***
Уже около часа битком набитый людьми грузовик ехал по пустой плохо асфальтированной дороге. Не до конца прикрытый брезентом вход мелькал несменяемым пустынным пейзажем. Всё оказалось напрасным. Макс потратил столько времени и сил на поиски сына, чтобы теперь в одночасье лишиться всего достигнутого. Он может сколь угодно кричать Герману, что добьётся своего, что отомстит, но на самом деле никакого плана у Григорьева не было. Всё порушилось, всё пропало. Плотно прижатые друг к другу люди сидели с таким видом, будто боялись лишний раз вздохнуть, кротко поглядывая на двух вооружённых полицейских, расположившихся у входа. На моряка мало кто обращал внимание, хотя он и выглядел на порядок мрачнее и неряшливее других пассажиров. Из всех же невольников выделялся один. Тот, с кем перед отбытием офицер полиции беседовал дольше всего. Черноволосый парень с дьявольским огнём в глазах сидел почти напротив Макса и пресекал любые попытки товарищей завести с ним тихий разговор. Если бы хоть кто-то из присутствующих знал веррийский, Максу было бы гораздо легче, можно было бы разработать план действий, скооперироваться… Григорьев уже начал обдумывать, как изловчиться наладить контакт хотя бы с рядом сидящим, как грузовик вдруг резко затормозил. Вздрогнув, люди вокруг занервничали ещё сильнее, а охранники у входа демонстративно сжали стволы автоматов. Прозвучавший откуда-то спереди выстрел застал врасплох и полицейских. Следом раздался окрик. Охранники сняли оружие с предохранителей и угрожающе гаркнули. Нужно было что-то предпринимать, и по лицу черноглазого соседа Макс понял, что тот тоже не собирается отсиживаться. Григорьев, стараясь не привлекать ненужного внимания, неуклюже помахал рукой. На фоне всеобщего оцепенения это движение заметить было нетрудно, и Макс поймал на себе несколько пар глаз, включая брюнета. Ряд несложных жестов пальцами, и, кажется, тот уловил мысль моряка. Стрельба и крики на дороге не стихали, охрана у входа чувствовала себя явно не в своей тарелке. Держа новоявленного союзника в поле зрения, Григорьев напряг мышцы, приготовился… Один из полицейских на мгновение обернулся в сторону дороги, взгляды Макса и брюнета встретились, и оба разом навалились на военных, овладевая их оружием. Изловчившись пустить короткую очередь из автомата прямо в череп одного из охранников, Григорьев вытер рукавом забрызганную кровью часть лица. Его приятель избрал для убийства более грязный способ — из сочившегося алым горла второго поверженного военного торчала рукоять ножа, а черноволосый, казалось, испытывал настоящее удовлетворение, слушая предсмертные булькающие хрипы. Напарники вооружились, отворили выход из кузова и осторожно спустились наружу. Очередной выстрел прозвучал совсем рядом. Брюнет направился вдоль колонны грузовиков прямо в сторону бойни. Некоторые сидевшие в кузове тоже подобрались к выходу и осторожно осматривали местность. Макс выглянул из-за корпуса автомобиля в сторону водительской кабины. Последняя, судя по всему, уже пустовала, так как дверца была приоткрыта. Григорьев уже собрался в полуприседе прокрасться вперёд, но с пассажирского сидения вдруг показался тот самый светловолосый офицер из лагеря. Он хотел незаметно для противника выбраться из машины, но, завидев моряка, молниеносно спрыгнул наземь и пальнул из пистолета. Промах. Не успевший прицелиться Макс юркнул обратно за кузов. Откуда-то спереди снова послышалась стрельба. Люди из грузовика уже наполовину высыпали наружу. Решив, что их количество задержит следовавшего за ним офицера, Григорьев обошёл автомобиль с другой стороны и направился на звук. Главное сейчас — найти Германа, живым или мёртвым. У парня не было времени и возможности толком осмотреться, но ни один из найденных у второго грузовика трёх трупов на Ворожцова похож не был. Стрельба прекратилась, Макс прислушался. В неглубоком овраге за обочиной схлестнувшийся в рукопашной напарник пытался одолеть грузного полицейского. Моряк, улучив момент, когда военный окажется на мушке в более-менее стабильном положении, выпустил в него очередь и хотел помочь брюнету подняться, но в этот самый момент сзади послышался знакомый голос. Григорьев обернулся. — Khorts! Ворожцов кого-то звал, не замечая Макса. Но мгновение спустя моряк был вынужден, согнувшись, кинуться вместе с союзником в бега — слева посыпали пулями двое неприятелей. Из подстреленной ноги чуть ниже колена сочилась кровь, но Макс ничего не чувствовал, кроме жгучего чувства досады. Он не должен убегать, Герман — его единственный шанс найти сына… Парни засели за сухим раскидистым деревом и ответили полицейским встречным огнём. Пару минут спустя у напарника закончились патроны. Макс понимал, что его автомат совсем скоро постигнет та же участь. Если ему не суждено выведать у Ворожцова местонахождение ребёнка, может, удастся хотя бы убить его? Это будет гарантией, что никто больше не пострадает от поступков этого человека. Только бы хватило патронов…. — Bay klot!!! — раздалось за спиной. Макс замер. Напарник, стиснув зубы и бросив на моряка свирепый взгляд, начал медленно поднимать пустые руки. Крик повторился. Под горящим злобой взором своего союзника Григорьев, опустив автомат, последовал его примеру и обернулся. Белобрысый офицер держал на прицеле обоих беглецов. Он что-то прорычал на своём языке, махнул рукой, и через несколько секунд к нему присоединился автоматчик. Должно быть, последний из выживших. На следующую реплику блондину ответил всё тот же знакомый голос. Герман, внимательно осматриваясь, наконец присоединился к ним. Макс ожидал, что бывший учитель выживания выскажет ему что-нибудь ядовитое, но Ворожцов по-прежнему был сосредоточен на своих мыслях, сдержанно беседуя с младшим офицером. Его отяжелённая пистолетом рука была опущена. Интересно, откажет ли себе Герман в удовольствии лично пристрелить Григорьева, поручив грязную работу целиком своим подчинённым? Вряд ли их оставят в живых после такого. Хотя… Макса вдруг осенило — стрельба ведь началась не по их вине! Наверняка, то были товарищи его напарника-брюнета. Значит, поблизости должен быть кто-то, кто потенциально на их стороне и сможет помочь. Григорьев, одним лишь взглядом исследуя окружение, не обратил внимание, как полицейский с автоматом поднял ствол, готовый привести в исполнение уже вынесенный приговор. «Нет, нет, не может быть всё так», — завертелось в голове у Макса, так и не отыскавшего на горизонте помощь. Он посмотрел на Германа. Ворожцов стоял напряжённый, не спуская глаз с коллег, так что напоследок обменяться с ним взглядами моряку было не суждено… Пусть тот, кто начал эту бойню, доберётся до них до всех. Пусть выживет и отомстит им за всё. Отомстит ему. За Алёну, за Сашку, за капитана, за всех. Это единственное, чего мог пожелать сын старпома в последние секунды своей жизни… Он не зажмурился, не отвернулся. И своими глазами вдруг увидел, как Герман резко вскидывает руку и стреляет точно в голову своего подчинённого. Пуля прошила насквозь череп полицейского, распыляя поблизости вязкие красные капли, и автомат из обмякших рук повалился на землю. Молодой офицер дёрнулся, но сразу получил прицельный удар рукоятью пистолета по затылку. Он согнулся пополам и, возможно, даже не уловил момент, когда его скрутили, обезоружили и заковали в наручники. Проделав всё это, Герман подобрал брошенное оружие и, придавив плечо стоящего на коленях блондина, наконец воззрился на парочку ещё не опустивших руки беглецов. Макс в этот момент не думал, какое именно выражение застыло на его лице. Он вместе с союзником продолжал стоять в оцепенении ещё несколько десятков секунд, а когда рядом вдруг зазвучал истерический смех, сосредоточился и, вновь завладев своим автоматом, взял Ворожцова на мушку. Слева брюнет уже вовсю заливался нервным хохотом — видимо, развязка произошедшего оказалась для него не меньшим сюрпризом. — Никак не угомонишься? — Мне плевать, что ты тут устроил, — Макс яростно сжимал в руках ствол, упрямо целя в голову. — Ты знаешь, что мне нужно. Я здесь ради сына. Напарник успокоился, по-дружески похлопал Макса по плечу и что-то настойчиво проговорил на керате, но моряк оттолкнул его. Что бы здесь ни происходило, главный вопрос ещё не решён. — Говоришь, его зовут Сашкой? — Ворожцов слегка задрал голову. — Последний Александр, которого я знал, был заодно с теми, кто уничтожил целую планету. Не одобряю ваш выбор. — Прости, забыли позвонить, чтобы посоветоваться с тобой,— даже находясь на грани нервного срыва, Григорьев не мог отказать себе в привычке подшучивать над собеседником. — Я жду ответа. Где мой сын? Герман, нисколько не заботясь о направленном на него дуле автомата, ухмыльнулся: — Он — мой, опять ты за своё… Надо отдать тебе должное — идёшь нап'олом. — Скованный блондин дёрнулся, что-то сбивчиво вереща. Герман с нажимом приставил пистолет к его затылку. — Я тебе уже сказал, где он. Там, где должен быть. У меня его нет. — Сейчас он не с тобой, я вижу! Где мне найти его?? — Хватит истерить! У нас мало времени! Ребёнок давно с Алёной, а ты занимаешься здесь тем, что портишь мне все планы! — Что ты несёшь?! Алёна в лагере! — Да, вместе с сыном! Ты опоздал! — Герман отвёл взгляд и на всякий случай ещё раз пихнул озлобленного младшего офицера. — Мальчишка в вашем заколдованном лагере, я вернул его. Поэтому тебе остаётся только возвращаться обратно. — Почему я должен тебе верить?? Откуда ты узнал про лагерь? — Ваши отправили перебежчика с дезинфо'мацией, чтобы увести внимание полиции. Слишком рискованный шаг, который бы себя не оправдал. И вам повезло, что рядом вов'емя оказался я и вывел этого парня на чистую воду. Так что о лагере я узнал от него. — Бред… Зачем… — горячо прошептал моряк. — Я не верю тебе! Почему ты вернул его? Зачем тогда вообще он был тебе нужен?! — Ты хотел знать, где Сашка? Я ответил. А теперь — не мешайся! Ворожцов грубо подхватил скованного блондина под руку и двинулся обратно к брошенным грузовикам. — Я должен просто взять и поверить тебе?? — Макс стоял теперь в гордом одиночестве, вопрошая вслед Герману. Сзади, у дороги, наметилось движение — увидев приближающегося офицера полиции, все ранее попрятавшиеся от перестрелки люди начали возвращаться к машинам. Бывший напарник Григорьева шёл рядом с Ворожцовым, внимательно выслушивая какие-то его указания. — Чёрт! — выпалил Макс и, не представляя другого выбора, направился за ними. В толпе у грузовиков улавливалась лёгкая неразбериха. Части людей уже и след простыл — прихватив автоматы, самые находчивые улизнули под общий шумок в неизвестном направлении; другие, вооружившись, стояли у обочины, готовые защитить испуганное до чёртиков большинство. После дискуссии народ начал в бодром темпе погружаться обратно в машины. Ворожцов, удостоверившись, что все желающие расселись по местам, поспешил на пассажирское сидение в кабину первого грузовика. — Ты с нами или своим ходом? — Герман приглашающе кивнул на выстроенные позади машины. — 'ешай уже быстрее! Мозг Григорьева взрывался от всех вопросов, которые он просто обязан был задать Ворожцову. Но, судя по всему, действовать быстро было сейчас жизненно необходимым для всех здесь собравшихся, поэтому моряк проглотил свои гнев и гордость и, бросив твёрдое «я с вами», запрыгнул в кузов. Автомобили тронулись и поехали теперь значительно быстрее. Как долго ещё предстояло путешествовать и в каком вообще направлении, было неизвестно, но Макс вдруг почувствовал, что с души словно соскочил камушек; хотя парень не мог признаться себе в том, что поверил бывшему учителю выживания, слова последнего всё же давали ощутимую надежду на благополучный исход и скорое воссоединение с семьёй. — Imkhen, — прозвучало сбоку, и плеча Григорьева коснулась чья-то рука. Пожилой мужчина, держа наготове приоткрытую сумку, в которой виднелись бинты и медикаменты, учтиво покосился на кровоточащую голень. Макс впервые за всё время обратил внимание на свою рану. Парень решил не сопротивляться намерению незнакомца оказать медицинскую помощь. Ещё ведь неизвестно, когда удастся хоть чем-то перекусить и восполнить силы… — Да, спасибо, — пробормотал Макс на всякий случай на веррийском, особо не надеясь на отклик. — Ah, — мужчина подобрался ближе и принялся осматривать ногу. — Пуля только задела, но надо об'аботать. — А вы… — Макс со смесью недоумения и радости уставился на него, — говорите на веррийском? Услышав речь на Человеческом языке, окружающие вдруг взглянули на Григорьева с заметной опаской и начали перешёптываться. — А я 'одился в Кильван, 'аботал там, потом здесь… — Вы — врач? — Да. Это всегда тепе' со мной, — мужчина с задором похлопал по сумке-аптечке. — Вы можете сказать, что здесь происходит? — Макс наклонился, чтобы говорить тише. — Кто все эти люди? Куда мы едем? Не отвлекаясь от обработки раны, доктор пожал плечами: — А никто не знает. В лаге'е сказали, что мы наказаны, что нас должны куда-то увозить. Мы же полук'овки, как Мо́нэ гово'ил — мы для них п'осто 'абочая сила вместо Людей. А сейчас 'эм майо' сказал, что есть п'иказ нас убить, но мы тепе' свободны и уедем из ст'аны. На севе'. Ничего не понятно. — Полукровки? Все эти люди вокруг — не Демоны? — Нет-нет, в Искэ' такие новые законы. Те, кто сейчас ушёл — они гово'или, что в Шелам остались их семьи, их дома, что они всегда считали себя Демонами! Не знаю, что с ними тепе' будет. И что будет с нами. Мне нет места, куда возв'ащаться, у меня никого нет, и полиции я давно уже не ве'ю. — А Герману Ворожцову вы верите? — Григорьев представил, что действия бывшего учителя выживания, скорее всего, представляют сейчас угрозу всем здесь собравшимся. — А, 'эм майо'? Я не знаю, кому ве'ить. Но у нас нет выхода. Майо' сказал, что он пойдёт на севе' с нами. Поэтому мы должны ве'ить ему. Доктор плотно затянул бинт и вернулся на своё место. Слова мужчины дали моряку новую почву для размышлений, и парень не заметил, как в молчании прошло ещё около получаса, по прошествии которых грузовик дёрнулся в последний раз, и его мотор наконец затих. Герман снова взял инициативу, заставил людей сойти с трассы и в спешке идти в указанную сторону. Новый знакомый Макса лишь развёл руками и последовал за общим потоком. — Стой! — моряк, обогнав толпу, поравнялся с направляющим и грубо схватил его за плечо. — Куда ты их уводишь? — К севе'ной границе. — Зачем? — Надо. — А я тебе здесь для чего? — Что? — Ворожцов остановился, с негодованием воззрясь на Григорьева: — Я не приглашал тебя в город, не звал в гости и даже не рассчитывал, что ты объявишься и поставишь под угрозу все мои планы! — Какие планы? Они имеют какое-то отношение к нашему лагерю и моей семье?? — Имеют, но это не твоего ума дела! Я п'осто не мог оставить тебя в городе одного — тогда бы ты точно наломал дров! — Если это касается Алёны и Сашки — это моё дело! Что здесь происходит?? Герман зажмурился, видимо, подавляя желание вдарить сыну старпома промеж глаз. Макс снова почувствовал разливающуюся по телу ярость, но растерянность и непонимание в его сознании пока ещё не давали права поддаться эмоциям. — Хочешь, чтобы я ушёл обратно в лагерь?? Мне нужны гарантии, что увижу там сына! Иначе, — Макс, не обращая внимание на троих вооружённых людей поблизости, нацелил автомат в грудь Германа, — следующий шаг ты сделаешь только через мой труп! Полудемоны не спешили как-то одёрнуть моряка или поддержать майора полиции и с интересом ожидали, чем всё закончится. — Убери ствол, — спокойно произнёс Герман. — Хочешь знать, что здесь происходит? Я не могу рассказать тебе, потому что чем меньше ты знаешь, тем меньше инфо'мации будет у полиции, если они тебя схватят. — Я не намерен раскрывать секретов. Тем более не моих. — Да, не намерен. Но это дело слишком крупное, чтобы доп'ашивать по-хорошему. Они просто залезут тебе в голову и узнают всё, о чём известно тебе. А ты после такого станешь овощем. — А лагерь? — Григорьев, пересилив себя, опустил оружие. — Как это всё относится к нашему лагерю? — Меньше знаешь — меньше вреда принесёшь. Но советую пустить себе пулю в лоб, если попадёшь в плен. Потому что о местонахождении лагеря ты в курсе. А пока, — глаза полицейского снова загорелись раздражением и злостью, — надо как можно быст'ее убираться подальше от машин! Наверняка, нас уже вычислили и скоро пришлют группу захвата. К тому времени мы должны быть на безопасном расстоянии отсюда! Ворожцов кивнул нетерпеливо прохаживающемуся по округе брюнету, и вся большая компания продолжила своё напряжённое шествие по пустынному бездорожью. Жара на удивление не была нестерпимой. Многочисленные скалы и волнообразный рельеф порождали то там, то тут затенённые области, да и худосочной растительности было немало. После пятнадцати минут бодрой ходьбы рана на ноге Макса напомнила о себе. Доктор, видя хромоту моряка, мог только сочувственно наблюдать — делать привал было некогда. Брюнет же всем своим видом показывал намерение идти до конца и выжить любой ценой. Он сам взялся за конвоирование пленного полицейского, чему не был рад Герман, но даже Ворожцов не горел желанием лишний раз перечить этому темпераментному парню. Непонятно, зачем вообще Герман оставил в живых того офицера-блондина? Когда процессия наконец остановилась, измотанный Григорьев рухнул под ближайшим кустом. Врач-полукровка немедля справился о состоянии пациента и дал напиться воды из припасённой фляги. Уставшими выглядели все, каждый стремился принять сидя или лёжа на земле максимально комфортную позу, ибо было ясно, что давать людям полноценный отдых Ворожцов не собирался. Что-то активно обсуждая с брюнетом, мужчина старался говорить громко, дабы привлечь внимание других. — О чём они? — Мо́нэ сп'осил, как далеко нам ещё идти и куда. Как нам защищаться, если полиция нас найдёт. А майо' гово'ит, что на севе'е есть какой-то лаге', мы идём туда. И потом мы пойдём че'ез г'аницу за линию ф'онта. Но я не понимаю, как долго нам идти. Мы уже далеко от Шелам, но до севе'ной г'аницы всё ещё несколько дней пути! — Лагерь на севере? — Григорьев приободрился, осознав, что начинает хоть что-то понимать. — Но это не правда. Я из этого лагеря, и он вообще не на севере, — моряк заговорщически понизил голос: — Боюсь, вашему майору тоже нельзя доверять. Пожилой полукровка, растерянно приоткрыв рот, задумчиво перевёл выцветшие серые глаза на офицера полиции. Последний уже заканчивал общение с брюнетом и поглядывал в сторону Макса. — На следующей остановке мы с тобой распрощаемся, — Герман подошёл к Григорьеву. — Надеюсь. — Ты врёшь им про лагерь? — моряк хотел встать, но нога тотчас заныла. — Наш лагерь не на севере. Куда ты их уводишь? Ворожцов протяжно выдохнул и смерил тяжёлым взглядом доктора: — Твоё дело — добраться до своих. Мы пойдём своей дорогой. Можешь п'оваливать прямо сейчас, мне всё равно. — А что будет на следующей остановке? — Приме'но через полтора часа пути, если поторопимся, мы будем в точке, откуда к вечеру ты сможешь добраться до вашей стоянки. Ты пойдёшь на юго-запад, а мы в противоположную сторону. И я уже всё сказал — никакой дополнительной информации тебе знать не нужно. Герман не собирался больше отвечать на вопросы и готов был уже объявить об окончании привала, но за его спиной вдруг поднялся шум. Полудемоны во главе с брюнетом заметались, загалдели, осматривая со всех сторон каждый камешек и кустик и разыскивая кого-то. — Что случилось? — обратился моряк к своему переводчику, когда Ворожцова отвлекли. — Сбежал лейтенант, пока все здесь гово'или. Но это ст'анно — 'эм майо', кажется, совсем не волнуется об этом...Но ведь тепе' лейтенант сможет 'ассказать всё полиции, и нас найдут! — Сбежал... — тон Макса становился всё увереннее. — Может, майор хотел этого? Что-то здесь не чисто. Скорее всего, он водит вас за нос, доктор. Поверьте, Герман Ворожцов очень хитёр и опасен. — О, нам по'а идти! Тепе' нужно спешить ещё больше. Я буду 'ядом, если нужна помощь. Макс был терпелив. В сложившихся условиях было трудно определить, сколько времени длился этот поход в никуда, но хотя бы рана на ноге перестала ощутимо болеть и причинять дискомфорт в течение первых двадцати минут ходьбы. Возможно, за ними уже организовали погоню; возможно, скоро они услышат в небе шум вертолёта — на что вообще надеяться?! А, может, Ворожцов замыслил самоубийство? Григорьеву приходится быть ведомым, ведь он не может не вернуться... Судя по цвету неба и температуре воздуха, время было уже около полудня, когда выдохшимся людям наконец позволили сбавить темп и устроить перерыв. Брюнет, которого, как Макс узнал от доктора, звали Мо́не, ещё не отошёл от инцидента с лейтенантом, всю дорогу свирепо зыркал на Германа и теперь шушукался в стороне с приятелями, более не посвящая майора в свои разговоры. Ворожцов же перекинулся парой фраз с врачом и вновь приблизился к уже готовому на решающий разговор моряку. — Дойдёшь? — он указал взглядом на раненую ногу. — Хватит, — огрызнулся Григорьев. — Мы оба знаем, что тебе до этого нет дела. Как и до судьбы нашего лагеря и этих людей. — Да-да, — безучастно пробормотал полицейский. Он открыл плотно прикреплённую к поясу сумку-планшет и извлёк оттуда папку, с которой несколько часов назад покинул участок. — Есть ещё кое-что. Ты должен отдать это вашему командиру. — Что это? — Просто отдай. Ты всё равно ничего там не поймёшь. — Если ты так сблизился с нашим командиром, — Макс не спешил принимать из рук мужчины бумаги, — почему не отдашь сам? Вместо этого кормишь людей пустыми обещаниями. — Да, ты прав — мне до этих людей нет дела. Доволен? А тепе' бери документы и проваливай! — Так просто? — парень рывком выхватил папку и всем корпусом подался вперёд, приблизившись вплотную к Герману. — Отпустить тебя так просто после всего, что ты сделал? Я не знаю, как ты был связан со всем этим до крушения корабля, но ты — преступник, и это факт. С самого начала готовился загнать нас сюда? В этом была твоя миссия? В этом суть проекта «Александрия»? Привести нас в итоге в эту дыру после уничтожения Земли, чтобы мы прислуживали здесь кучке возомнивших себя не такими, как все?! Полукровки вокруг притихли, заинтересованные новым конфликтом. — Ты обвиняешь меня в том, что я уничтожил Землю? — усталый взгляд Ворожцова потяжелел. — Я не прочь поговорить с тобой «по-мужски», но, кажется, сейчас не время! — А другого шанса может и не представиться! — моряк всё больше свирепел, сам не давая себе в этом отчёта. — Пусть ты всего лишь пешка в чьей-то большой игре. Но в мире должна быть справедливость, хоть в чём-то! Особенно по отношению к таким паршивым предателям! — Кого я предал? Я никогда не был членом вашей «команды»! У меня был на корабле свой интерес. И пове', дело не только в Алёне! — Да, именно! И в чём же? — Большего ты не услышишь. — А уже и не надо. За тебя говорят твои действия! И ещё — не смей ни упоминать, ни даже думать об Алёне! — Она была очень важной деталью плана, — нарочито пренебрёг словами Макса Герман. — И продолжает ей быть, как видишь. Может, благодаря этому ребёнку ваши ничтожные жизни продлятся чуть дольше! Папка с бумагами полетела наземь, Григорьев схватил полукровку за воротник. В толпе обступающих парочку зевак наметилось движение — некоторые поняли, что в перепалку пора бы вмешаться. — Драка с раненым истощённым бродягой не делает чести, — прошипел Ворожцов. — У тебя нет чести! Ты всего лишь крыса, которая только и делает, что убегает с тонущего корабля! — Идиот, как же ты мне осточе'тел!.. Макса одолевали эмоции. Он понял, как давно мечтал выместить весь свой гнев на бывшем учителе выживания, и теперь был полностью готов сделать это. И никто из тех, что сейчас предпринимали неуверенные попытки разнять двух мужчин, ему бы не помешал... Но совершенно неожиданно вмешалось нечто другое. Грохот автоматной очереди всех сбил с толку. В воздухе засвистели пули, люди бросились врассыпную. Макс с Германом расцепились и припали с разных сторон к одной каменной гряде. Стреляли сзади. Двое Полудемонов уже недвижимо лежали, сдабривая почву кровью. — Этого ты добивался?! — ещё больше обозлился Ворожцов. — Тянул время, чтобы нас догнали и перестреляли?! — Ты сам виноват! — Григорьев стянул с плеча ствол. — Эти люди гибнут из-за твоих интриг! — Не лезь, куда не просят! Беглецы открыли ответный огонь. Судя по коротким очередям со стороны противника, нападавших было немного. А точнее — всего один. В перерыве между перестрелками из-за укрытия раздался уже слышимый Максом ранее голос. Атакующий что-то эмоционально прокричал на керате, Герман ему ответил, и моряк понял, что его догадки подтвердились. — Это он?! Тот самый пленный офицер, который сбежал?! — Григорьев силился перекричать шум перестрелки. — Ты специально дал ему возможность сбежать?? Для чего вообще он был тебе нужен?? Ворожцов проверил обойму своего оружия и с досадой вставил магазин обратно: — Дьявол! — оставшийся без патронов автомат лёг на землю, мужчина достал из кобуры пистолет. — Да, это он! — наконец ответил он Максу из-за разделяющего их каменного выступа. — Для чего нужен? А как бы ещё полиция удостоверилась в том, куда именно мы идём?? — Что?? Для более подробных расспросов момент был совершенно не подходящий. Герман хотел, чтобы полиция знала об их передвижениях? Но ведь сам же всё это затеял, собственноручно перестреляв своих подчинённых... Стрельба по ту сторону укрытий прекратилась, и некоторые из оборонявшихся, подумав, что у противника закончились патроны, использовали затишье для перегруппировки. Майор вновь громко вопросил, обращаясь к нападавшему, и после ответа осторожно выглянул из-за булыжника. Григорьев поступил так же. Лейтенант упрямо скрывался где-то среди камней и кустарников, и даже если Герман и предложил ему сдаться, делать он это, очевидно, намерен не был. Сзади что-то угрюмо прошелестел Моне, и Ворожцов жестом дал полукровкам команду выдвигаться к позициям атакующего. И когда двое из них прошли от силы метров пять, лейтенант неожиданно вновь открыл огонь. Напарника Моне очередь прошила почти сразу. Противник изменил своё местоположение и скрылся из поля зрения Макса за стволом дерева. Герману же, напротив, целиться стало удобнее, однако спустя четыре-пять выстрелов его пистолет затих. Боезапасы стремительно кончались, что не сулило ничего хорошего, и моряк направился в бок на другой край каменной глыбы, к позиции Ворожцова. Кто-то из Полудемонов возобновил стрельбу, разнося в щепки часть древесины. Макса прошиб холодный пот, выстрелы отозвались уколом где-то в груди. Он сидел за камнем на месте Германа. Сам Ворожцов, развёрнутый спиной к укрытию, лежал на боку рядом. Моряк с трудом сглотнул, давясь сухостью в горле, и одной рукой аккуратно переложил майора на спину. Вся левая часть головы мужчины была в крови. И никаких признаков жизни. Внутри, не спеша, начало нарастать непонятное чувство. Макс ощутил щедрый прилив сил, тотчас привстал и украдкой посмотрел в сторону затихшего противника. Неизвестно, отчего на этот раз замолчал лейтенант, но на позициях Полудемонов было заметно движение и слышны разговоры. Моне без особой опаски стоял посреди открытого пространства с оружием наготове. Григорьев вышел из укрытия, чтобы окончательно зачистить огневую точку нападавшего. Припав на каменную насыпь, белокурый лейтенант полулежал в тени сухого дерева, испепеляя взглядом моряка. Одна его рука была плотно прижата к шее в безуспешной попытке остановить льющую из пробитой артерии кровь, вторая ещё намеревалась дотянуться до автомата. Отведя глаза, Макс приставил дуло к голове военного и закончил его страдания. — Это тоже было частью твоего плана? Григорьев нависал над мёртвым Германом и, созерцая поверженного заклятого недруга, старался разбудить в себе характерное ощущение триумфа, торжества справедливости... Тщетно. Кровожадность сыну старпома была совершенно чужда. Состояние шока сменилось осознанием. Нет, он не сожалел. Ворожцов получил то, что давно заслужил. Так правильно. Но последние годы Макс и вся его семья постоянно возвращались к мыслям о возмездии этому человеку. А теперь всё оборвалось так резко и нелепо. И образовавшийся эмоциональный вакуум не сможет просто зарубцеваться в один миг. Одно было ясно уже сейчас — теперь они с Алёной свободны окончательно. Пятеро погибших, включая Германа и лейтенанта. Моне с приятелями вились вокруг тел, присматривая для себя что-нибудь ценное из экипировки. Макс тут же вспомнил про папку. Кроме неё, в сумке-планшете у майора оказалось несколько страниц с какими-то списками и пачка паспортов. В нагрудном кармане пара-тройка листиков — удостоверение и пропуска. — Жаль, что так вышло, а, — рядом с Григорьевым опустился на колени доктор. — Так ско'о нас всех догонят и убьют. 'эм майо' плохо подумал об этом. А Монэ лучше сделать и не сможет... — Да, только майор совсем о вас не думал, — моряк мысленно вернулся к услышанному накануне. — Он сам признался мне, что специально взял лейтенанта в плен, а потом позволил ему сбежать. Чтобы тот сообщил полиции, куда именно мы идём. — Чтобы полиция узнала? — мужчина посмотрел на Германа. — Это ст'анно... Наве'ное, мы чего-то не знаем. Ведь майо' сам вёл нас. — Возможно. Только того, что этот пленный решит вернуться и напасть в одиночку, Герман не ожидал. Ну да он уже поплатился за свою ложь, — Григорьев встал. — Вы же понимаете, что на север идти больше нельзя? И что никакого лагеря там нет? — А куда мы пойдём? — доктор мельком принялся осматривать рану убитого. — Вы будете вести нас в тот лаге', о кото'ом гово'или? — У нас нет другого выбора. Пойдём в наш лагерь, да. Вы должны будете перевести им всё, что я скажу, — Макс кивнул в сторону рыскающих по округе Полудемонов. — Они должны понимать, что их ждёт, и не делать глупостей... И да, нужно спрятать трупы. — Да-да, конечно, надо то'опиться! — поддержал идею врач, но, на секунду задержав пальцы на шее бездыханного майора полиции, вдруг изменился в лице. — О, стойте! Есть пульс! Майо' ещё жив! Моряк, внешне оставаясь совершенно равнодушным, почувствовал, как с макушки окатило холодом. Жив после ранения в голову? Даже если мозг не задет... Герман без сознания и истекает кровью. Он уже не жилец. — У нас нет времени возиться с тяжело ранеными. Тем более он без сознания. У него нет шансов, доктор. — Я могу хотя бы оставить бинты... — Прошу вас, как можно скорее, передайте мои слова Моне и остальным. Все тела и следы нашего пребывания здесь нужно скрыть, — Макс положил руку на плечо мужчины, заставляя того подняться. — Надо действовать быстро. Полукровка заметно сник, но указания не преминул исполнить. Вскоре все павшие были сложены в неглубоком овраге у подножия возвышенности, усеянной пещерами и обрывами. Все ценные вещи, оружие и вода отобраны — мёртвым они уже не нужны. Только фляга, снятая с пояса бывшего учителя выживания, своим тихим плесканием на ходу будто нарочно надоедала Григорьеву, напоминая о произошедшем... Нет, Герман точно уже не жилец. И вода ему не понадобится. Герман Ворожцов остался позади, он мёртв. Почти или уже... Так на месте Макса поступил бы каждый. Жизнь продолжается.***
— Может, к этой? — Да эта тоже на ладан дышит вон! Что-нибудь поприличнее найди. — Где бы найти тут чего поприличнее, тёть Надь! Вот Вика бы нашла. День клонился к ночи. После ужина в лагере было принято коллективное решение каждому привести в порядок свою одежду. Было ли это связано с намерением руководства в ближайшие дни отправиться наконец в поход, куда глаза глядят, никто не знал. И, что бы это ни означало, но около полудня военные на своей базе вдруг активизировались, а пара грузовиков, набитых солдатами, ретировалась куда-то в северном направлении. Главаря беженцев это заметно приободрило, и некоторые начали воодушевлённо рассуждать, что план отвлечения цимов от лагеря сработал — видимо, Эрд наконец добрался до полиции и повёл их по ложному следу... О настоящей судьбе паренька никому, кроме командира, известно ещё не было. Ира сидела в общей землянке, в которой были собраны разные полезные для хозяйства вещи. Её футболка, на которую некогда она уже перешивала вырезанную эмблему «Бегущей по волнам», заметно износилась. Для повседневной носки бы сошло, но память об экипаже заслуживала более опрятного образа. Надежда решила составить девушке компанию и притащила для ремонта кое-какие вещички Ракиты. Ещё пара верриек в соседнем закутке занимались наведением порядка. — Сколько времени уже прошло. А мы всё вспоминаем всех их, кого уже нет с нами, словно вчера виделись... — Да, — Зябликова отложила нитку с иглой и с грустью вздохнула. — Просто ничего не меняется. Застряли мы тут, вот и время... будто остановилось. — А может, и лучше уйти будет? Не можем же тут всю оставшуюся жизнь сидеть! — Надя подняла горевшие слабым энтузиазмом глаза на Ирину. — Чего нам терять-то, а? — Ну, может вам и нечего. А у меня Витя есть. У Алёны Саша. — Эх, и не стыдно говорить такое? У меня все вы, и Витька, и Сашка, и Лера. Все! И хочу, чтоб жили по-настоящему. Особенно вы, молодые. Рисковать страшно, но под лежачий камень вода не течёт! — Вы так говорите, будто от меня что-то зависит, — Зябликова устало отвернулась. — Не я решаю, уходить нам или нет. — Решаешь не ты, но жизнь-то продолжается, даже здесь! — Соломатина вдруг встала, откладывая в сторону скомканную одежду старпома. — Я тут вот недавно находила кое-чего... Недолгие поиски в куче коробок и залежей тряпок завершились искомой находкой — на столике-бочке Надя разложила тюбики и палетки. — Ого, это косметика?.. — с интересом, хотя и не без присущего ей скепсиса Зябликова рассматривала коробочку, похожую на тени. — Откуда это стащили и для чего? — Откуда — не знаю, но правильно это, я считаю. Вот когда ты красилась последний раз? Ира не хотела поддаваться на Надины уговоры заняться макияжем, считая это совершенно бессмысленным занятием. Тогда Соломатина сама уселась перед зеркальцем, выкручивая из футляра помаду тёмно-розового оттенка. — Ну и? — женщина с важным видом повернулась к Ирине, любуясь накрашенными губами. — Смотри, какой сюрприз сегодня ждёт нашего старпома. Давай, присоединяйся! Бывшая курсантка лениво взяла в руки коробочку с чем-то, напоминающим бежевую пудру, и начала неуверенно наносить содержимое на лицо. Закончившие уборку в соседнем помещении веррийки прошли в комнату и с интересом обступили морячек. Одной из подошедших оказалась вельсийка Элмари, которой не понаслышке было известно о происхождении этих косметических средств. — Я использовала это, когда мы ехали в автобусе, чтобы быть похожей на Демона. И на... одну девушку, у меня были её документы. — Интересно, откуда у Германа косметика? — Это от одной знакомой...— пролепетала Элмари, явно не горевшая желанием рассказывать, как именно были «позаимствованы» вещи. — Вам очень идёт. Такая светлая кожа. Когда я прислуживала в Кильване, там было много красивых женщин с почти белой кожей. — Ещё бы! — подхватила Соломатина. — Ира у нас красотка, каких поискать! — Да какая она у меня светлая? — Зябликова уже вычерчивала подводкой чёрные линии на верхних веках. — На солнце вон вся давно выгорела... — А эту пудру можно использовать, чтобы скрывать шрамы от татуировок на скулах, — заметила другая беженка. Вельсийка тем временем ненадолго отлучилась, чтобы разыскать под беспорядочными тюками знакомое платье. — Ещё вот это, — она развернула наряд. — Ой, красота какая, Ир! — Тёть Надь, вы меня на бал что ли собираете? — Зябликова повернулась обратно к зеркалу и покачала головой, чтобы осмотреть свою работу со всех сторон. Надежда, приняв в свои руки платье, приложила его на грудь девушке: — Ирка... Петька твой просто умрёт! Бывшая курсантка измученно закатила глаза под единодушное хихиканье остальных. Трое вошедших отвлекли всеобщее внимание от Иры — в землянку спустилась Алёна с двумя своими подопечными. — Вот, где наша мама! — Громова направила маленького Виктора к подруге, и мальчик с радостью бросился обнимать Зябликову. — Какая она у нас сегодня красивая! Капитанская дочка осеклась, заметив Элмари, и поспешила взять Александра на руки. Вельсийка, и до этого старающаяся держаться тихо, совсем поникла, напрочь стерев с лица следы недавней улыбки. Она подождала, пока Алёна с сыном отойдут от входа, и быстрыми шажками покинула землянку. — Вот это у вас тут салон красоты... — Да, а что? — Соломатина с гордостью посмотрела на Иру. — Не пальцем деланные! — Что, наигрались на сегодня? — Зябликова обхватила руками прильнувшего к ней Виктора. — Спать хотим? — Я просто не хочу брать их с собой на своё обычное место. Там всё-таки очень близко к барьеру. Надежда, во время разговора завлекавшая Александра демонстрацией тюбиков, наконец добилась своего — мальчик заёрзал на руках матери, желая пойти к бабушке. — Как он? Оттаял? — Ты знаешь, сегодня немного лучше. Но... до сих пор не говорит. Вообще ни звука... — Ой, да что это они там разгалделись-то, а? — проворчала Надя в ответ на нестихающий уже несколько минут шум наверху. — Что там происходит у них? — Не знаю. Когда я к вам шла, ничего не было. — Думаю, Сашка скоро заговорит, — продолжила тему Ира. — Пусть с Витей почаще общаются. — Да... Это так хорошо, что он не единственный ребёнок в лагере. А то мы со своими заботами... У детей должно быть детство. — Алёна!! В укрытие влетел Рома. — Ром, ты чего?! — Ира недовольно поморщилась и крепче прижала к груди напуганного криком Виктора. — Что случилось? — Алён, там!.. Идём, ну же! Идёмте все! Поломарчук потянул Громову наружу. Остальные припустили следом. Солнце уже зашло за горизонт, и всё вокруг с минуты на минуту готовилось погрузиться в сумерки. Поэтому моряки не сразу поняли, что за столпотворение собралось в середине лагеря, и кто эти люди. — Макс... Лагерные часовые окружили скопление незваных гостей, держа оружие наготове. Эрбет с пистолетом в руке стоял напротив Григорьева, о чём-то настойчиво вопрошая. Но тот его уже не слушал. Алёна что есть сил вцепилась в парня, едва держась на ногах. И она упала бы, не заключи её Макс в крепкие объятия. Она молчала и плакала. Они наконец-то были вместе.