***
Каждое утреннее и вечернее построение проходило под звуки гимна, которые исходили из рупоров, установленных по всему городу. В этот вечер привычная и столь прекрасная мелодия дополнялась ещё и не менее душевными словами — Жрицам в Храме не было равных в пении. Очарованные гимном солдаты после окончания трансляции остались стоять под развевающимся чёрно-золотым полотном — офицер обязан был назначить двух человек на ночное городское дежурство. В ожидании объявления имён в строю все непривычно нервничали. Когда первым назвали верзилу Долэма, никто не отреагировал, но вскоре прозвучало второе имя: — Андрей Изото́в. — Курсант «Бегущей по волнам» спокойно вышел из строя, а в шеренге послышались слова удивления и сочувствия. После отбоя Грайф, лёжа на кровати, пояснил Виктору и Герману причину беспокойства сослуживцев: — Сегодня же Энхильмэ! Патрулировать полукровке ночной город и так опасно, а в эту ночь тем более! Зачем они это сделали? Он же новобранец!.. Этот ваш Андрей ужасный неудачник! — Я сколько ни слышал разговоров, так и не понял, что такое это Энхильмэ! — посетовал Громов. — Ха! Я пытался вам объяснить, да вы какие-то… трудные! Это только видеть надо, тогда, может, поймёте. Вот не ложись сегодня спать, а погуляй где-нибудь по территории — может, и заметишь чего, и поймёшь! — Я говорил с Андреем, — капитан, занятый скомканным пододеяльником, приблизился к Герману. — Он попытается лучше осмотреться в городе, но ничего не обещает — ночь на дворе, сам понимаешь. — Осматриваться ночью вообще не вариант. Ты же был в этом городе — там и днём сам чёрт дорогу не разберёт. — Ладно… Нам нужен, нужен план! — Виктор обернулся к соседней кровати. — Эй, Грайф! А за что досрочно на дежурство могут отправить? Если провинишься в чём-нибудь, например? — Ну, нет! — охотно откликнулся рядовой. — Если провинишься, то тебе что-нибудь похуже дадут, смотря чего натворил. Ну… если попытаешься сбежать, например, отдадут местным учёным. На опыты, — он широко заулыбался. — У них тут лаборатории недалеко. Был случай просто, говорят. А что, так на дежурство хочешь? Понравилось гулять на воле? А, может, Мирэлу встретил? — Кого? — вдруг оживился Герман. — Ха-ха! Неважно! Это секретная информация! А вообще, это имя из известной песни, — солдат отвлёкся и принялся выпрашивать у остальных музыкальный инструмент, напоминающий гитару. Спустя полчаса в казарме потушили основной свет. Вскоре притихла вся часть. Виктора всё преследовали если и не кошмары, то крайне неприятные и муторные сны. А в эту ночь капитана во сне ещё и оглушал какой-то шум. То ли песня, то ли хрип — разобрать было трудно, но Громову казалось, что этот звук буквально разрывает ему голову. Так что примерно через три часа Виктор проснулся. Он, уставившись в каркас верхней койки, силился вспомнить прошедший день. Многие моменты, может быть, очень важные, успели забыться после мучительного сна. Но затея оказалась невыполнимой. К удивлению, он хорошо помнил последний разговор с Грайфом и его совет о прогулке по ночной территории. Виктор удостовериться, что все спят, привстал с кровати и уже потянулся за одеждой, как его взгляд привлекла одна странная деталь. В нескольких метрах от себя, на потолке, при свете четырёх лампад Громов увидел чёрное пятно. Сперва он подумал, что это просто тень, но такое предположение быстро отпало. Пятно, извиваясь подобно дыму, вдруг начало перемещаться. Виктор замер, но обратно в постель не лёг. Живая тень проползла вдоль стены, касаясь спящих на верхних койках солдат и вытягивая вперёд два полупрозрачных щупальца. Сердце сжалось так, что, казалось, прекратило биться. А пятно всё приближалось, петляло меж кроватей и постепенно снижалось. Когда нечто достигло соседней койки, Виктор резко лёг в постель и замер. Ему вдруг показалось, что из тёмного дыма вырисовываются голова и два горящих глаза. «Какой глупый сон», — мелькнуло в голове. Он зажмурился, почувствовал холодный ветерок… и провалился сознанием куда-то в бездну. ... — Я же говорил! Вот именно этого я и боялся! — лепетал за завтраком Грайф. — И не надо ничего тут придумывать и надеяться! Говорю вам — лежит сейчас обескровленный труп вашего Андрея в какой-нибудь тёмной подворотне! С самой первой минуты, как все проснулись, стало известно, что один дежурный не вернулся с патруля. И теперь озабоченные этой новостью Виктор и Герман вынуждены были выслушивать рассказы сослуживцев про вампиров, демониц и бесов, рышущих в огромных количествах по Шеламу в ночь праздника. — Нет, вы слышали?! Он не верит! — воскликнул Грайф, услышав от Громова обвинение в несении бреда. — Ты смотри, при офицере такое не скажи! Надо было тебе сегодня в полночь пойти в холл на молитву. Не верит он! А друга вашего, точно говорю, нет в живых! Вон, уже час ищут, и не нашли! Так что давайте поздравим нашего Андрея, друзья! Если, конечно, он в Ад попал. Герман и Виктор не могли выдержать ещё и демагогию про Ад и Дьявола и поэтому поспешили уйти с завтрака. В перерыве пришёл офицер, поведал про ужасную трагедию какого-то батальона под каким-то Шер-Самрэ и раздал каждому рядовому по три небольших глиняных пластинки. — Это что? — Ворожцов устало посмотрел на новые непонятные вещицы. — Эй, друг, — Грайф окинул его внимательным и сочувствующим взглядом, — ты всё-таки не с нашей планеты, да? Ну это же деньги! Еженедельное жалованье! Как?! Как можно не знать про деньги?! Или на вашем этом далёком северном острове были другие?! — Другие. И не надо так реагировать. И на что их тратить? — У нас на территории части есть клуб! Конечно, вы с Виктором не знали! Там есть шлюхи и выпивка! — Какая-то у вас странная армия… Информация про клуб оказалась небесполезной. Этим же вечером Виктор и Герман отправились туда выпить за помин души Андрея Изотова, обескровленное тело которого нашли ещё днём в бедном квартале города. Они не отказались бы и от услуг проституток, но в клубе их оказалось на удивление мало, так что морякам уже никто не достался. На обратном пути Громов и Ворожцов завернули к Максу. Тот был почти в ярости: — Товарищ капитан, вы ещё только вчера, уверяли, что при первой же возможности освободите наших! — Так где эта возможность?! Была надежда, огромная надежда на дежурство Андрея! Кто знал, что всё так произойдёт?! — И теперь что, будем опускать руки?! Пусть погибают! Алёна, Лера, мой отец, все пусть погибают! Так?! — Я не могу! Мы пока что бессильны! По периметру — охрана, по городу — охрана! Мы можем рассчитывать только на легальные вылазки в город! — Я вас не узнаю, капитан! — Григорьев чуть ли не терял дар речи от негодования. — С каких пор вы стали таким… осторожным? Нет, даже трусливым! Вы всегда отличались здравомыслием, мужеством! А сейчас готовы сидеть, поджав хвост, даже когда вашим дочерям угрожает смерть?! Посмотрите на себя оба! Вам самим уже мозги промыли! При этих словах Виктор побелел. Помотал головой, будто спросонья, потёр глаза: — Давайте не сегодня… Боже мой… — прошептал он, задумчиво уставился в землю и быстро зашагал прочь.***
Зря Григорьев так возмущался в прошлый раз. Ведь теперь прошло две недели, двенадцать дней по местному календарю, а прогресса в освобождении членов экипажа «Бегущей по волнам» до сих пор не было. Но мало что зависело теперь от инициативы Виктора и Германа. Спустя три дня после гибели на дежурстве рядового Изотова произошёл ещё один инцидент. Двое солдат дезертировали из части. Одному удалось скрыться, второго поймали и на глазах у всей роты пристрелили. А теперь распорядились ввести в части особый режим. Отменялись все городские дежурства, увеличивались часы физической подготовки, офицеры-'полукровки' заменялись чистокровными 'Демонами'. Моряки ещё больше растерялись, хотя времени зря тратить не думали. У них уже был составлен подробный план территории части. Правда о положении дел за периметром информации почти не поступало. В обыденной жизни новшества были незначительными. За эти две недели Виктор успел упасть два раза с лошади на занятиях по езде. Герман же в поединке одолел местного авторитета Долэма и обзавёлся нежелательной пассией. Главная медсестра из санчасти, девушка с несуразной фигурой и причёской пуделя, норовила всюду преследовать Ворожцова просто для того, чтобы в упор пялиться, довольно ухмыляясь, или орать на него совершенно беспричинно, так что он не знал, куда от неё деваться. На второй Энхильмэ Громов всё-таки решился пойти в холл к полуночи. Тогда там вокруг зеркала и шестисвечного канделябра собралось человек пятнадцать, в центре которых — облачённый в свою обычную чёрную одежду местный учитель письменности. Виктор не стал присоединяться к остальным, а встал поодаль. Ровно в полночь по радио началась трансляция молитвы из Храма, которую тут же подхватил учитель и зажёг шестую свечу в подсвечнике. Когда молитва закончилась, все ещё молча стояли, склонив головы. А через пару минут Громов, вгляделся в зеркало и увидел то самое нечто, что напугало его однажды ночью. Тень вылетела из зазеркалья и упорхнула в окно, за ней вторая и третья… Капитан тогда решил не задерживаться в холле и, как в полусне, поплёлся в казарму. Что касается Макса, то он всё продолжал ругать бездействие Громова и Ворожцова. Временами, особенно, когда его выпускали из клетки для тренировок, Григорьев пытался тайком прихватить оружие, но всякий раз появлялся Виктор и настоятельно отговаривал его от рискованной затеи. Макс понимал, что план побега из части готов, что как только контроль над солдатами ослабнет, сразу начнут действовать, но не мог он забыть условий, в которых содержались пленные на рынке, не мог освободиться от мысли, что дорога каждая минута. Ведь всех могут просто распродать, и тогда положение станет ещё более плачевным. Макса задевала беспечность, с которой разгуливали Виктор с Германом. В некоторые моменты он с сочувствием думал, что эти двое постепенно становятся жертвами какого-то психологического эксперимента. А ещё он думал об Алёне. Каждое утро Григорьев мечтал проснуться в каюте, но как только над сонным городом раздавалась мелодия 'цимейского' гимна, всё внутри обрывалось. Думал ли об Алёне Герман? Большую часть времени он просто не помнил о ней. Но иногда по ночам разбуженный очередным нелепым сном Ворожцов вспоминал запах её волос, тепло её тела, когда дочь капитана лежала рядом в каюте номер пять. Вспоминал он о ней, и когда оставался наедине с Максом. В эти моменты они мало о чём говорили, но старались не ругаться и не язвить. Ворожцов, наравне с Громовым, даже приносил Григорьеву кое-что из еды. И всё равно у обоих парней при встрече появлялось стойкое желание придушить друг друга. А сегодня на построении вдруг объявили, что ужесточённый режим отныне отменяется. И тут же назначили городских дежурных на первую половину дня, один из которых — рядовой Ворожцов. Ликованию моряков не было предела. — Германа на дежурство отправляют! — поспешил поделиться новостью капитан. — Наконец-то! Пора действовать. Жалко, конечно, что не нас вдвоём… Итак, сейчас он разузнает ситуацию на рынке, поговорит со всеми нашими, осмотрится в округе. И тогда уже этой ночью будем действовать. — Да, жалко, что не вас отправили… — Григорьев начал что-то искать в земле. — Товарищ капитан, Герман ещё не ушёл? У меня будет к вам просьба. Не могли бы вы мне сейчас принести клочок бумажки и что-нибудь пишущее? Только пока дежурные не ушли… Виктор быстро сбегал в учебный кабинет и прихватил необходимое. Макс написал что-то на бумаге, отряхнул закопанную в землю упаковку тонкого крекера и малюсенький бледный цветочек. — Вот… — протянул он гостинцы Виктору, — помните, вы это приносили мне?.. А цветок здесь, в пучке травы нашёл… Товарищ капитан, привяжите как-нибудь эту записку и цветок к печенью, только так, чтобы Герман не видел. И отдайте ему, попросите передать Алёне. Но не говорите, что от меня. Пожалуйста. — Хорошо, — Громов понимающе закивал. — Я понимаю. Попрошу передать, о тебе ни слова.***
— Двадцать пятый участок? — промямлил охранник на посту и вручил Герману талон. — Не завидую. Там скука смертная, ни одной лавки даже нет. Ворожцов хорошо подготовился к дежурству. Причём главная подготовка состояла в правильном настрое, направлении мыслей на нужную цель. Так что, выйдя за ворота части, Герман сразу пошёл в сторону рынка, старательно прокладывая в памяти маршрут. И плевать, что на двадцать пятом участке не досчитаются патрульного. За всю эту авантюру в случае провала их всех уже заведомо ждёт смертный приговор. Терять нечего. Но на полпути Ворожцову пришлось сбавить энтузиазм. По и без того неширокой улице шла какая-то траурная процессия. Толпа народа и грузовики с накрытыми флагами мёртвыми телами не оставляли шанса пройти в сторону рынка, так что пришлось встать у обочины и ждать, пока всё проедет мимо. За грузовиками шли женщины, много женщин, и у всех головы были покрыты тёмно-зелёными платками. И как сжалось сердце Германа, когда среди них он увидел Её прекрасное лицо, обрамлённое атласной изумрудной тканью. Но сейчас оно было не только гордо, но и грустно, и покорно, и оттого ещё более очаровательно. «Что за проклятье?» — промелькнуло у Ворожцова в голове. Почему именно он снова встретил Её, эту Мирэлу? Процессия была уже позади, а Герман всё стоял на месте, пытаясь собраться с мыслями. И только он сделал шаг, как на него тут же налетел парнишка лет десяти. Из кармана у Ворожцова выпала данная ему Виктором для Алёны пачка печенья. С ударившейся о землю упаковки полетели какие-то бумажки и трава. — Рэм! Дай печенья! — начал приставать оборванец. — Ну, рэм, пожалуйста! Ну, угости! — Иди, куда шёл! Отстань! — Герман поторопился подобрать всё, что упало, отстранил рукой попрошайку и направился вперёд. — Ройце! Чтоб тебе пусто было! — злобно прокричал ему вслед детский голос. Пройдя несколько метров, Ворожцов остановился, чтобы получше разглядеть непонятно откуда взявшуюся бумажку. «Стукачка, держись. Я с тобой», — было написано там. В записку оказался вложен крошечный беленький цветок. Герман стиснул зубы от злости, скомкал листок и швырнул его куда подальше, спрятав травинку и печенье обратно в карман. Спустя пятнадцать минут он нашёл и рыночную площадь, и нужную клетку. Приглядевшись ещё издалека, Ворожцов заметил, как похудели Алёна с Ирой. Всего затворниц теперь было только пять, вместо семи. — Когда вы что-либо предпримете?! По-моему, вам плевать на всех нас! — подсев поближе, запричитала Зябликова, когда увидела Алёну, обнимавшую Германа через прутья решётки. — А ну, молчать! — Ворожцов с опаской озирался по сторонам. — Шуми поменьше, тогда, может, что-то и выйдет!.. — он достал флягу с водой и отдал заключённым. — Много по ночам тут охраны? — На улицах ночью бывает много не столько охраны, сколько обычных прохожих… Точнее, они не совсем обычные, какие-то… жуткие… Здесь всё жуткое! А в некоторые ночи что-то необъяснимое творится, — пролепетала Алёна, у которой в глазах теперь постоянно стояли слёзы. — Этой ночью… или, по крайней мере, скоро — всё закончится… У меня сейчас мало времени, мне нужно до полудня ещё успеть по возможности обследовать город… Алён, тут тебе отец передал, — Герман достал из кармана пачку печенья, — в последний момент. Просто не думали даже, что дежурство назначат, поэтому больше ничего не взял. — Спасибо! Большего мы и спрятать тут не смогли бы… Папочка… Как я по нему скучаю! И по Лере… Зайди к Лере, и, если время останется, расскажи мне, как она, пожалуйста! Больше нет никаких новостей? — Нет, — Ворожцов поставил себе табу на упоминания про Макса. — Надеюсь, всё сегодня разрешится… — он достал из кармана маленький цветок и протянул Громовой. — Вот, кстати, нашёл… Где тут ещё цветы увидишь? — Настоящий?! — не скрыла восхищения Алёна. — Спасибо… Герман… — в засиявших на миг глазах вдруг вновь затаилась грусть. — Я и не думала, что здесь есть цветы… Может, это знак, что всё будет хорошо?***
Виктор так и воспрял духом, когда офицер отдал ему приказ пойти в город и купить молитвенных свечей. Вместо того, чтобы внимательно слушать указания, где найти подходящие лавки, Громов вовсю представлял, как увидит Алёну, Леру, как найдёт идеальное место для временного прикрытия… Капитан не шёл, а почти бежал по улицам, мечась из подворотни в подворотню и на каждом углу расспрашивая путь до невольничьего рынка. Попетляв так около двадцати минут, он вышел на улочку с большой клеткой и устремился к ней. Удача сегодня явно улыбалась Виктору. Подойдя ближе, за решёткой он увидел Юру и Орлушу. Заметить их, однако, было трудно, так как оба полулежали в самом дальнем и тёмном углу. Да и смотреть на Ракиту было страшно. Капитан никогда не видел друга таким худым и заморенным. Громов приблизился к клетке с другой стороны и вполголоса позвал заключённых: — Юра! Орлуша!.. Ракита!.. Старпом!!! Наконец Ракита услышал зов, повернул голову и, встретившись глазами с капитаном, растолкал Орлушу: — Орлуша… слышишь? Посмотри!.. Мне… мне не мерещится? — К-капитан! — воскликнул парень и поспешил поближе к Виктору, утирая на ходу выступившие слёзы. — Н-нет, т-товарищ старпом! Вам не к-кажется, это правда наш к-капитан! — Орлуша, тише! Не шуми, — успокоил его Громов. — Юра, как ты?! Юра, скоро всё закончится, слышишь?! Мы всё сделаем, вам ещё совсем немного тут продержаться надо! Вот, воды возьми, попей! — он протянул флягу. — Слышишь, старпом?! Вид у тебя, конечно… Как твоё состояние?! — Вить, я ничего не понимаю, что за хрень здесь происходит! — Ракита говорил медленно, с трудом. — Ты почему в этой форме?! Кто эти бандиты?.. Якорь им в зад… И где наш экипаж, наш корабль? Надя, Лера, Макс — все они где?!.. — старпом замолчал, чтобы перевести дыхание. — Юра, мы с Германом… Я расскажу всё тебе, выберемся и расскажу! Скоро мы вытащим тебя отсюда! Все где-то здесь, сидят так же, как и вы. А Макс с нами, с ним всё в порядке… Юр, что с тобой? Ты совсем обессилил. Ты должен держаться! Вспомни, в каких передрягах с тобой бывали!.. — Витя… — прервал старпом бодрую речь Громова, — ты прости, что раньше тебе не сказал… и Надьке не сказал… Вить, у меня рак. — Вот, скотина! А ну, пошёл отсюда! — раздался за спиной капитана скрипучий голос, и чья-то рука схватила его за шиворот. — Что, к ним захотел?! Я могу тебе это устроить, ройце! — охранник повернул Виктора к себе лицом, крепко держа за шею, и заорал на всю улицу, — Дежурные! Патруль! Здесь нарушитель! — Где нарушитель? Этот? — выдал себя за патрульного вовремя появившийся Герман. — Спокойно, рэм! Патруль уже здесь. Сейчас со всем разберёмся! — Он общался с заключённым и даже… — начал было наговаривать работорговец, но Ворожцов тут же перебил его: — Я говорю — разберёмся! Не волнуйтесь, рэм, возвращайтесь-ка лучше на своё место и следите за товаром внимательнее! — Герман для вида заломил капитану за спину руки и повёл дальше по улице. Пройдя так несколько метров, он отпустил Громова. — Ты как здесь оказался?! — Свечки купить отправили… — Виктор выглядел убитым и до глубины души поражённым. А в следующий миг капитан вдруг встрепенулся, как ужаленный, и потянул руки к кобуре, так что Ворожцов едва успел уберечь его от глупости. — Ты что делаешь?! Нашёл время!.. Спокойно! Что случилось-то? Эмоции переполняют? Держи их под контролем! — У Юры рак!.. Они здесь… А мы всё это время там… — не унимался Громов. — Спокойно! Вон, видишь ту клетку? Там Алёна и Ира. — Виктор тут же дёрнулся в указанном направлении, но учитель выживания задержал его. — Но мы пока что туда не пойдём, чтобы не привлекать внимания, я только что оттуда. А пойдём мы вдоль по улице к остальным, там же и Лера. Потом вернёмся сюда. Мужчины поспешили прямо. Там, вокруг клеток с рабами, столпилось много народа, так что невозможно было даже разглядеть заключённых. — Здесь некоторые курсанты должны быть, — пояснял Ворожцов, — там — Надежда, Ксения, курсантки, а в дальней самой — Лера твоя. — Капитан! — вдруг послышалось в толпе слово на русском языке. Громов завертел головой. Среди множества покупателей, охранников появилось знакомое лицо. Ксения, закованная в тонкий ошейник, с завязанными руками стояла около одной из решёток и хлопала испуганными глазами, впиваясь взглядом в Виктора. — Товарищ капитан! Виктор!!! Виктор, это вы!!!.. Герман! Мы здесь!!! Мы все здесь!!! — закричала она так громко, что прохожие поначалу оторопели, а затем начали оглядываться на двух солдат-полукровок, к которым обращалась кричавшая женщина. — Ксения! — не выдержав, заорал в ответ Громов. — Ксения, не бойтесь!!! Мы вытащим вас! Ксения! Данилова продолжала причитать, а тем временем её уже уводили прочь с рынка купившие её люди. — Что вы здесь устроили?! — воскликнул Герман. — Спрячься пока куда-нибудь и иди к Лере, а я прослежу, куда Ксению уводят! Но было поздно. Все бывшие члены экипажа «Бегущей по волнам» повскакивали с мест, начали звать капитана и размахивать руками. В этом хаосе Виктор услышал тонкий детский голосок, звавший папу. — Лера!! — бросился он сквозь металлические прутья обнимать дочь. Ворожцов ещё норовил поскорее увести Громова, но когда он приблизился к одной из клеток, за рукав его крепко схватила больше всех истерившая Вика... Многоголосное стенание разорвала автоматная очередь. Рынок погрузился в безмолвие. Двое рядовых с жёлтыми нашивками на воротниках вышли на центр улицы. — От клеток отошли оба! — скомандовал один из Демонов. — Что тут происходит?! — Я здесь дежурный, — с вызовом заявил Ворожцов. — Ха! Да ладно? Покажи талон на этот участок! — С какой стати ты приказываешь мне? Ты такой же рядовой! — Такой же? У меня кровь почище будет, — оскалился солдат. Увидев, что Герман схватил автомат, он немедленно среагировал и взял противника на мушку. Второй военный прицелился на Громова. — Нет-нет. Не советую. — Герман, — капитан окинул взглядом напуганных заключённых, — не надо. Ворожцов опустил оружие, двоих моряков тут же подтолкнули вперёд, связав руки, и упёрли дула им в спины. — Может, сразу их пристрелить? — с издёвкой посоветовался с товарищем один из Демонов. — Нет, иначе нам тоже достанется. В отделение их! Вперёд, пошли!