то, она не мне сказала... То есть она не говорила «скажи». Я перепутал, я плохо говорю на керате!..       — Тогда что ты так нервничаешь? — Герман зыркнул на вход, приблизился к перебежчику и заговорил тише. — Ты — не Грайф, ты знаешь, что здесь не будет свободы и награды. Тебя убьют, когда ты перестанешь быть нужным... Чем ты так провинился, что на убой послали именно тебя?       — Я... я... — сбившееся дыхание всё больше вгоняло парня в панику.       — Спокойно, я хочу помочь, — майор навис над Эрдом ещё плотнее. — Комиссар сказал мне, что если информация, которую ты рассказал, не подтвердится, тебя будут допрашивать маги. Знаешь, что это значит? Они просто залезут к тебе в голову и вытянут всё до последнего. Учитывая последствия такого допроса для тебя — лучше просто умереть. Слышишь меня? Они докопаются до правды в любом случае!       — Нет... Я убью себя до этого, они ничего не узнают!       — Хорошо, ты признал, что я дошёл хотя бы до части правды. — Лицо допрашиваемого скривилось. — Я — не враг. Да, я украл ребёнка. Слушай, я хочу вернуть его. Ему опасно в Шеламе. Скажи мне, где беженцы?       Уголки губ Эрда дрогнули, он едва подавил приступ истерического смеха:       — Сказать тебе, ты такой же полицейский!       — Нет. Я могу помочь не только Алёне. У меня есть доступ к информации, это может быть вам полезно.       — Нет, ты специально так говоришь, это ловушка!       — Ты уже попал в ловушку. Они узнают правду, всё, что известно тебе, станет известно им. Этого не избежать. Ты подставишь весь лагерь. Они все погибнут из-за тебя. А я... Считай, я на вашей стороне. Сейчас, если ты расскажешь мне местонахождение их стоянки, я вызволю тебя отсюда. Побег. Спрячешься у меня, и вместе вернёмся к Людям.       Выражение боли на лице информатора всё прогрессировало. Прерывистое дыхание всё больше напоминало всхлипы, глаза покраснели и намокли. С уст бедолаги сорвалось сокрушённое бормотание на веррийском.       — Ну же, Эрд. Я не хочу, чтобы нас застали здесь. Я рассказал тебе свой секрет про сына. Если ты не доверишься мне, и его жизнь тоже будет в опасности.       — Никуда... — выдавил парень. — Они никуда не ушли. Лагерь там.       — Что? Тот же лагерь, который мы штурмовали?       — Да... Просто их не видно. Экран есть.       — Экран? Но я же убил ведьму...       — Да, он там всё равно, это какая-то сильная магия, я не... Ты... Это ты убил Лондану?       Герман узнал всё, что было необходимо. Верриец снова сник, горячо шепча что-то горькое и, вероятно, коря себя за доверчивость.       — Не переживай, парень, тебе повезло, что ты наткнулся на меня. Иначе бы ваш план с треском провалился. Полиция уже сомневается в достоверности твоих слов, — говорил майор, тщательно исследуя окружение. — Теперь я выполню свою часть уговора. Устроим тебе побег... В камере ничего нет. Разве что... — его внимание привлёк стул — самый маленький предмет в помещении, который без труда мог поднять человек. — Эрд, — Герман вынул из прикреплённого на поясе футляра боевой нож и протянул перебежчику, — возьми это. Сейчас ты встанешь, поднимешь стул и ударишь меня им.       Информатор посмотрел с недоумением. Спустя пару секунд, кажется, так и не поняв предложенный манёвр, принял нож, безвольно встал и положил руки на спинку мебели.       — Направо по коридору будет один охранник. Только один. За аркой — ещё коридор. Повернёшь два раза налево — там будет выход. В участке сейчас пересменка, никого не встретишь. Но перед этим, — майор опустил глаза на стул, — нужно всё подстроить так, будто ты напал на меня.       — А если меня поймают?       — А тебе есть, что терять? Если нападут — атакуй. Бей сразу. На улице перепрыгнешь через невысокий забор, там много кустов. Жди меня по ту сторону забора под местной радиомачтой.       — Под чем?       — Вышка, — Ворожцов нарисовал в воздухе вертикальную линию. — Понял?       Верриец кивнул. Зажав нож в правой руке, он отошёл подальше, поднимая стул. Когда орудие оказалось уже над головой парня и почти касалось потолка, руки задрожали.       — Давай. Только не убей.       Со звонким треском деревянная конструкция обрушилась на полицейского, затем с ещё большим грохотом отлетела в угол комнаты. Майор на миг потерял ориентацию от острой боли, поразившей локоть и висок. Эрд пулей выскочил из камеры и устремился по коридору. Дежурный налетел на него, расстёгивая на ходу кобуру. Колющий удар в селезёнку заставил его вскрикнуть и впечататься спиной в письменный стол.       Беглец подобрал брошенный на пол пистолет и прошёл через арку, намереваясь повернуть в следующий коридор налево. Сердце веррийца до боли сжалось, когда слева от себя он обнаружил только глухую стену.       — Сержант! — из камеры показался Герман.       Эрд на мгновение остановился, обернулся. Всё же веря в успех, парень сильнее стиснул в руках оружие и припустил вперёд. Он успел пробежать лишь пару метров. Выстрел сзади — пуля прошила грудь, задев сердце.       Ворожцов опустил пистолет. Беглец был мёртв. В углу коридора постанывал раненый дежурный. Майор вытер рукавом достигшие глаза тонкие струйки крови, сочившиеся из раны чуть выше виска. Со всего участка к месту происшествия уже стекалась охрана. До конца ночной смены оставалось полтора часа.